Социально-методический центр поддержки СО НКО Московской области

«История интеллигенции закончилась, потому что она закончилась»

Можно ли считать Пушкина первым русским интеллигентом и почему миф об уникальности русской интеллигенции — всего лишь миф? Об этом поговорили участники программы Ирины Прохоровой «Культура повседневности». Публикуем сокращенную расшифровку выпуска, темой которого стала книга Дениса Сдвижкова «Знайки и их друзья».

Ирина Прохорова: Сегодня мы поговорим о русской интеллигенции. Интеллигенция стала, как пишет автор, которого я сейчас представлю, «учредительным мифом и краеугольным камнем истории России и истории культуры России». Это из книги Дениса Сдвижкова, которая называется «Знайки и их друзья. Сравнительная история русской интеллигенции».

И об этих «знайках» мы поговорим с нашими гостями — во-первых, с самим автором Денисом Сдвижковым, историком, научным сотрудником Германского исторического института в Москве. Второй наш гость — Андрея Тесля, кандидат философских наук, научный руководитель центра исследования русской мысли Балтийского федерального университета имени Иммануила Канта. Здравствуйте, Андрей.

Мне кажется, что книга Дениса Сдвижкова очень важна тем, что она не то чтобы разрушает сложившийся миф, но хочет показать, что представление об особом пути и о том, что понятие интеллигенции — это сугубо русское явление, неверно. В том числе, как пишет автор, «интеллигенция — великий общий европейский проект». Мне кажется, это очень оптимистический разворот темы, который хотелось бы серьезно обсудить.

Денис, вы в книге говорили о том, что многие мыслительные категории плохо поддаются четким определениям, чем они и знамениты. В том числе это касается понятия «интеллигенция». Нет, наверное, ни одного автора или собеседника в России, кто бы так или иначе не рассуждал об интеллигенции — в хорошем смысле слова или критикуя. А можно ли дать ей определение?

Денис Сдвижков: Я ждал этого вопроса и боялся его. Я не даю и не собирался давать определение интеллигенции, во-первых, поскольку до меня это пытались делать многие гораздо более светлые головы, скажу без ложного самоуничижения. Во-вторых, задача книги была не в этом, а в том, чтобы описательно показать, что такое интеллигенция, не давая априорных определений, которые никогда не будут соответствовать реалиям. И, как вы совершенно справедливо выразились, один из основных параметров моей книги состоял в том, чтобы написать в серии «Что такое Россия» историю интеллигенции как европейскую истории России, поскольку один из основополагающих моментов в наших разговорах о русской интеллигенции — это то, будто это наша национальная фишка, говоря неинтеллигентным языком.

Ирина Прохорова: Вы много пишете в книге, что определение интеллигенции менялось от XVIII века до ХХ и ХХI. Но все-таки, если мы сейчас будем работать от противного, понятие интеллигенции как некой социальной группы (это все-таки определенная группа людей, границы которой могут быть подвижны, но тем менее) не появлялось до какого века? Грубо говоря, какому периоду истории принадлежит эта социальная страта?

Денис Сдвижков: «Знайки», которые фигурируют в названии, относятся к знанию, но не вообще к какому-то абстрактному знанию, а знанию, которое определяется эпохой. Безусловно, это эпоха Нового времени, когда знание приобретает определенные черты, когда оно получает социальную миссию, когда появляются новые структуры, которые мы знаем как общество. То, что для нас является данностью — существование общества и необходимость самосознания общества — на самом деле данностью не является и возникает где-то с XVII века, когда появляется представление о том, как функционирует это общество, «град земной», не поднимающий голову вверх к граду небесному, и как оно может функционировать как саморазвивающийся и самосознающий организм. Для этого нужно знание — земное знание, знание Нового времени. И когда появляются эти две предпосылки — общество и представление о новом знании — тогда и появляется интеллигенция в том значении, о котором я пишу в книге.

Ирина Прохорова: Можно ли считать, что появление группы «знаек», то есть людей, профессия и миссия которых — просвещение, начинается в XVII-XVIII веке? Это начало формирования светской культуры, секулярной культуры, когда иерархическое общество начинает потихоньку демонтироваться и появляется специфическая группа, новая социальная среда, которой не было раньше. Если мы посмотрим на XVIII век во Франции, где просветители закладывают основы будущей интеллигенции, интересно, из каких социальных слоев и групп формируется эта новая среда? Мы знаем, что в России это началось позже, и в XIX веке недаром было слово «разночинная интеллигенция», потому что в первой половине XIX века этой интеллигенции не было — это была дворянская культура. В России это абсолютно точно шло от поповичей, от детей кухарок и так далее, постепенно туда переходила часть дворянства — это была пестрая смесь из разных социальных групп и классов. А например, во Франции, Германии, Польше интеллигенция была и остается важным фактором культурной жизни. Интересно сравнить, как они формировались.

Денис Сдвижков: Безусловно. И я пытаюсь обратить внимание на параллели и общие вещи, сравнимые с Россией. Тут, безусловно, мы видим, что, когда знание появляется в виде такой силы, которая не только объясняет, но стремится изменить мир, — когда знание становится такой силой, которая действительно влияет на общество и на общественно-политические процессы, оно самостоятельно начинает формировать новые социальные страты. То есть раньше они формировались традиционно: еще со Средневековья были так называемые воюющие, молящиеся и трудящиеся — три основных категории; были корпорации, которые определялись феодальными, юридически-правовыми, традиционными критериями, или, как в России, существовали сословия, которые были привязаны, по сути дела, к государственной политике. И вот появляется знание, которое само определяет, кто принадлежит к этой страте. Конечно, здесь не все так просто. Прежде всего к этим «знайкам» относятся люди, которые просто имеют доступ к институтам знания, которые могут получить хоть какое-то знание. То есть это прежде всего более-менее привилегированные сословия — это духовенство и дворянство, два первых сословия что во Франции, что в России, что в Польше, что в любой другой стране. Не у нас, но, допустим, в Германии, во Франции к XVII-XVIII веку постепенно к ним присоединяются другие — так называемое среднее сословие, третий элемент, и это прежде всего горожане. Городская среда — это важнейший фактор формирования новой образованной среды для интеллигенции, поскольку городская среда важна и как пространство, где люди встречаются и обсуждают какие-то вещи, и как новое пространство свободы, которое даже в Средневековье существовало (как известно, когда зависимый человек попадал в средневековый западный город, он становился свободным) и которое тем более развивается в Новое время. Эти критерии для всех четырех стран, которые в моей книге рассматриваются, важны и являются определяющими, просто в разной степени: где-то дворянство по-прежнему больше определяет облик образованного слоя, как у нас и в Польше, где-то, как в Германии и во Франции, третье сословие или среднее сословие достаточно быстро и достаточно рано заявляет о себе. Но в общем и целом знание — и это очень важно — создает под себя новые общественные и социальные структуры, социальные страты.

Андрей Тесля: Я бы все-таки подчеркнул русскую специфику, которая здесь, с одной стороны, связана с тем, что в русских сюжетах вообще сложно говорить о сословиях в западноевропейском смысле. Понятно, что, когда мы говорим о сословиях Западной Европы, мы говорим о корпорациях. Применительно к России, например, о том же дворянстве как корпорации мы можем говорить только с 1785 года, с Жалованной грамоты Екатерины. Специфика становится еще более очевидной, как только мы, например, обращаемся к духовенству, потому что, с одной стороны, в отличие от католического европейского Юга, имеем дело с воспроизводящимся сословием, что вполне понятно, с другой стороны, мы имеем дело именно с отдельным сословием, в отличие от протестантских стран — перед нами священство. И, более того, перед нами очень интересная ситуация, которая складывается как раз на протяжении XVIII века и отчасти XIX века, — это сословная замкнутость духовенства, которая в первую очередь производится через образование. В этом смысле здесь характерен 1808 год: вроде бы упрочивается воспроизводящийся сословный статус духовенства в связи в семинариями и новым уставом духовных училищ, но как раз здесь начинается история с преобразованием духовенства. И мне кажется, что характерная русская история — неслучайная рифмовка понятий интеллигенции и людей разных чинов и сословий — разночинцев. Понятно, что это не совпадающие понятия, но они все-таки оказываются близки и пересекаются. Ведь неслучайно для России возникает довольно дебатируемая вещь: можно ли тех же образованных дворян, потомственных землевладельцев, считать интеллигентами? Понятно, что, с одной стороны, проблем с зачислением постфактум в интеллигенцию, например, Белинского не будет ни малейших. С другой стороны, все будут последовательно забывать о том, что он с формальной точки зрения является потомственным дворянином — обычно вспоминают, что он сын уездного лекаря, но не фиксируется, что уездный лекарь получил потомственное дворянство. Более того, затем замечательные историки русской мысли, обращаясь в начале ХХ века к Белинскому, как раз представляют его как классическую фигуру разночинца, идущую на смену дворянству. Здесь возникает любопытный зазор: очевидно считываемая интеллигентскость Белинского как праотца интеллигенции совершенно жестко выводит его за пределы дворянства — понятно, что он к нему отношения не имеет.

Ирина Прохорова: История с Белинским интересна тем, что отчасти здесь есть здравое зерно — для интеллигенции, действительно, поскольку она рекрутируется из самых разных социальных слоев, важнее некая общая мировоззренческая и, возможно, поведенческая, этическая рамка. С этой точки зрения можно считать интеллигентом Белинского, в каком-то смысле можно туда привлечь и Пушкина, который становится первым профессиональным литератором и размывает контуры сословного общества.

Денис Сдвижков: Это как раз происходит постоянно — кого мы считаем интеллигентом? Особенно постфактум происходит. В конце XIX века ведутся дебаты: Пушкин — интеллигент или нет? Гоголь, наши великие поэты — они вроде бы дворяне, как и Пушкин, — у него, можно даже сказать, совершенно аристократическое самосознание, особенно во второй половине жизни. Но тем не менее, конечно, почетно иметь Пушкина среди фамильных портретов, которые вешаются в рамочки в родовом замке интеллигенции, поэтому вряд ли кто-то может от него добровольно отказаться.

Ирина Прохорова: Да и зачем? Мы говорили о том, что в пореформенный период в XIX веке и начинается формирование реальной разночинной интеллигенции. Я не могу не привести чудесную цитату из вашей книги: «Ради Бога, исключите слова „русская интеллигенция” (пишет обер-прокурор Победоносцев министру Плеве). Слова „интеллигенция” по-русски нет. Бог знает, кто его выдумал, бог знает, что оно означает». Это к нашему разговору. За что ни хватитесь, ничего у нас нет, никакой интеллигенции.

Денис Сдвижков: Это свидетельство того, что правительство долгое время пыталось построить интеллигенцию под себя. При Екатерине II были проекты буквально воспитания среднего слоя людей, они же повторялись потом при ее внуке Николае I, когда пытались создать проправительственную интеллигенцию. По сути дела, знаменитая триада Уварова «самодержавие — православие — народность» тоже привязана к этой программе. Вся его программа образования, выстраивания образовательной структуры, которая была очень успешной с организационной точки зрения, но идеологически не сложилась, — это, опять-таки, попытки взять процесс под контроль государства. И цитата Победоносцева, которую вы сейчас привели, — по сути дела, он расписывается в том, что не может контролировать процесс.

Ирина Прохорова: Считается, что сильное государство, которое осуществляет модернизацию сверху, — это хорошая ситуация для функционирования интеллигенции. Если думать о советском опыте, звучит довольно еретически. Но ваша, Денис, позиция такова, что предпринимательский средний класс в культурной и политической сфере отходит на второй план даже там, где он хорошо развит, и такое соотношение — сильное государство, противоречивый престиж материального и безусловный культурный капитал — оптимально для функционирования интеллигенции. Может быть, вы можете обосновать этот странный тезис? Потому что, казалось бы, даже из нашего разговора следует, что во Франции, Германии, даже Польше все-таки производство интеллигенции во многом шло из среднего класса, из среднего сословия. Почему критическое отношение к капиталу и сильная рука государства — это прекрасная сфера для действия интеллигенции? Советский интеллигент конца 80-х годов с вами совершенно не согласился бы. Поясните эту мысль.

Денис Сдвижков: Роль государства в разное время различная по отношению к людям знания, по отношению к интеллигенции. И государство — очень историческая категория: это понятие когда-то возникает и потом исчезает или видоизменяется. Так вот, для конца XVIII и начала XIX века значительная роль государства, что мы видим по тем странам, о которых я говорил — Германия, Франция, Россия, — важна, потому что государство создает структуры, в которых интеллигенция проявляет активность на первом этапе. В Польше нет государства после того, как Польша исчезает с европейской карты, поэтому она исключение. Мы не должны забывать о том, что тот же Пушкин, которого интеллигенция все-таки считает первым портретом в галерее предков, говорил, что государство — первый или единственный европеец, как он выражался. Тут можно с ним поспорить, конечно, но тем не менее роль государства как «европейца в России», в значительной степени цивилизующая для культуры роль государства так же проявляется и для других стран — может быть, пораньше для Франции, во всяком случае для Германии — так же. Роль двора, например, очень важная среда, в которой происходит становление интеллигенции и в России XVIII века, и до того, и в течение XVIII века и при немецких дворах, и при французском дворе. Все это доказывает нам, что государство на первоначальном этапе становления интеллигенции играет важную роль, поскольку оно еще обосновывает роль знания, пытаясь противопоставить до некоторой степени экономическому фактору — если не противопоставить, то по крайней мере выделить роль знания, подчеркнуть его необходимость и его центральную роль для функционирования государственной машины. Государство XVIII века, государство Нового времени определяет себя через науку: оно спонсирует научные институты, оно делает все, чтобы наука развивалась, поскольку государство заинтересовано в утилитарной, прежде всего военной и технической стороне науки. И государственная машина заинтересована в одах, элегиях и так далее, то есть ей нужна идеология. Все это требует от него взрастить собственный образованный слой, как это происходит в Европе. А то, что происходит потом, это происходит потом, и тогда уже действительно появляется конфликт общества и государства — опять же, не везде, но относительно России мы это знаем, это один из основополагающих фактов российской истории. Опять же, тут можно приводить разные аргументы, насколько это было так, насколько нет, но тем не менее то, что такое осознание у нас присутствует, это точно. Особенно, конечно, это характерно для советского времени — тут я с вами согласен, безусловно.

«Искры» №21, 1911 

Андрей Тесля: В продолжение логики историзации: когда речь идет о государстве XVIII или XIX века, очень важно не строить проекции большого государства, которое знакомо нам по ХХ веку или по окружающей нас реальности. Потому что государство XVIII или даже XIX века по современным меркам — это, если сравнивать с сетью, структура с очень большими ячейками. Если представить это с экономической точки зрения, то речь идет ведь на самом деле о процентах ВВП. Если мы посчитаем, это государство весит где-то от 3% до 5% ВВП. Если сравнить с тем, что даже в эпоху консервативного поворота 80-х годов будет считаться малым государством, то это совершенно даже не конец XIX века или начало ХХ века. Поэтому это государство небольшое, и это государство, которое выступает агентом модернизации, что очень важно. Причем агентом модернизации, который противостоит тому, что описывается и воспринимается как косное, домодерное, как сильное, сопротивляющееся и так далее. В этом плане примечательно, если мы говорим о XVIII веке, что представить себе со стороны образованных сопротивление именно государству как таковому почти невозможно. Можно представить себе отчуждение или критику существующей власти здесь и сейчас, но никоим образом не осуждение государства. Государство мало того, что однозначное благо само по себе, так это еще и благо, которое как раз связано с модернизационным усилием.

Я бы просто напомнил, обращаясь к России, что те же темы и сюжеты будут очень сильны вплоть до 40-х годов XIX века, когда у нас начинается извечная тема конфликта общества и государства. Да, можно сказать, что она извечная в том смысле, что там, где возникает в русском контексте публичная сфера, там, где возникает общество, возникает и этот конфликт, который именно потому, что он устойчиво воспроизводится, начинает затем описываться как вековечный и постоянный. И есть целый ряд эпизодов, которые, мягко говоря, не укладываются в эту схему, просто вытесняются из памяти — возникает монолитная конструкция. Более того, если какие-то эпизоды из истории интеллигенции или заметные группы или представители интеллигенции занимают другую позицию, то один из характерных и предсказуемых ходов — это попытка вычеркнуть их из истории интеллигенции персонально или в качестве группы, указать, что они не являются в этом смысле интеллигенцией или вообще не являются интеллигенцией.

Ирина Прохорова: В книге рассматриваются очень разные важные кейсы — история интеллигенции в Германии и Польше. И вы, Денис, все время говорите о том, что как раз польская и российская интеллигенция имеют куда больше сходств, чем немецкая интеллигенция и русская, что русская интеллигенция рассматривала польскую как соперницу.

Денис Сдвижков: Сестра-соперница — мое выражение, да.

Ирина Прохорова: Да, сестра-соперница. Но на бытовом уровне мы знаем при общении с польской интеллектуальной средой, что, несмотря на ее враждебность, похожесть невероятная — большая система координат практически общая за исключением нюансов. Может быть, мы начали бы с Германии, потому что мы сейчас говорим о государстве, а в Германии, как мы понимаем, до Бисмарка никакого единого государства не было, и в разных немецких землях складывались очаги локальной интеллигенции — там как-то это по-другому работало. Объясните, в чем эта специфика?

Репетитор. Литография, ок. 1820 

Денис Сдвижков: Если мы говорим о немецкой интеллигенции, это прежде всего называется образованное бюргерство — Bildungsbürgertum. Здесь есть два важных момента. Во-первых, государство в Германии для этого образованного бюргерства очень долго является надежной гаванью, без которой оно практически не мыслит себе существования. Bildung, «образование» по-немецки, — это достаточно сложный философско-педагогический концепт, который на самом деле трудно перевести на какой-либо язык и в какие-либо другие контексты, это связано с немецкой философией, с немецкой конфессиональной ситуацией и так далее. Так вот, когда представление об этом появляется в начале XIX века, сосуществование государственных структур, разных государств на немецкой земле, Пруссии прежде всего, но и других тоже, с образованным бюргерством достаточно гармонично — настолько гармонично, что это даже вызывает подозрения, настолько они утверждают свое единство с государством, которое Гегель, напомню, в буквальном смысле обожествляет.

И рано или поздно оказывается, что это крепление к государству, которое изначально мыслилось как временное и которое должно было сопровождаться рядом условий, постепенно превращается в окостенение касты, которую Рингер именует немецкими мандаринами. Поэтому он называет их мандаринами, сравнивая с китайской образованной элитой. Путь в пропасть немецкого образованного бюргерства, немецкой интеллигенции в классическом понимании XIX века и связан с тем, что, в отличие от русской интеллигенции, у немцев как раз с государством все было хорошо, они с государством существовали душа в душу. Но такая продажа себя, своей души государству в конечном итоге приводит немецкую интеллигенцию к тому, что она начинает поддерживать даже то государство, которое возникает на развалинах Веймарской республики.

***

Ирина Прохорова: Если посмотреть на историю России, получается, что дореволюционная интеллигенция, сформировавшаяся в пореформенный период, была практически уничтожена в советское время. То есть эта социальная среда распалась и физически, и корпоративно, а потом появилась советская интеллигенция, которая во многом строила свою родословную от дореволюционной интеллигенции, как бы ни натянуто это было. И эта среда опять распалась после 1991 года. Можно ли считать, что мы сейчас видим, как складывается новый тип интеллигенции, так или иначе наследующий все равно этой традиции в российском варианте (пусть это общеевропейский проект, но все-таки он еще с русским акцентом)? Или эта социальная страта осталась в истории?

Денис Сдвижков: Я услышал в вашем вопросе надежду на то, что я скажу «да».

Ирина Прохорова: Нет, я просто интересуюсь.

Денис Сдвижков: Я скажу «нет», поскольку весь смысл моей книги — в том, чтобы историзировать интеллигенцию до конца, сказать, что был rise и был fall. Эта парабола когда-то должна завершиться. Изменилось общество — у нас новое общество и новые потоки информации, родились новые системы знания, виртуальные, мы сейчас с вами общаемся, как мы знаем, по интернету. Поэтому настолько изменилось, с одной стороны, само общество везде — и советское, и постсоветское, и западное, — а с другой стороны, идеология…

Ирина Прохорова: Сама структура знания и получения знания изменилась.

Денис Сдвижков: Структура знания — да. Нет больше запроса на людей, которые объясняют вам мир, причем на целый слой, который это делает. То есть этого запроса больше нет, и, раз этого нет, значит, интеллигенция потеряла всякий смысл, по крайней мере, в том значении, в котором она была. Что-то появится, наверное, но что — я сейчас сказать не могу, и никто не может.

Андрей Тесля: На мой взгляд, история интеллигенции закончилась, но закончилась она потому, что закончилась и история публичной сферы в прежнем понимании, которая, например, в Западной Европе возникает с середины XVIII века, а в России — с середины XIX века, и интеллигенция и публичная сфера — это разные стороны фактически одного феномена. Поскольку у нас больше нет единой большой публичности, нет модерного пространства, соответственно, уходит и интеллигенция, и на ее место приходят другие группы, другие категории людей, так или иначе работающие со знанием или с другими формами публичного или частно-публичного.

Ирина Прохорова: Не знаю — жизнь покажет. Я просто смотрю, какие в последнее время яркие и жаркие дебаты возникают вокруг «новой этики» и многих других вопросов. Не факт, что не рождается социальная группа, которую условно можно будет назвать новой интеллигенцией, но которая, опять же, вербуется из совсем других социальных групп и с другим пониманием «знаек». «Новые знайки» — я бы сказала так.

Интеллигенция-головенция — Статьи — Литературная газета

ФУНКЦИОНИРУЕТ ПРИ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ, СВЯЗИ И МАССОВЫХ КОММУНИКАЦИЙ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ.

---

Реклама.

ЛГ online

Башмет-фест. К юбилею маэстро

03.01.2023
C 11 января по 11 февраля в Москве пройдет Четвертый Зимний международный фестиваль искусств под руководством Юрия БАШМЕТА.

С Новым годом!

01.01.2023
В праздники «Литературная газета» остается со своими читателями.

Мы в Telegram

27.12.2022
Читайте «ЛГ» и ее главреда Максима ЗАМШЕВА в популярном мессенджере.

ЛГ плюс

Они вернутся…

04.01.2023
В стихах Анны БЕССМЕРТНОЙ – боль и переживания за своих, но в то же время и надежда, что все в итоге будет хорошо.

«Время привечать матушку-зиму»

30.12.2022
Вдохновением для Ивана РУСАНОВА служит не только родная природа, но и близкие ему люди.

…ожидая конца спектакля

25.12.2022
Сергея АРУТЮНОВА читателям «ЛГ» представлять не нужно. В стихах он все так же резок и предельно собран.

---

Спецформат

Такой грустный юбилей

30.12.2022
Профессиональному Комитету Московских Драматургов в уходящем году исполнилось 90 лет.

Павел Манылов: «Время было сложное, но счастливое…»

29.12.2022
В издательстве «АСТ» вышел роман «Папа» – то ли семейная драма, то ли откровенный боевик.

Жизнь, отданная поэзии

28.12.2022
К столетию видного советского литературного редактора и поэта Николая КРЮКОВА.

Позиция

Здесь вам не там, или почему РФ – не Российская империя?

02.01.2023
Историк Михаил ДИУНОВ проводит любопытные параллели по поводу награждения российских военачальников орденом Св. Георгия 3 степени.

Опаленные войной

28. 12.2022
В Пензе почтили погибших героев специальной военной операции.

Памяти Александра Кузьменкова

27.12.2022
Целый месяц никто не сообщал о смерти известного литературного критика.

---

ТелевЕдение / Телеведение / Телепередача
Замостьянов Арсений

Оценить:

Оценка: 9.34 — Голосов: 70

 

12+

---

---

Новости

04.01.2023

«Чебурашка» установил рекорд

Мультфильм стал самым кассовым среди российских кинопроектов.

03.01.2023

«Идеальный муж» на Беговой

В Театре Комедии идет постановка знаменитой комедии Оскара Уайльда.

02.01.2023

Обсуждают Николая Иванова

В сети активно обсуждается предновогоднее послание главы СП России.

01.01.2023

Мариинский театр откроет Год Рахманинова

Мероприятия по случаю 150-летия великого русского композитора стартуют с января.

31.12.2022

На базе М’АРСа открыли космическую станцию

В Центре современного искусства М’АРС открылась мультимедийная интерактивная выставка «Реальный космос».

Все новости

Книга недели

Николай Долгополов. Легендарные разведчики 3. – М.: Молодая гвардия, 2020. – 352 с. – 7000 экз.

Колумнисты ЛГ

Литература

Нездешний год

Нет, конечно, текст и не должен быть прозрачным, текст даже не должен быть нам п…

События и мнения

Россия как надежда

Кишинёв входит в новый год с медиаполем, зачищенным от «российского влияния».

Литература

Рождённый бурей

22 декабря – день памяти Николая Островского

События и мнения

Нас ждёт…

Конец года побуждает подводить итоги и делать прогнозы.

События и мнения

Индикатор

Случилась премия «Большая книга», и все три призовых места в ней получили произв…

ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ



ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ

Алан Кимбалл
Орегонский университет

Расширение описания SAC

ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ , основанное на слове латинского происхождения, означающем интеллект, вошло в современный глобальная лексика из России. К 1870-м годам это слово обозначало конкретный тип публично активного русского интеллигента. Слово давало таксономическую ярлык для отдельной группы людей, чья профессиональная идентичность или общественная функции уже не описывались традиционными категориями русского языка. социальная структура, в которой они родились, и они не соответствовали категориям собственных рейтингов государства. и определения государственной службы.

Обычный социальный иерархия [ID], разделившая русское население на сословий.

Сословия были официально определены и закреплены общественные образования:

духовенство [ духовенство ]
дворянство [ дворянство ]
купечество [ купечество ]
середняк горожане [ мещанство ]
крестьянство [ крестьянство ])

Образование и/или стремление к средствам к существованию оттолкнуло многихРусские века из семейных традиций. В любом случае эти традиции часто приходили в упадок.

В поисках новой жизни старые сословные определения их не устраивали, им было трудно или противно занимать должности в служебной иерархии, другая важнейшая категория социального бытия в русской традиции. Император Петр I учредил Таблицу Звания [ID]. К середине девятнадцатого века многие отвергли, даже сопротивлялись, государственные концепции служебной карьеры. Многие отказывались преследовать «звание» [

подбородок ] в гражданском, военном, церковном или придворных иерархов. разно чин цы [люди разного ранга] — термин, который также использовался для их описания, потому что их новая идентичность не подогнали их под общепринятые представления о чин.

Они занялись профессиями, экспериментировали с сферами мысли и принятые модели поведения, которые имели мало отношения к полученным категориям родительского социального существования. Большинство знаменитый интеллигент были революционерами, но революционное движение выросло из более общий кризис в основе российской социальной/служебной иерархии. Большинство мужчин и женщин творческих профессий и обученные специализации оказались в состоянии кризиса идентичности в Последние десятилетия русского старого режима. CF: Александр Герцен [TXT] и Эпоха великих Реформы [LOOP] Российская империя как раз тогда переживала упадок привычных укладов, основанных на крепостном земледелии [крепостное освобождение], наследственная социальная структура и официальное православие. В то же время Россия пережила вторжение современных пути [ЭГ], основанные на рыночной экономике, промышленности, демократии, науке и технике.

Само государство настаивал на упразднении основ двух центральных сословий, крепостных и шляхетские владельцы. И государство было главным проводником модернизации. Старый социальная/служебная иерархия больше не работала для большинства россиян. Они не сделали, в правда, работать на государство тоже. Тем не менее, чиновники навязывали соблюдение этих устаревших структур классового статуса и служба низведена до конца Империи. Это установка, в рамках которой возникла знаменитая русская интеллигенция.

Партия большевиков во главе с Владимиром Ленина [LOOP] лучше всего рассматривать как особо целенаправленную и суженную политическую фракция этого романа «класс» или «слой». На самом деле Советский Союз никогда не претендовал на звание «бесклассовой общества». Интеллигенция определялась как один из трех формальных «классов» революционного советского общества, вместе с крестьянами и рабочими. Эти три формальных советских класса были характерно перечислены в порядке их революционного значение: рабочие, крестьяне и интеллигенция. К советскому времени беспокойная интеллигенция 19век стал городские профессионалы и обслуживающий персонал узнаваемого модернизирующего вида 20-го века.

Коммунистическая партия Советского Союза, однако, избегала близкого отождествления с интеллигенция. Он предпочитал думать о себе как о человеке без какой-либо социальной идентичности, за исключением того, что он был авангардом. рабочего класса, квинтэссенция классовых интересов рабочих, «призрак», парящий над машина классового детерминизма (вспомнив здесь это любопытное слово, появившееся в «Коммунистическом манифесте» Маркса и Энгеля).

Со своей стороны, интеллигенция, особенно творческая и неправительственная профессиональная интеллигенция, избегавшая тесной идентичности с массами и с политической властью, особенно с советскими аппаратчиками . Еще в 1909 году группа русских мыслителей выдвинула влиятельная книга, Вехи (Указатели) [ID], которая выступала против узко позитивистские и чересчур политические традиции русской интеллигенции. С первых лет советской сила, креатив интеллигенция заняла диссидентскую позицию по отношению к коммунистам Партия и ее манипулятивные программы. [Пример]

Однако в эпоху Горбачева интеллигенция предстала в расширенном или метаморфизированном обличье зарождающейся «гражданское общество» [ID] и во всей Восточной Европе способствовали падению Целенаправленная и суженная фракция Ленина. Совсем недавно заключенный бизнес олигарх Михаил Ходорковский [ID] описал то, что он считал великим провалом «либеральной» интеллигенции на рубеже 21-го века, чтобы стать более политическим в своем отношении к государству власти и перестать пренебрегать более крупными 90% населения России.

Русская интеллигенция – отличительная черта исторической России. политической культуры, но они также предвосхитили опыт многих народов всего земного шара в полугодие столетие или около того, последовавшее за 1917 годом. Первая в истории сознательная интеллигенция в России представила модель, которая казалась особенно соответствует опыту латиноамериканских, африканских, ближневосточных и азиатских обществ.

[Примечание! удивительное влияние Российская модель на публичных интеллектуалах США, например, Ван Вик Брукс (ИД).]

Что-то вроде интеллигенции возникло во всех уголках земного шара, оказалась в тисках или под угрозой европейского империалистического господства. В тех областях, которые испытали внешнее влияние модернизация или внутренне порожденные побуждения против экономической и социальной «отсталости», там интеллигенция характерно представился. Таким образом, не случайно почти универсальное социальное явление, модернизирующийся интеллектуальный элита, должны обозначаться национальными вариациями русского слова (например, интеригенчия на японском). Где обучались интеллект был дефицитным товаром, или там, где образованные меньшинства чувствовали необходимость мобилизоваться для политических действий, Русское слово нашло себе применение. «Интенсивные законотворческие меньшинства» многих регионов мира организовали себя в «кадровых партиях» [ИД], интеллигенции для наживы или удерживать власть и формировать новые миры.

И это явление имеет еще более глубокую родословную. Многие культуры раскрывают шаманы, священнослужители, монастыри, ученые-мандарины и т. п. в центральных ролях национального руководства, в или вне сила. В Республика Платон описал царя-философа и роль «хранителей» в совершенном обществе. в лет сразу после Французской революции Сен-Симон [ID] определил роль savant , технократическая элита производителей, инженеров, ученых, творческих интеллектуалов и художников. Более поздние теоретики, такие как Гарольд Лассуэлл [цитаты], Эдвард Шилс [цитата], Карл Мангейм [цитаты], Антонио Грамши [цитаты], Зигмунт Бауман [цитаты], Борис Кагарлицкий [цитаты], Дьёрдь Конрад [цитаты] и Иван Селени [цитаты] исследовал роль современной интеллигенции. Некоторые хвалили, а некоторые осуждали эти «символические экспертов» и «управленческой элиты». Немецкий социальный критик XIX в. Вильгельм Риль [цитата] был очарован и потрясен их. В наш век Эли Галеви [ID] занял столь же двусмысленную позицию в его Эпоха тираний . Хосе Ортега-и-Гассет [ID], казалось, рекомендовал их, в то время как Жюльен Бенда [ID], Милован Джилас [ID], Вацлав Махайский [цитата] и Макс Вебер [ID] предостерег от них. Многие из этих тем влияние на современных теоретиков транснациональных корпораций и руководителей глобальной рыночной экономики.

Сотни исследований об интеллигенции написано, но мало кто из них сейчас можно вспомнить как «социальные истории». В англоязычной литературе по данной теме доминирует тема была философской или психологической. Использование Мангеймом Альфреда Вебера идея «социально непривязанной интеллигенции» повлияла на многих с интеллигенцией за пределами их конкретной социальной и экономической среды. В эту форму мы узнаем от интеллектуалов, которые иногда кажутся «сверхчеловеками» или психопаты. Биография, а не просопография (групповая биография) или совокупность анализ когорт был предпочтительной формой анализа.

В довольно обратном направлении, на исконной родине интеллигенции, в России, изучение интеллигенции было погружено в изучение более крупных и обязательно более расплывчатые категории: социальные классы, как их определил Карл Маркс. в Советского Союза при коммунистическом правлении социальная история интеллигенции была постоянно фрагментированы в результате вынужденной необходимости отрицать любую независимую социальное существование этому «слою». В таком виде интеллигенция была зависимая историческая переменная, всегда функционирующая как выражение того или иного этот классовый интерес: таким образом, «буржуазная» или «аристократическая» интеллигенция.

Так и было можно объяснить, как дореволюционные элиты смогли объединиться с чужим социальным классом. Отец Ленина, например, был дворянином, знатным к этому общественному положению государственной службой, а Ленин радикал интеллигент смог «выбрать» союз с рабочим классом. Ленин и его партия в эта форма не могла иметь своих самостоятельных «интересов». Они притворялись служить интересам якобы более существенной реальности, пролетариата.

Три большие задачи представить себя социальной истории. Во-первых, интеллигенция должна быть «присоединены» к своей точной социальной среде и описаны в рамках их конкретных учреждений и организаций. Эту задачу выполняет растет число исследований, в которых выделяются многие разновидности интеллектуальных общественных деятелей среди интеллигенции: например, хозяйственников, финансовых планировщики, представители свободных профессий (особенно журналисты, учителя, юристы, врачи), технические и научные специалисты, политические идеологи, ученых, философов, богословов и художников.

Второй, особые «интересы» различных слоев интеллигенции должны быть придается должное значение наряду с их «идеологиями». Слишком часто интеллектуалы обращаются так, как если бы они не ели и не укрывались, или как будто у них не было внутренние и повседневные корыстные интересы. Что такое «интеллектуальный капитал», что такое являются меновой стоимостью и социальной полезностью знаний или тренированных способностей?

Чтобы проиллюстрировать предыдущие два абзаца, рассмотрим Русское дискуссионное общество 1840-х годов, так называемые «петрашевцы» [ТХТ]. Однажды расположенные должным образом, они больше не кажутся «революционным движением». Вместо этого они были группой невежественных интеллигентов, неуместных в своих родную землю и суетиться, чтобы сделать место для себя.

Третий, богатый взаимоотношения между интеллигенцией и другими общественными формированиями должны быть описаны более подробно, особенно в эпоху электронных средств массовой информации. Время может наступить, когда социальная история интеллигенции поможет осветить социальная история других агрегатов, особенно таких, как крестьянство, слишком часто думают, что у них нет ничего, кроме грязных повседневных «интересов» и очень мало духовной, интеллектуальной или идеологической культуры.

 

Ссылки

*2017fe23: Хранитель | «PPE: оксфордская степень, которая управляет Британией» [Электронный текст]

Козер, Льюис. Мужчины идей: взгляд социолога (1965)

Гессен, Маша. Снова мертвы: русская интеллигенция после коммунизма (1997)

Гоулднер, Элвин В. Будущее интеллектуалов и рост нового класса: система взглядов, Тезисы, предположения, аргументы и исторический взгляд на роль Интеллигенция и интеллигенция в международном классном конкурсе Современная Эра (1979)

Каутский, Джон Х. , изд. Политические изменения в слаборазвитых странах: национализм и коммунизм (1962)

Кимбалл, Алан. «Интеллектуалы и публичная культура: некоторые параллели в российском и американском опыте» [Текст]

Нагорный, Владимир С. Российская интеллигенция: от мучений к молчанию (1983)

Помпер, Филип. Российская революционная интеллигенция (1970)

 

Программа выбора | Кем были интеллигенты? Какова была их роль в русском обществе?

Javascript должен быть включен для правильного отображения страницы

Перейти к содержимому

Ученые

Итан Поллок

Дата съемки

11 ноября 2019 г.

Родственные подразделения

Кто вы и чем занимаетесь?

Почему школьникам важно знать о русской революции?

Кем были интеллигенты? Какова была их роль в русском обществе?

Как география повлияла на управление Российской империей?

Каковы причины 1905 Революция?

Какое значение имели изменения 1906 г. в Основные законы России?

Как Первая мировая война повлияла на жизнь людей в России?

Каковы были непосредственные причины и следствия Февральской революции 1917 г.