Читать книгу «Ночное кино» онлайн полностью📖 — Мариши Пессл — MyBook.
Marisha Pessl
NIGHT FILM
Copyright © 2014 by Wonderline Productions, LLC
All rights reserved
Издание подготовлено при участии издательства «Азбука».
© А. Грызунова, перевод, примечания, 2016
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2016
Издательство Иностранка®
* * *
Памяти моей бабушки Рут Хант Редингер (1910–2011)
Смертный страх важен не менее любви. Он пронзает нашу жизнь до глубин нутра – и так мы понимаем, кто мы есть. Попятишься, прикроешь глаза? Или тебе хватит сил шагнуть к обрыву и заглянуть в бездну? Хочешь ты знать, что там обитает, или и дальше жить в сумеречном самообмане, где нас заточил этот мир торгашей, где мы заперты, как слепые гусеницы в вечном коконе? Что ты сделаешь – зажмуришься, съежишься и умрешь? Или с боем пробьешься наружу и взлетишь?
Станислас Кордова.
«Роллинг Стоун», 29 декабря 1977 г.
«Роллинг Стоун», 29 декабря 1977 г.Нью-Йорк, 02:32
Как ни крути, у каждого из нас – своя история про Кордову.
Скажем, соседка нашла его фильм в коробке на чердаке и больше не заходила в темные комнаты одна. Или чей-то парень похвастался, что в интернете отыскал пиратские «Ночами все птицы черны», посмотрел и теперь не желает об этом говорить, словно это было чудовищное испытание, которое он едва пережил.
Можно относиться к Кордове как угодно – одержимо пересматривать, равнодушно пожимать плечами, – но он живет, чтобы мы были против. Он – разлом, черная дыра, невнятная угроза, беспощадная вспышка неведомого в нашем чересчур обнаженном мире. Скрывается в подполье, незримо шныряет по темным углам. Прячется под железнодорожным мостом в реке, где таятся все потерянные улики и ответы, которым не увидеть света дня.
Миф, монстр, смертный муж.
Но я все-таки верю, что Кордова, когда нужен позарез, умеет выйти навстречу, как загадочный гость, которого замечаешь через всю комнату на многолюдной вечеринке.
Глазом не успеешь моргнуть, а он стоит прямо перед тобой, у чаши с пуншем, и смотрит, когда ты оборачиваешься и небрежно интересуешься, который час.
Моя история про Кордову во второй раз началась дождливой октябрьской ночью – я был один из многих, кто носится кругами, со всех ног мчится в никуда. В третьем часу я бегал вокруг водохранилища в Центральном парке – рискованная привычка, завелась у меня в последний год: я был так накручен, что не уснуть, меня по пятам преследовала инерция, и нечем было ее объяснить – разве только смутной догадкой, что лучшие годы жизни позади и улетучились шансы, которые в юности я так естественно предвкушал.
Холодно было, я до нитки промок. Гравийную дорожку изрыли лужи, черную гладь водохранилища окутал туман. Он застревал в прибрежных камышах и стирал окраины парка, словно их нарисовали на бумаге и отодрали кромку. От величественных небоскребов Пятой авеню остались только редкие золотые огоньки, что горели во мраке, отражаясь в воде у берега, точно потускневшие монетки на дне.
Под очередным чугунным фонарем моя тень рывком бросалась мимо меня, поспешно бледнела и отклеивалась, – наверное, ей духу не хватало остаться.
Заходя на шестой круг, я миновал Южный гидроузел, глянул через плечо и увидел чью-то фигуру.
Под фонарем стояла девушка – лицо в тени, алое пальто пропитано светом из-за спины, разрезает ночь мазком ярко-красного.
Девушка, здесь, одна? Совсем рехнулась?
Я развернулся, смутно досадуя на девчонкину наивность – или беспечность, или что уж там привело ее сюда. Женщины Манхэттена, конечно, роскошны, но порой забывают, что не бессмертны. Развеселыми пятничными вечерами рассыпаются по городу, точно конфетти, думать не думают, в какую дыру провалятся к субботе.
Дорожка вела на север, дождь колол лицо, кривым тоннелем нависали отяжелевшие ветви. По щиколотку забрызгавшись грязью, я обогнул ряды скамеек и дугу мостика.
Девушки как не бывало.
Но затем далеко впереди мелькнуло красное. Я еле рассмотрел – оно опять исчезло, – а вскоре различил темный худой силуэт: она медленно шагала впереди вдоль чугунных перил.
Черные сапоги, темные волосы до лопаток. Я поднажал: обгоню ее под фонарем, пригляжусь, все ли с ней хорошо.
Но когда приблизился, отчетливо заподозрил, что хорошо не все.
Стук шагов – слишком тяжелы для этой худышки, и шла она одеревенело, словно поджидала меня. Мне вдруг почудилось, что, когда я ее нагоню и она обернется, лицо ее вовсе не будет молодо – лицо будет старое. Истраченное лицо старухи вперится в меня запавшими глазами, рот – как рубец топора на древесном стволе.
Осталось всего несколько футов.
Она поднимет руку, сцапает меня за локоть, и хватка ее будет по-мужски сильна, ледяна…
Я пробежал мимо, но она не подняла головы, спряталась за волосами. Когда я снова обернулся, она уже выступила из-под фонаря в темноту – безликий силуэт, вырезанный из мрака, плечи очерчены красным.
Я побежал дальше, срезал по дорожке, что петляла меж густых кустов, и ветки хлестали меня по рукам. В следующий раз, когда нагоню, остановлюсь, скажу что-нибудь – посоветую домой идти.
Но я намотал еще круг, а ее не увидел. Оглядел склон холма над конными дорожками.
Ничего.
Я добежал до Северного гидроузла – каменное здание, для фонарей недосягаемое и облитое темнотой. Ничего не разглядишь, только узкие ступени под проржавевшими дверями, на дверях цепь с замком, рядом табличка: «НЕ ВХОДИТЬ! СОБСТВЕННОСТЬ НЬЮ-ЙОРКА».
Приблизившись и задрав голову, я вздрогнул: она была там, стояла на крыльце, сверху вниз смотрела на меня. Или сквозь меня?
Когда мозг переварил эту картину, я уже слепо промчался дальше. Но то, что я рассмотрел в эту долю секунды, снимком со вспышкой плыло перед глазами: спутанные волосы, кроваво-красное пальто во мраке запеклось бурым, лицо поглотила тень, – может, и лица-то никакого нет.
Мне явно не стоило пить четвертый скотч.
Было время, и не очень давно, когда я так запросто не пугался. «Скотт Макгрэт, журналист, который спустится в ад, лишь бы взять интервью у Люцифера», как однажды написал некий блогер.
Я считал это комплиментом. Зэки, татуировавшие себе лица гуталином и собственной мочой, вооруженные подростки Вигарьо-Жерал на приходе, медельинские тяжеловесы, которые ежегодно мотаются отдохнуть в тюрьму на Рикерс-Айленд, – все это я созерцал не моргнув глазом. Просто декорации, пейзаж.
А теперь психую из-за женщины во тьме.
Наверняка пьяная. Или транков перебрала. Или, может, больные на голову отроки взяли ее на слабо, хулиганка с Верхнего Ист-Сайда надоумила. Если все это, конечно, не расчетливая подстава, а где-нибудь тут не притаился ее парень и вот-вот не напрыгнет, крысеныш помойный.
Если все задумано так, их ждет разочарование. Ничего ценного у меня с собой нет – только ключи, выкидной ножик и карточка на метро, где осталось баксов восемь.
Ладно, допустим, у меня черная полоса, невезуха – назовите как хотите. Не приходилось махаться… ну, строго говоря, с конца девяностых. Но не забудешь ведь, как драться за свою жизнь. И никогда не поздно вспомнить, если еще жив.
Ночь была неестественно тиха, мертва. И туман этот над водой – растекся, заполз меж деревьев, пожрал дорожку, как болезнь, метастазы, выхлоп здешнего воздуха.
Еще минута – и я снова подбегал к Северному гидроузлу. Просвистел мимо, думал, увижу ее на крыльце.
На крыльце пусто. Ее нигде нет.
Но чем дольше я бегал, чем дальше разворачивалась предо мною дорожка – подземный ход в новое сумеречное измерение, – тем яснее понимал, что встреча наша оборвалась преждевременно, будто песню вырубили на окрыленной ноте, кинопроектор зафырчал и застыл, пары секунд не дожив до кульминационной сцены погони, и экран побелел. Никак не удавалось стряхнуть навязчивое подозрение, что девушка очень и очень здесь, прячется где-то, наблюдает за мной.
В сырой канве ароматов, меж запахов грязи и дождя, я, честное слово, уловил дуновение духов. Сощурившись, вгляделся в тени под холмом, ожидая вот-вот разглядеть ярко-красную рану, ее пальто. Может, сидит на скамейке, стоит на мостике.
А вдруг она пришла наложить на себя руки? Вдруг она взобралась на перила, подождала, безысходно обратив ко мне лицо, и шагнула, кулем камней упала вниз, на далекую дорогу?
Может, я выпил пятый скотч и сам не заметил. Или этот клятый город все-таки меня доконал. Я спустился по ступеням, по Ист-драйв вышел на Пятую авеню, свернул на Восточную Восемьдесят шестую, и тут дождь обернулся ливнем. Я пробежал три квартала, мимо ресторанов за рольставнями, мимо ослепительных вестибюлей, откуда порой выглядывали скучающие швейцары.
У входа на станцию «Лексингтон» я расслышал рокот надвигающегося поезда. Припустил по лестнице, махнул карточкой, миновал турникет. На платформе малолюдно – пара юнцов да пожилая тетя с коричневым пакетом из «Блумингдейлз».
Поезд влетел на станцию, со скрежетом затормозил, и я вошел в пустой вагон.
«Экспресс номер четыре следует в Бруклин. Следующая остановка – „Пятьдесят девятая улица“».
Стряхивая воду, я выглянул на опустевшие скамьи, на размалеванную граффити афишу фантастического кино.
Бегущего человека на афише ослепили, черным маркером выцарапали ему глаза.
Двери упруго затворились. Заскрипели тормоза, поезд двинулся прочь от платформы.
И тогда я заметил, как поодаль на платформу спускаются блестящие черные сапоги и что-то красное – красное пальто. Ниже, ниже, промокшие черные волосы чернилами обливают плечи – она, девушка с водохранилища, призрак, ну или кто она есть? Но не успел я сообразить, сколь это невозможно, не успел мой рассудок заорать: «Она идет за мной!» – поезд нырнул в тоннель, окна почернели, и в стекле мне осталось только мое отражение.
Смотрю кино, а вижу книгу «Ночное кино» Мариши Пессл выходит в издательстве «Иностранка» — Meduza
В издательстве «Иностранка» в серии «Большой роман» выходит книга Мариши Пессл «Ночное кино». Жанр этой книги проще определить, используя кинематографические термины, а не литературные. Ведь главный герой — кинорежиссер Станислас Кордова, постановщик культовых триллеров и фильмов ужасов. Много лет он скрывается от зрителей и прессы, свое наводящее ужас «ночное кино» он снимает в собственном поместье «Гребень», а демонстрирует в парижских катакомбах и на потайных площадках в европейских столицах.
«Медуза» читает книгу и ищет сходство с другими режиссерами — признанными мастерами нуара, хоррора, психологической драмы и триллеров.
1. Алехандро Ходоровски
Родился 17 февраля 1929 года, Токопилья, Чили
Детали биографии: Женат, пятеро детей (сын Тео погиб в 1995 году). Ходоровски часто снимал своих детей в фильмах. Например, младший сын, Адан, снялся в фильме «Святая кровь» в роли мальчика, отец которого убивает мать, отрубив ей руки, а средний сын Аксель в том же фильме исполняет роль того же мальчика, но повзрослевшего и запертого в психиатрической клинике. Создал культ «клана Ходоровски», которому ныне следуют его взрослые дети.
Детали творчества: В настоящий момент живет в Париже, готовит к премьере в Каннах новый фильм «Поэзия без конца», деньги на который собрал на краудфандинговой платформе.
Цитаты: «Птицы, рожденные в клетке, считают, что полет — это болезнь».
«Я родил пятерых детей с четырьмя женщинами, и каждую из них я убивал психологически».
2. Орсон Уэллс
Родился 6 мая 1915 года, Висконсин, США. Умер 10 октября 1985 года, Голливуд, США
Детали биографии: Уэллс был мужчиной высоким и довольно тучным. Видным, как это принято называть. В разное время был связан с самыми разными женщинами — Рита Хейворт (жена), Марлен Дитрих, Долорес дель Рио, Вампира, Вивьен Ли, Вирджиния Николсон (жена), графиня Паола Мори (жена), Ойя Кодар и др.
Детали творчества: Мастер нуара и остросюжетного детектива. «Оскар» за оригинальный сценарий, «Оскар» за выдающиеся заслуги в кинематографе, приз Каннского кинофестиваля лучшему актеру.
Цитаты: «Я не молюсь, потому что не хочу обрыднуть Господу Богу».
«Настоящий художник должен быть отчужден. Если он не отчужден, что-то не так».
«Мы рождаемся в одиночестве, живем в одиночестве и умираем в одиночестве».
3. Альфред Хичкок
Родился 13 августа 1899 года, Лейтонстоун, Великобритания. Умер 29 апреля 1980 года, Бель-Эйр, США
Детали биографии: Католик по вероисповеданию, весь буквально сотканный из комплексов, Хичкок имел репутацию женоненавистника, извращенца с садистскими наклонностями и едва ли не психопата, однако, относящегося к себе со всей серьезностью.
Детали творчества: Мастер психологического триллера. Самый влиятельный режиссер в истории кино (журнал MovieMaker, 2002). Любитель разыгрывать жестокие шутки над актерами; вообще относился к актерам как к расходному материалу (актриса Типпи Хедрен, игравшая в фильме «Птицы», обвиняла режиссера в том, что он разрушил ее карьеру).
Цитаты: «Актеры — это скот».
«Всегда заставляйте зрителя как можно больше страдать».
«Драма — это жизнь, если из нее вырезать скучные куски».
4. Роман Полански
Родился 18 августа 1933 года, Париж, Франция
Детали биографии: Первая жена — Барбара Квятковска-Ласс — была замужем за Полански три года, умерла в возрасте 54 лет от кровоизлияния в мозг; вторая жена — Шэрон Тейт — убита в 1969 году на девятом месяце беременности членами сатанинской секты Чарльза Мэнсона; третья жена — Эммануэль Сенье, звезда фильма «Девятые врата», в котором она играет дьявола. Режиссер имел судимость: в 1977 году Полански было предъявлено обвинение в растлении малолетней, но через 42 дня режиссер был выпущен под залог и перед судом спешно вылетел во Францию.
С тех пор Полански избегает визитов в страны, у которых есть с США договор об экстрадиции.
Детали творчества: Во время съемок прославившего Полански в Америке триллера «Ребенок Розмари» исполнительница главной роли Миа Фэрроу была строгой вегетарианкой, но для одной из сцен Полански заставил ее есть в кадре сырую печень.
Цитаты: «Не знаю, что такое шок. Если вы рассказываете историю обезглавленного человека, вы должны показать, как ему отрезали голову. В противном случае это как рассказать скабрезный анекдот и убрать концовку».
«От хеппи-эндов меня тошнит».
«Когда я счастлив, мне всегда становится не по себе».
5. Дэвид Линч
Родился 20 января 1946 года, Миссула, США
Детали биографии: Отец Дженнифер Чемберс Линч — тоже режиссера, которая работает в стилистике, гораздо более близкой к классическому триллеру, чем сам Линч. Буддист по вероисповеданию и человек, увлекающийся трансцендентальной медитацией.
Режиссер даже основал фонд, пропагандирующий медитацию среди студентов и людей, страдающих от посттравматического синдрома.
Детали творчества: Мастер фильмов-лабиринтов и сюрреалистической атмосферы в кинематографе, создаваемой странными лицами и интонациями, обращенными исключительно к подсознанию зрителя. Линч — не только режиссер, но и художник, работы которого достаточно высоко ценятся. В юности, будучи студентом художественной академии, некоторое время учился у австрийского экспрессиониста Оскара Кокошки в Зальцбурге.
Цитаты: «Я люблю тьму, путаницу, абсурд, но мне нравится знать, что где-то может быть дверца, через которую можно выйти в безопасную зону счастья».
«Смерть, по моему мнению, это не конец. Существует континуум. Это как ночь — вы ложитесь спать, а утром опять просыпаетесь».
«Меня пугает, что многие психопаты утверждают, что у них было счастливое детство».
6. Дарио Ардженто
Родился 7 сентября 1940 года, Рим, Италия
Детали биографии: Ардженто начинал как кинокритик, писал для различных изданий, будучи еще школьником, то есть с детства обладал широким кругозором и насмотренностью.
Две дочери режиссера Ардженто — Азия Ардженто, актриса и музыкант, Фьоре Ардженто, актриса и дизайнер.
Детали творчества: Режиссеры, начинавшие как киноэрудиты, обычно любят экспериментировать с разными жанрами, но Ардженто всегда оставался верен триллерам. Мастер жанра джалло — то есть триллеров в итальянской эстетике с ярко выраженными элементами мистицизма и эротизма. Из одного из первых фильмов Ардженто, «Кроваво-красное» 1975 года, цензоры вырезали не меньше часа сцен насилия.
Цитаты: «В детстве я читал много книг Аллана По».
«Рай слишком идеален для человека».
«Я люблю женщин, особенно красивых. Если у них хорошая фигура и красивое лицо, я бы предпочел смотреть, как убивают их, а не страшных девочек или мужчин».
Night Film Мариши Пессл – обзор | Книги ужасов
Как создать атмосферу таинственности и ужаса в романе? Мариша Пессл, в этом продолжении своего столь хвалебного дебюта, Special Topics in Calamity Physics , по-видимому, решила, что лучший способ сделать это, чтобы персонажи рассказали друг другу, насколько все таинственно и ужасно.
Если они будут продолжать делать это на протяжении почти 600 страниц, читатель наверняка погибнет.
За кулисами повсюду находится режиссер фильмов ужасов Станислас Кордова, которого то называют «легендарным», то даже «мифом». Помесь Стэнли Кубрика и Дарио Ардженто, затворник Кордова известен своими особыми методами работы, огромными чувственными аппетитами и ужасающим характером своих фильмов, большинство из которых доступны только как бутлеги. Теперь его красивая, загадочная и «интенсивная» дочь Эшли умерла, возможно, при загадочных обстоятельствах. Входит наш герой и рассказчик, опальный сорокалетний писатель Скотт МакГрат, который решает провести расследование.
Я говорю «герой», но Скотт явно немного идиот. На основании одного анонимного телефонного звонка он однажды — в прямом эфире — более или менее обвинил Кордову в том, что она детоубийца, а затем был удивлен, обнаружив, что его жизнь рушится, а работа иссякает. И для когда-то успешного журнального журналиста он тревожно плохой писатель.
Он пристрастился к курсиву, который украшает страницы, стараясь превратить обычные слова в вспышки удивления и волнения. «Я проверил внутренний карман», — рассказывает он в какой-то момент. «Он был пуст. Тем не менее, я чувствовал себя что-то еще » (спойлер: это был еще один карман). Он описывает женщину, «смотрящую на меня сверху вниз. Или она смотрела сквозь меня? «(Нет, она, наверное, просто смотрела на тебя, приятель.) Иногда кажется, что курсив безнадежно пытается поднять предложение от своего рода мягкого некомпетентности до более причудливого ужаса: « Это было женщины для вас – всегда трансформируется в ». (Здесь Скотт не встречал настоящую трансформирующуюся женщину, как в фильме Вид превращается в инопланетянина, но всего лишь женщину, передумавшую.)
Плохой вкус Скотта в прозе явно бросается в глаза, потому что другие персонажи, которых он встречает, тут же начинают говорить в такой же роботизированной манере.
Накаченный наркотиками бывший любовник Кордовы, который, кажется, наткнулся на эту историю из второстепенной пьесы Теннесси Уильямса, щедро дает Скотту страницу за страницей экспозицию воспоминаний в таком стиле: «За всю историю союза с дьявол часто проявляют себя в виртуозном владении инструментом». короткий список других влияний, которые, вероятно, также включают Ужас Амитивилля и Un Chien Andalou . Задача описания собственных фильмов Кордовы таким образом, чтобы они оправдали преисполненные благоговения эпитеты , обрушенные на них персонажами романа, слишком сложна. много для автора или, по крайней мере, для Скотта: они звучат комично скучно.0005
У Скотта есть два помощника. Один — молодой чувак по имени Хоппер; другая — задорная 19-летняя женщина, с которой он со вкусом отказывается ложиться спать. Эти трое продолжают натыкаться друг на друга на улицах Манхэттена, как и вы, прежде чем уйти, чтобы выслушать более второстепенных персонажей, рассказывающих бесконечные анекдоты о Кордове или его дочери.
Возможно, самый интересный персонаж книги – высокий фальшивый священник, когда-то ставший жертвой жуткого сожжения кровати. Однако у него что-то не так с глазами. «Внезапно мужчина дернул головой и смотрел прямо на меня », — сообщает Скотт. На случай, если курсива недостаточно, чтобы сделать момент достаточно драматичным, он начинает новый абзац и продолжает: «Это был такой проницательный взгляд, что ошеломил меня». этот момент в романе, после 400 страниц и почти 200 оставшихся, я тоже был ошеломлен, но не в хорошем смысле.
Это не всегда плохая книга. Есть довольно странная сцена, действие которой происходит в секретном клубе под названием Oubliette (чувство здесь немного Eyes Wide Shut ), а ближе к концу кинематографическое тщеславие оживает с погоней через ряд заброшенных съемочных площадок, что представляет собой жуткую красочную сцену. Я насчитал одну приличную шутку и одно полупредложение задумчиво-образного описания: внушительное старое здание ночью «укреплено тенью, как будто тени были тем самым раствором, на котором оно стояло».
Любой, кто пишет очень длинный постмодернистский роман в стиле фильмов ужасов, работает в гигантской тени, отбрасываемой величественной девяткой Марка З. Даниелевского.0003 Дом из листьев , любое сравнение с которым Night Film не принесет никакой пользы. Но книга Пессла играет больше в игры с косметическими «документальными» свидетельствами: рукописными заметками, машинописными текстами интервью, отчетами о пропавших без вести и т. п. Есть также скриншоты поддельных онлайн-статей о Кордове и Эшли в окнах интернет-браузера (распознаваемого как Safari) якобы с сайтов New York Times, Time, Vanity Fair и других реальных изданий. (Интересно, какие разрешения были предоставлены им, если таковые имеются.) Таким образом, Интернет здесь представлен как гарант реальности для художественной литературы: Пессл также разместил несколько коротких видеороликов и другие атрибуты, связанные с романом, в Интернете, в обнадеживающий удар по виральности трансмедиа. Все это свидетельствует, возможно, о литературном беспокойстве по поводу подлинности в эпоху цифровых технологий, как будто издатель и автор обеспокоены тем, что простых слов на странице уже недостаточно.
В этом случае я с радостью соглашусь, они правы.
Рецензия на роман Мариши Пессл «Ночной фильм».
Иллюстрация Далтона Роуза
Обратите внимание: чтобы получить максимальное удовольствие от чтения новой детективно-оккультно-нуарно-мистической феерии Мариши Пессл Ночной фильм , вам необходимо будет заключить договор с дьяволом. Дьявол появится в облаке неоднозначно пахнущего пара — да, сернистого, но с неожиданно приятной цитрусовой нотой — и одной пухлой и мягкой рукой с начищенными до ослепительного блеска ногтями протянет вам вожделенные читательские расходники: интригующая установка, захватывающий сюжет, таинственный злодей и подборка занимательных декораций. Но другая его рука будет скрюченной, искривленной клешней, а ее пожелтевшие когти будут сжимать перо и пергамент, с помощью которых вы должны будете передать ему некоторые фундаментальные литературные приоритеты: достоверность повествования и психологический реализм, например, и приверженность к основным стандартам передовой практики в литературной прозе.
Где-то на четверти пути из чертовых почти 600 страниц этого романа я решил, что если я хочу продолжать наслаждаться им так же сильно, как и раньше, а это довольно много, мне придется пойти на такой компромисс; и поэтому я взглянул на маленького ангела в форме Джеймса Вуда у меня на правом плече, сказал ему, чтобы он отсидел и приложил перо к пергаменту. Какое-то время это окупалось, а потом вроде как нет, как это часто бывает с вашими стандартными адскими соглашениями.
Роман плавно продвигает первые страницы. Есть короткий жутко кинематографический пролог, в котором наш рассказчик, профессионально опальный журналист Скотт МакГрат, бежит трусцой по Центральному парку поздно ночью и до смерти напуган оборванной фигурой в красном плаще, которая то и дело появляется вдалеке и приближается.
неестественная мода. Затем Пессл делает рискованный, но эффективный гамбит, отправляя нас прямо на серию веб-страниц, сообщающих о смерти Эшли Кордовы, красивой и талантливой дочери затворника, автора фильмов ужасов Станисласа Кордовы. Мы проинформированы через Нью-Йорк Веб-сайт Times , посвященный полицейскому расследованию сообщений о том, что она покончила жизнь самоубийством, прыгнув в заброшенную шахту лифта. Затем мы получаем целое 18-страничное слайд-шоу Time.com, посвященное загадке странных и тревожных фильмов ее отца — несомненно, первое применение тактики перехода по клику в повествовательной художественной литературе. Это уловка, но она работает. Пессл с самого начала занимается бизнесом, и она занимается переворачиванием страниц. (Здесь я буду очень осторожен, будьте уверены, потому что 
)МакГрат лично заинтересован в этом деле. по причинам, тесно связанным с его вышеупомянутым профессиональным бесчестьем. Он изучал биографию Кордовы, когда анонимный звонивший дал расплывчатую информацию о причастности директора к какому-то ужасному, неустановленному преступлению: «Он что-то делает с детьми», — говорит звонивший и вешает трубку. В интервью Nightline, МакГрат небрежно выпаливает (Мартину Баширу, одному из величайших специалистов по извлечению болтовни нашего времени в реальной жизни), что Кордова — хищник, которого нужно «устранить с крайним предубеждением». Таким образом, он обрушивает на свою голову разорительное соглашение о клевете в размере 250 000 долларов, разрушая как свои личные финансы, так и свою журналистскую репутацию.
Но когда он узнает о смерти Эшли, МакГрат убежден, что дело не только в официальном отчете, и снова становится одержимым раскрытием подробностей жизни легендарного режиссера.
Кордова, отсутствующий центр книги, — интригующий персонаж, неоготическая смесь де Сада, Дж. Д. Сэлинджера, Дэвида Линча и графа Дракулы. Он в значительной степени невидим, но это детальная, высокореализованная форма отсутствия; мы видим его в основном через описания его работы, а также через рассказы о встречах из вторых и третьих рук. Он культовый гениальный преступник, начавший свою карьеру с относительно популярных фильмов ужасов в начале 60-х, но чье художественное видение постепенно стало настолько экстремальным и бескомпромиссным, что студии перестали поддерживать его работу, заставив его финансировать и выпускать ее самому. Его пост-голливудские работы, известные под общим названием «черные ленты», имеют огромную репутацию; эти фильмы практически невозможно найти где-либо — они запрещены по причинам, которые в культурный момент, когда «порно с пытками» является устоявшимся жанром фильмов, никогда до конца не проясняются. Многое из того, что мы узнаем о нем, раскрывается в нескольких интерполированных разделах, отделенных от основного повествования от первого лица, которые предоставляют нам досье различных вырезок — интервью, журнальные статьи и скриншоты с интернет-форума, известного как Доски, тайное место сбора подпольной армии фанатов Кордовы.
В поисках Макграта, чтобы узнать, что на самом деле случилось с Эшли, Пессл умудряется свести его с парой молодых приятелей — Хоппером, отважным и оборванным красивым торговцем наркотиками, знакомым Эшли, и Норой, еще более отважной молодой гардеробщицей девушка/актер, который был последним, кто видел Эшли живой. В начале книги мы слышим рассказы о странных делах в старом месте Кордовы, вплоть до рассказов о настоящей дьявольщине. (Соответствуя образу готического злодея, Кордова уединяется в огромном сельском поместье с высокими стенами в северной части штата Нью-Йорк, которое он, кажется, никогда не покидает и где была снята и смонтирована вся последняя половина его фильмографии). читателю очень быстро бросают множество вещей: есть подпольный хардкорный ночной клуб S&M, психиатрическая больница, злодейский священник; есть проклятия черной магии, куклы с привидениями и даже настоящие висящие на скалах.
МакГрат обладает многими стандартными атрибутами нуарного рассказчика (стоическое остроумие, упрямая решимость, сомнительные инстинкты самосохранения, многострадальная бывшая жена, пристрастие к соусу и т. д.). Он писатель, обладающий определенным содержанием — награды за журналистские расследования, многочисленные книги, впечатляющие истории для Esquire и Time — но в прочном, как камень, здании его прозы есть довольно много структурных проблем. Есть целые страницы, которые выглядят так, как будто они были отредактированы группой тегов Томаса Бернхарда и Эдгара Аллана По, без разбора выделяя курсивом все, что не было прибито к полу.
Сценарий, в целом, гораздо менее яркий, чем в чрезвычайно успешном дебюте Пессла, Special Topics in Calamity Physics , но все еще существует отвлекающая тенденция к ошибочным и беспорядочным метафорам. «Как журналист, — говорит МакГрат в начале, — свобода слова и самовыражения были краеугольными камнями — принципами, настолько глубоко укоренившимися в фундаменте Америки, что уступка даже на дюйм означала бы гибель нашей страны». Но, как я уже сказал, я довольно рано решил, что слишком хорошо провожу время с книгой, чтобы позволить таким вещам разрушить мое удовольствие, и поэтому в каком-то смысле все это в любом случае не имело большого значения. Трудно закатить глаза, когда они прикованы к странице, вот моя точка зрения.
По мере продвижения Night Film становится трудно понять, насколько серьезно к этому относиться, , потому что он перестает понимать, насколько серьезно он относится к себе.
В нем присутствует дикость событий в сочетании с поверхностностью психологии, что в конечном итоге затрудняет вложение реального эмоционального капитала в опыт его чтения. Иногда это немного похоже на одну из тех приключенческих видеоигр типа «укажи и щелкни», где заставить персонажей раскрыть важные детали — это просто вопрос того, чтобы сказать им правильные вещи или передать им правильный предмет; Расследование Макграта никогда не заходит в тупик, все плавно продвигается от одной зацепки к другой, и люди более или менее одинаково услужливо сообщают ему все, что ему нужно знать. Повествование — это простое средство подачи сюжета, с чем оно по большей части справляется хорошо, но слишком часто персонажи тоже воспринимаются как средства подачи сюжета.
Фото предоставлено Дэвидом Шульце
Ближе к концу есть длинный, приятный кошмарный отрезок, который работает как нечто среднее между Синекдохой 
Из-за вышеупомянутых опасений по поводу спойлеров я не буду раскрывать ничего более конкретного, кроме того, что скажу, что это одновременно отражает как очевидные недостатки книги, так и ее значительные прелести. Он длится намного дольше, чем должен, он отбрасывает все опасения по поводу правдоподобия в сторону безумных готических ветров, и ему все же удается быть очень интересным. То, что вы знаете, что находитесь в шатком поезде-призраке, не означает, что вы не можете наслаждаться поездкой.
—
Night Film Мариши Пессл. Случайный дом.
Посмотреть все статьи в в этом месяце Slate Book Review .