Что такое истина в литературе определение: истина | это… Что такое истина?

Что такое истина?

Что понимается под истиной, если истинным или ложным являются мысли, высказывания, мнения и суждения? В каком отношении находится такое эпистемологическое (теоретико-познавательное) определение истины к другим: к онтологическому, где речь идет об истине бытия, этическому, где речь идет об истинном благе? Истина— чрезвычайно широкое понятие, которое в русском языке ассоциируется со словом «правда», соединяющим истину и справедливость. В. С. Соловьев писал: «Если бы на вечный вопрос «что есть истина?» кто-нибудь ответил: истина есть то, что сумма углов треугольника равняется двум прямым или что соединение водорода с кислородом образует воду, — не было ли бы это плохой шуткой?»[9] Русский философ ставил проблему истины в аспекте человеческого бытия.

Современная теория познания сосредоточила свое внимание на истинности знания, игнорируя вопрос, является ли истинным наше бытие. Между тем еще Платон первичным считал вопрос о статусе того мира, который дан нашим чувствам. Созерцающий мир с помощью органов чувств и не обладающий «умственным зрением» человек похож на узника, находящегося в пещере и воспринимающего лишь слабые тени внешнего мира. Его познание, таким образом, не является познанием истины, ибо он воспринимает не подлинный мир. Предпосылкой постижения истины является свобода и мужество, благодаря которым человек, заключенный в пещеру, смог бы выбраться наружу. Но и его поджидает опасность: привыкший к полумраку, к смеси правды и обмана, он не в состоянии вынести яркий свет солнца. Поэтому еще одним условием истины является подготовка человека — образование, дающее способность понимать истину. Наконец, постижение истины предполагает у Платона решимость рассказать о ней людям, снять с них разного рода препятствия и завесы, мешающие свободному познанию. Ложь — это не просто заблуждение, а чаще всего обман или запрет думать и говорить. Отсюда борьба за истину требует напряжения всего существа человека, включая его разум и волю.

Вместе с тем, уже у Платона важен не только прорыв к сути бытия, но и поиск идей; только в их свете может быть правильно воспринято бытие. Важнейшим условием истины является правильная речь, которая относится к сути, в то время как ложная речь, выдавая различное за тождественное, несуществующее за существующее, препятствует установлению истины. Этот аспект был усилен Аристотелем, согласно которому утверждающая речь — это то, что выводит сущее на свет. Высказывания Аристотель определяет как функцию истинности. При этом он использует для ее определения понятие соответствия: истинность предложения «Сократ курносый» зависит не от мнения самого Сократа и даже не от мнений других людей. Наоборот, их мнения истинны лишь в том случае, если Сократ на самом деле курнос. Истинность зависит от объективного порядка вещей и не зависит от того, верят или нет в ее познающие субъекты.

Понимание истины как правильности и адекватности мышления было подхвачено в классической философии. Истина определяется как свойство знания, которое состоит в соответствии объективному положению дел. Правда, при этом возникли споры: высказывания должны соответствовать идеям разума или данным чувств. Ведь, по сути дела, требование соответствия знания «самому бытию» невыполнимо, так как оно всегда дано в формах познания. Есть еще одно противоречие в критерии соответствия: слова не похожи на мысли, а мысли — на вещи. Более того, сама попытка определить признаки истинности предполагает, что и признаки являются истинными. Так возникает порочный круг: то, что должно быть определяемым, входит в определяющее.

Дальнейшие попытки развития теории истины были связаны с уточнением понятия «соответствие»: одни философы сводили его к соответствию между высказываниями и фактами, другие — к сходству отношений. Однако что такое факт: истинное предложение или объективное положение дел? Эти затруднения привели некоторых философов к выводу, что следует ограничить проблему истины сферой сознания. В конце концов, большинство истин не подвергают критике и не проверяют. Отчасти они кажутся нам очевидными, отчасти основанными на авторитете других людей. То, что мы называем проверкой, чаще всего и состоит в сопоставлении тех или иных мнений с высказываниями, считающимися несомненными. Как бы мы ни сомневались во всем, как показал Декарт, само сомнение предполагает несомненное. Действительно, если глядя на свою руку я стану сомневаться, что это моя рука, то это уже вопрос не об истине, а о болезни.

Крайне важными критериями истинности являются непротиворечивость и последовательность высказываемого. Нельзя сбрасывать со счетов и консенсус, т. е. согласие других членов коммуникативного сообщества. Научение правильному языку напоминает не исследование, а дрессировку: сначала родители, потом воспитатели и учителя постоянно учат, как употреблять слова. Конечно, при этом возникает новая проблема: как в сложившуюся систему языка проникают новые высказывания. Но в любом случае следует признать, что новое мнение тогда истинно, когда остальные люди принимают его в ходе проверки.

С целью раскрытия философской природы истины целесообразно рассмотреть вопрос о соотношении знания и информации, истины и ценности, заблуждения и лжи. Многие критические замечания философов в адрес современных представлений об истине становятся более понятными, если учесть изменения понятия знания, которое вытесняется информацией. Если знание требует понимания и осмысления, так как оно традиционно связывалось с изменением познающего субъекта, то понятие информации лишено ценности о-этического значения, выражает меру порядка и определенности системы, инструментальные сведения о которых необходимо учитывать для выбора эффективного действия.

Понятие истины раньше включало ценностное содержание и характеризовало не только адекватность и соответствие, точность и практичность информации, но и оценку тех или иных возможностей и условий, при которых живет и действует человек. Сегодня параметры существования, задаваемые техникой и экономикой, расцениваются как объективные и выступают основой прогнозов и решений. Между тем критериями оценки социально-экономических решений должны стать не только технические возможности, но и человеческие потребности. В противном случае человек станет заложником техники, а знание не будет способствовать освобождению людей, как об этом мечтали ученые, философы и религиозные деятели.

Анализ соотношения истины с ложью и заблуждением также способствует лучшему уяснению ее богатого философского содержания. Поскольку истинность сегодня в основном расценивается как адекватность, то ее установление связывают с устранением условий возможности разного рода ошибок, неточностей и погрешностей. Между тем существование заблуждений и фабрикация лжи слабо учитываются разработанными в науке критериями истины, ибо они предполагают идеальное научное сообщество. Однако люди не ангелы и даже в науке нередки предрассудки и заблуждения, которые можно определить как непреднамеренную ложь. Их наличие вызвано сложным составом реального человеческого сознания, в котором кроме научных истин присутствуют повседневные традиции, навыки, умения, верования, социальные нормы и правила. Многие из них так или иначе устаревают и в случает отсутствия критической рефлексии, направленной на их устранение, могут стать источниками заблуждений.

Далеко не столь простой, как может показаться, является и проблема лжи. Ложь как намеренное искажение или сокрытие истины обычно связывают с корыстными интересами. В этом смысле заповедь «не лги» является моральным барьером, препятствующим выдавать желаемое за действительное. Вместе с тем еще Августин приводил примеры необходимой лжи. Допустим, рассуждал он, я хочу предупредить человека об опасности, но он мне не доверяет; не следует ли ему солгать, чтобы он поверил? Аналогичные проблемы могут возникать во взаимоотношениях ребенка и взрослого, больного и врача, судьи и подсудимого, победителя и пленника и т. п. Необходимо обратить внимание на то, что метафизическая градация истины и лжи выступает неким идеальным масштабом оценок, а в реальной жизни человек сталкивается с многочисленными разновидностями лжи — от умолчания, сокрытия, хранения тайны или секрета до намеренного искажения объективного положения дел, которое также может градуироваться в зависимости от той или иной цели: помочь человеку, оставить его в счастливом неведении, избавить от страданий или, наоборот, нанести ему вред, подчинить своей воле, использовать в своих корыстных интересах и т. п.

Проблема истины имеет важное мировоззренческое значение и споры о ней ведутся не только в теории познания. В центре споров в науке и политике, в искусстве и морали, в религии и философии находится вопрос о монизме или плюрализме истины, с которым тесно связаны проблемы абсолютной и относительной, субъективной и объективной истины. Можно выделить два подхода к решению названных проблем. Привлекательным остается классическое понимание истины как приоритетного понятия культуры. «Большая» истина — абсолютная и единая для всех обеспечила бы не только знание, но и мораль, а также религию, политику и жизненную практику. Однако анализ реальных функций такой «истины» обнаруживает, что она побеждает, как правило, при поддержке «огня и меча» и нередко выполняет не освобождающие, а репрессивные функции, что под ее именем скрываются тоталитарные идеологии. Неудивительно, что во всем мире ширится тенденция признания плюрализма, свободы мнений, т. е. релятивизация истины, утверждение ее зависимости от конкретной истории, культуры, национальной, этнической, социальной пр инадлежности.

Множественность истины несет другую угрозу. Отказ от универсальных масштабов оценки обостряет проблемы коммуникации и мирного сосуществования. Поэтому возникает сложный вопрос: как, не прибегая к фундаментализму (научному, религиозному, национальному), обеспечить порядок, взаимопонимание и нравственную солидарность человечества. Во всяком случае, тупиковым является стремление слить воедино истину, мораль, политический интерес и классовый подход. Установление границ применения истины не только не дискредитирует науку, но, наоборот, сделает ее более самостоятельной в своей области и одновременно контролируемой в ее социальных последствиях. Научная истина, добро и красота — это не одно и то же, но это такое различное, которое связано друг с другом и одно корректирует другое. Моральные религиозные проблемы не решаются ни научным, ни политическим путем, и наоборот. Однако это не означает, что моральные ценности не применимы в науке. Они задают ориентиры познания и жизни.

Из обзора некоторых подходов к определению истины следует несколько парадоксальный вывод: хотя и в жизненной, и в научной практике люди очень часто используют понятие истины, на самом деле его нельзя считать окончательно обозначенным. Этот вывод следует усвоить. Человечеству предстоит открывать не только еще неизвестные истины, но и новую истину об истине. Но она формулируется не за письменным столом, а в тех разнообразных практиках людей, которые заняты поиском конкретных истин в науке, искусстве, морали, жизни. Философия как раз и пытается осмыслить разнообразные формы жизни людей, понять, как сегодня функционируют такие различные и в то же время взаимосвязанные практики производства истины.

значение в православии, литературе и искусстве, Христос и Пилат на картине Николая Ге

С того момента, как человек осознает свою способность мыслить, он задается вопросом об истине. Этот вопрос присущ даже маленьким детям. Часто они перефразируют его, спрашивая: «а почему это „правильно?“», «а кто решил, что так „верно?“». Взрослея, ребенок начинает оформлять эту мысль опытом и знаниями, возможными для него на тот момент. Достигнув совершеннолетия, он понимает, что вопрос все еще есть, и он до сих пор над ним размышляет.

В зрелом возрасте эта тема приобретает уже совсем иной характер, ну а в преклонном — окрашивается философскими нотками. Но какими бы ни были оттенки чувств по этому вопросу, размышления о нем существуют на протяжении всей нашей жизни.

«Истина необходима человеку так же, как слепому трезвый поводырь.»

М. Горький

При этом, не имеет никакого значения вероисповедание человека, его расовая или национальная принадлежность, социальный статус или профессия. Всех нас когда-нибудь интересует вопрос истины.

Содержание

  1. Что такое истина
  2. Происхождение и значение понятия
  3. Картина «Что есть истина» Николая Ге
  4. История написания
  5. Изображенные события
  6. Художественные особенности
  7. Значение истины в современном мире
  8. Истина в литературе и искусстве
  9. Видео об истине

Что такое истина

Происхождение и значение понятия

Так много трактовок и понятий у этого понятия, масса мыслей, множество цитат. Слово произошло от старославянского «истъ», «истовъ», что имеет значение — «сущий, истинный».

В разных словарях есть следующие определения этого понятия:

  1. То, что есть здесь и сейчас и соответствует действительности, то же самое, что правда.
  2. Идеал познания, заключающийся в совпадении мысли и действия, в правильном понимании, знании того, что происходит в объективной действительности.
  3. Положение, суждение, утверждение, которое основано на житейском опыте.
  4. Философское понятие: то состояние, когда сознание человека адекватно отображает то, что объективно существует.
  5. Гносеологическая характеристика мышления в его отношении к своему предмету. Мысль действительно истинна, если она соответствует предмету.

Размышляя над всеми понятиями и определениями одного и того же слова, появляется мысль, что должно быть что-то, что объединило бы все это в одно целое. Лучше всего об этом сказано в главной книге человечества, в которой есть ответы на все вопросы, включая и этот.

Истина — образ бытия Господа нашего, который был воплощен в исторической Личности Иисуса Христа. Иисус сказал Ему:

«Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только чрез Меня».

(Ин. 14:6).

Ибо закон дан чрез Моисея, благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа (Ин.1:17).

Христос ответил на вопрос Пилата, только Пилат не захотел услышать и принять этот ответ (Ин. 18:36-38).

«Говоря о Православии, не стоит повторять ошибку Понтия Пилата, когда он спросил у Христа «Что есть истина?» Правильно было бы спросить — «Кто есть истина?… «Потому что истина — это не некая идея, теория, система, но лицо Всесвятое Лицо Вочеловечевшегося Бога Слова, Иисуса Христа».

прот. Георгий Металлинос

«Искать истину — значит искать предмет любви. И если ищешь Ее с любовью и ради любви, то Она откроет тебе свет лица Своего так, как только ты сможешь его вынести, не сгорев. Вместо с тем Она принесет тебе все, но ты поймешь, что тебе не нужно ничего больше, кроме Ее сияющего и сладчайшего лика. Христос — воплощенная истина, Его Церковь — „столп и утверждение истины“ (1Тим. 3:15). Православие содержит всю полноту.»

Святитель Николай Сербский

Картина «Что есть истина» Николая Ге

Тема истины затрагивается не только в философии и литературе, но и в искусстве. Наиболее полно она раскрывается в картине Николая Ге.

История написания

Осенью в 1889 году Николай Ге задумывается о написании картины, которая представила бы собой живописную версию восемнадцатой главы (Евангелие от Иоанна). Картина Ге «Что есть истина: Пилат и Христос» была закончена художником поразительно быстро — уже к середине января 1890-го она была готова, а спустя всего лишь месяц была показана на восемнадцатой Передвижной выставке.

Как обычно, Николай Ге готовился к работе очень тщательно: несколько раз посетил Киев, оставив свой хутор, изучал необходимые моменты, позаботился о тканях для одежд персонажей, заказал их, и всего за несколько дней его невестка, Екатерина Ивановна, сшила тогу для Пилата и рубище для Христа.

Изображенные события

Герои картины были написаны художником с поразительной остротой, непривычной для конца 19 века. Выразительный, мощный затылок Понтия Пилата, его широкая спина — создавали впечатление того, насколько властным, самоуверенным римлянам хотел передать его образ художник. Пилат задает вопрос об истине обвиняемому, не испытывая ни ярости, ни злобы, а лишь — высокомерную насмешку. Он не ждет ответа на свой вопрос, он уверен в том, что и сам знает его. Его и Иисуса разделяет луч света, словно меч, что мысленно относит нас к другим словам Христа:

«Не мир пришел Я принести, но меч».

(Мф. 10:34).

Но очень необычно изображен здесь Христос.

Со времен эпохи Возрождения Иисуса изображали физически очень красивым человеком, в русской живописи эта традиция прерывается как раз на данном художнике — Николае Ге. Спаситель на его холсте выглядит настолько изнуренным — почерневшее лицо и всклокоченные волосы, — что племянница автора Зоя имела неосторожность сказать, что Он некрасив. Замечание это настолько возмутило Ге, что он ответил Зое горячей отповедью:

«Красивый! Да знаешь ли ты, что красивого человека нет, есть, возможно, красивая лошадь, собака, свинья! Человек должен быть разумен, добр, но никогда отвлеченно красивым быть не может. Нельзя писать „красивого“ Христа после того, как сожжены и убиты десятки тысяч христов, гусов, бруно… Неужели же ты, увидав гонимого, страждущего, мучимого человека, прежде всего обратишь внимание, какой у него нос и какие глаза? Неужели же тебе дороже нос, чем его ужасное положение».

Художественные особенности

Дочь писателя, Татьяна Львовна Сухотина-Толстая, в работе над мемуарами упоминала, что картину эту Ге написал поверх другой картины, которая была также на библейскую тему. Изначальная картина называлась «Милосердие». На ней был изображен Христос и женщина-самаритянка возле колодца. «Милосердие» не было одобрено публикой, а Николай Ге, не испытывающий священного трепета перед своими работами, мог картину, которая казалась ему неудачной, легко записать, либо отрезать часть холста, либо даже бросить в мастерской на пол.

В 2011-м году в Третьяковской галерее проводили масштабную выставку Николая Ге. К тому времени появилась возможность проверить, правдивы ли слова Татьяны Львовны при помощи рентгенограмм, коих было сделано в процессе исследования не менее тридцати, а также других современных методик. Под красочным слоем картины о Христе и Пилате обнаружилась утраченная картина «Милосердие».

Темное круглое пятно, проступившее со временем на картине между лицами героев, когда-то было головой Христа с картины «Милосердие», а женщина-самарянка Николаем Ге была переделана в фигуру Иисуса. Полученная реконструкция «Милосердия» в 2011-м году была выставлена рядом с той, на которую она была заменена.

Значение истины в современном мире

Говоря о нашем современном обществе, а также о его обращенности к истине, необходимо заострить внимание именно на философских аспектах данной проблемы. На протяжении всего существования человечества нас всегда интересовало и притягивало то, что, по нашему мнению, истинно. Но сейчас, в современное время, когда человечество имеет возможность изобиловать информацией, мнениями и источниками, трудно поставить границы между истинным и ложными. Сегодня на нашу голову валятся подчас совершенно ненужные данные, средства массовой информации со всех сторон навязывают нам свои мнения. Простому человеку тяжело даже просто абстрагироваться от миллионов различных мнений, а не то, что принять собственное решение, полагаясь на внутренние выводы о том, что есть истинно, а что — ложно.

Другой стороной данной проблемы является то, что сегодняшнее общество привыкло полагаться на науку, ставшую для нас не то, чтобы средством познания мира, а основой производства, которое дает человечеству власть над природой, обеспечивает его комфорт и относительную безопасность.

Но наука ведь не обладает всей полнотой истины. Возникающие время от времени научные революции показывают, что рассчитывать на силу нашего разума можно было только с позиции классической рациональности. Сейчас наука уже все меньше и меньше претендует на постижение безусловной, объективной истины. Потому как, чем больше мы узнаем о мире, тем нам становится ясней, как все-таки мало мы знаем о нем и как же мы все далеки от абсолютной истины.

Истина в литературе и искусстве

«Всякий, кто искренно захотел истины, тот уже страшно силен».

Ф.М. Достоевский

Вдумываясь в эту мысль писателя, мы понимаем, что она не так проста, как может показаться. Сразу же приходит на ум: а кто не хочет ее? Вряд ли такой человек есть на свете. Ведь это попросту то же самое, что есть на самом деле, подлинная картина мира, окружающего нас. А кто не желает видеть мир именно таким, каким его создал Господь?

Тут появляется следующий вопрос: а для чего вообще этого желать? Ведь человек мечтает о том, чего у него нет. Выходит, мы не обладаем подлинной картиной мира? Но помимо этого мы ведь и не хотим, чтобы она у нас была, за исключением тех захотевших, о которых рассказывает нам Федор Михайлович.

Рассуждая об этом понятии, также вспоминается роман М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита». Впервые это слово в романе возникает в словосочетании «храм истины», который Иешуа обещает воздвигнуть на руинах старой веры. Таким образом, истина — это сакральное понятие, возвышенное, воздвигающее и создающее храмы. Если мы хотим познать, что же это такое, то должны духовно подняться ввысь и оттуда увидеть свою жизнь и свой путь. Об этом повествует нам М.А. Булгаков, и раскрывают в романе его герои.

Также вспомним изречение древности от индийских раджей, взятое Е.П. Блаватской как девиз:

«Нет религии выше истины».

Ведь она не приходит к нам в парадных одеждах, она скромна, она выглядит обыденно, но часто это происходит от того, что мы не обращаем на нее внимания.

Особенное внимание хочется уделить работе Н.А. Бердяева «Истина православия», в которой он пытается разобраться, что означает данное понятие для православной церкви. «Я есмь путь, истина и жизнь». Это означает, что это понятие нужно понимать целостно, оно экзистенциально. Истина не дается человеку в готовом виде, ее можно приобрести лишь путем и жизнью. Она предполагает движение в бесконечность. Часть принимают за целое, не допуская ощущение полноты. С этим как раз-таки и связано то, почему Иисус не ответил на вопрос Понтия Пилата об истине. Он сам истина, но та, которую нужно разгадывать на протяжение всей истории. Она первична, а не вторична, т. е. она — несоответствие чему-то другому. И, наконец, в последней инстанции она есть Бог, наш небесный царь, который, в свою очередь, есть истина, — так рассуждает Бердяев.

Истина — это не соответствие реальности, а ее смысл. В человеке должно происходить духовное пробуждение к истине, иначе она не достигается, ведь это есть творческое открытие, это творческое преображение реальности. Она целостна даже тогда, когда она относится к части.

Совершенно неверно говорить, что истинным является лишь то, что обязательно. Она может открываться лишь одному и отрицаться всем остальным миром, может быть пророческой, пророк же всегда одинок. По мнению Н.А. Бердяева, интересующее нас понятие — это не предметная, бытийственная реальность, отраженная в познающем и вошедшая в него, а просветление, преображение реальности, внесение в мировую данность качества, которого в ней не было до ее познания и откровения.

Видео об истине

В этом видео вы сможете увидеть размышления о главном понятии данной статьи.

Правда в литературе | The History Education Network

В интервью Shusha Guppy (2000) (написано для Paris Review[1]) британского писателя Жюльена Барнса спросили: «Сартр написал эссе под названием «Qu’est-ce que la littérature?» Что для вас литература?») Барнс ответил: «Самое короткое — это лучший способ сказать правду; это процесс создания грандиозной, красивой, хорошо упорядоченной лжи, которая говорит больше правды, чем любая сборка фактов» (стр. 1). Когда Барнса (2000) попросили уточнить его определение истины и место литературы в изучении прошлого, он заявил:

Я думаю, что великая книга — если оставить в стороне другие качества, такие как сила повествования, характеристики, стиль и т. д., — это книга, описывающая мир так, как это не делалось раньше; и признается теми, кто читает ее, как изложение новых истин — об обществе или о способах эмоциональной жизни, или о том и другом — таких истин, которые ранее не были доступны, уж точно не из официальных отчетов или правительственных документов, из журналистики или телевидение. Например, даже люди, осудившие

Госпожа Бовари , которые считали, что это должно быть запрещено, признали правдивость портрета такой женщины, в таком обществе, которого они никогда прежде не встречали в литературе. Вот почему роман был так опасен. Я действительно думаю, что в литературе есть центральная, новаторская правдивость, составляющая часть ее величия. Очевидно, это зависит от общества. В угнетающем обществе правдивая природа литературы имеет иной порядок и иногда ценится выше, чем другие элементы художественного произведения. (стр. 1)

Идея о том, что литература представляет истину, является отправной точкой для этой статьи. Когда я размышлял над книгой, связанной с историей или историческим образованием, у меня возникла идея использовать ее для публикации в блоге. Я просмотрел стопки на своем столе и те, что были расставлены на полках, и выбрал книгу Дэвида Бениоффа «

Город воров » (Бениофф, 2008) — вымышленный рассказ о блокаде Ленинграда. История фокусируется на отношениях между мальчиками, которым поручено выполнить задание армейского полковника. Им поручено достать яйца для торта, что кажется почти невозможным во время осады, когда запасы еды на исходе. Это история человеческих отношений во время трудностей, выживания и необходимости диалога и партнерства. Сила этого романа в том, что он изображает состояние человека во времена великих трудностей. Хотя это событие иностранное, мы можем понять человеческие истины, раскрытые в книге. Этот пост был предназначен для того, чтобы сосредоточиться на «Городе воров», но в процессе написания и редактирования я переключил свое внимание с обзора литературы на обсуждение места литературы в историческом образовании.

Художественная литература, хотя она и не относится к обычно понимаемому историческому жанру, занимает важное место в понимании человеческой природы — сродни историческим исследованиям. Изучение исторической фантастики дает учащимся опыт исторического воздействия. Другими словами, когда учащиеся читают текст из прошлого — художественную или нехудожественную литературу, — история оказывает на них влияние. Вейт (2015) объясняет, что передача истории (какую бы форму она ни принимала) несет в себе силу, имеет эффект, эффективна (стр. 3). Это то, что Гадамер (1989) называет историческим эффектом. Он утверждает, что люди должны понимать историчность своей жизни. В своем исследовании литературы и истории Коттингем (2005) утверждает, что «история требует от учащегося не только изучения ценностей и мировоззрений, отличных от его или ее собственных, будь то исторические взгляды или взгляды их современников, но заставляет его или ее задуматься и потенциально изменить свое мировоззрение в свете этих встреч.

Эти возможности особенно очевидны, когда литературные тексты используются вместо исторической нехудожественной литературы» (стр. 48). Литература открывает способы мышления и познания человеческого мира, выходящие за рамки того, что предоставляют факты и записи прошлого. Однако важно отметить, что литературу нельзя читать без учета контекста событий, которые она изображает. Коттингем цитирует Бентона, когда он утверждает, что, хотя «нарративная литература может преодолеть «психологическую и интерпретативную пропасть» (стр. 53) между настоящим и прошлым, предлагая понимание времени и места… изучающие литературу должны быть обучены историческому контексту (стр. 48). Это понимание поддается междисциплинарному подходу в истории и английском образовании. Ссылаясь на Чарльза Диккенса, Коттингем утверждает: «Изучающий литературу должен понимать, что Диккенс представляет собой особую реакцию на утилитарные ценности викторианской Англии, в то время как изучающий историю может анализировать Диккенса, чтобы понять эти взгляды» (стр.
48)

Город воров раскрывает аспекты человечества, которые, хотя и отличаются от нашего современного понимания мира, тем не менее имеют смысл. Прочитав эту книгу, а затем написав о ней, я был спровоцирован и поколеблен давними предубеждениями. Хотя я в ограниченном объеме изучал роль литературы в истории, я всегда был немного скептичен (возможно, некоторые из этих предубеждений были вызваны моей степенью по истории). Благодаря проецированию и осознанию этих предубеждений я расширил свое понимание того, что значит понимать человечество. Если изучение текстов прошлого требует осмысления, то литература, как заявил г-н Барнс, может раскрыть великие истины о человеческом мире.

 

Процитированные работы:

Бениофф, Дэвид. 2008. Город воров: Роман . Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Viking, 2008.

Коттингем, Марк. «Развитие духовности через использование литературы в обучении истории». Международный журнал детской духовности  10, 1 (2005): 45–60.

Гадамер, Ханс-Георг. Истина и метод . 2-е, испр. изд. Лондон: Издательская группа «Континуум», 1989.

Гуппи, Шуша. «Джулиан Барнс, Искусство фантастики № 165». The Paris Review ,

     Зима 2000 г. По состоянию на 1 февраля 2016 г.

Вейт, Джером. Гадамер и передача истории . Блумингтон: Индиана

     University Press, 2015.

Изображение:

  • English:   «Ленинградцы набирают воду».  Ленинградцы набирают воду из прорванного водопровода.

     

    Архив РИА Новости, фото №35, http://visualrian.ru/ru/site/gallery/#35 плёнка 6х8 / 6х8 ???????

     

    1 января 1942 г.

     

    автор: Всеволод Тарасевич

 



[1] http://www.theparisreview.org/interviews/562/the-art-of-fiction-no-165-j…

 

Правда, ложь и литература | The New Yorker

«Ты что, сошел с ума? Ты сошел с ума? Фальстаф требует принца Хэла в шекспировском «Генрихе IV, часть 1». «Разве правда не правда?» Шутка, конечно, в том, что он лжет, а принц разоблачает его как лжеца.

В такое время, как настоящее, когда кажется, что сама реальность подвергается нападкам со всех сторон, двуличное представление Фальстафа об истине, похоже, разделяют многие могущественные лидеры. В трех странах, о которых я заботился всю свою жизнь, — Индии, Великобритании и Соединенных Штатах — корыстная ложь регулярно выдается за факты, в то время как более достоверная информация очерняется как «фальшивые новости». Однако защитники реального, пытаясь остановить поток дезинформации, захлестнувший всех нас, часто совершают ошибку, стремясь к золотому веку, когда истина была неоспоримой и общепризнанной, и утверждая, что нам нужно вернуться к этому блаженный консенсус.

Правда в том, что истина всегда была спорной идеей. Изучая историю в Кембридже, я в раннем возрасте усвоил, что некоторые вещи являются «основными фактами», то есть бесспорными событиями, такими как битва при Гастингсе в 1066 году или принятие Декларации независимости США. принят 4 июля 1776 г. Но создание исторического факта было результатом придания событию особого значения. Переход Юлия Цезаря Рубикона — исторический факт. Но эту реку пересекло много других людей, и их действия не представляют интереса для истории. В этом смысле эти переходы не являются фактами. Также течение времени часто меняет значение факта. Во времена Британской империи военное восстание 1857 года было известно как мятеж индейцев, и, поскольку мятеж — это восстание против соответствующих властей, это название и, следовательно, значение этого факта поставили «бунтующих» индейцев в неправильное положение. . Индийские историки сегодня называют это событие Индийским восстанием, что делает его совершенно другим фактом и означает другое. Прошлое постоянно пересматривается в соответствии с установками настоящего.

Есть, однако, доля правды в том, что на Западе в девятнадцатом веке существовал довольно широко распространенный консенсус относительно характера реальности. Великие романисты того времени — Гюстав Флобер, Джордж Элиот, Эдит Уортон и другие — могли предположить, что они и их читатели, в общем, пришли к единому мнению о природе реального, и великий век реалистического романа был построен на тот фундамент.

Но этот консенсус был построен на ряде исключений. Это был средний класс и белый. Точки зрения, например, колонизированных народов или расовых меньшинств — точки зрения, с которых мир выглядел совсем иначе, чем буржуазная реальность, изображенная, скажем, в «Эпохе невинности», или в «Миддлмарче», или в «Мадам Бовари» — были в значительной степени стерты из повествования. Важность важных общественных дел также часто маргинализировалась. Во всем творчестве Джейн Остин почти не упоминаются наполеоновские войны; в огромном творчестве Чарльза Диккенса существование Британской империи признается лишь мельком.

В двадцатом веке, под давлением огромных социальных изменений, консенсус девятнадцатого века оказался хрупким; его взгляд на реальность стал выглядеть, можно сказать, фальшивым. Поначалу некоторые из величайших литераторов стремились запечатлеть меняющуюся реальность, используя методы реалистического романа, как Томас Манн в «Будденброках» или Дзюнъитиро Танидзаки в «Сёстрах Макиока», но постепенно реалистический роман стал казаться более и более проблематичными, а писатели от Франца Кафки до Ральфа Эллисона и Габриэля Гарсиа Маркеса создавали более странные, более сюрреалистические тексты, говоря правду посредством очевидной неправды, создавая новый вид реальности, как по волшебству.

Большую часть своей писательской жизни я утверждал, что нарушение старых договоренностей о реальности сейчас является наиболее значимой реальностью и что мир, возможно, лучше всего можно объяснить с точки зрения противоречивых и часто несовместимых нарративов. В Кашмире и на Ближнем Востоке, в битве между прогрессивной Америкой и Трампистаном мы видим примеры такой несовместимости. Я также утверждал, что последствия этого нового, аргументированного, даже полемического отношения к реальности имеют глубокие последствия для литературы — что мы не можем или не должны делать вид, что ее нет. Я считаю, что влияние на общественный дискурс более разнообразных голосов было полезным, обогатив нашу литературу и усложнив наше понимание мира.

И все же сейчас я, как и все мы, сталкиваюсь с настоящей загадкой. Как мы можем утверждать, с одной стороны, что современная действительность по необходимости стала многомерной, раздробленной и фрагментарной, а с другой стороны, что действительность есть очень особенная вещь, бесспорный ряд из вещей, которые так , которые нуждаются чтобы быть защищенным от нападок, если быть откровенным, вещей, которые не являются таковыми , которые пропагандируются, скажем, администрацией Моди в Индии, командой Brexit в Великобритании и президентом Соединенных Штатов ? Как бороться с худшими аспектами Интернета, этой параллельной вселенной, в которой важная информация и полный мусор сосуществуют бок о бок, с, по-видимому, одними и теми же уровнями власти, из-за чего людям становится труднее, чем когда-либо, различать их? Как противостоять эрозии общественного признания «основных фактов», научных фактов, подтвержденных фактами фактов, скажем, об изменении климата или прививках для детей? Как бороться с политической демагогией, стремящейся сделать то, чего всегда хотели авторитарные власти, — подорвать веру общественности в доказательства и, по сути, сказать своему электорату: «Не верьте ничему, кроме меня, ибо я — истина»? Что нам с этим делать? И в чем конкретно может заключаться роль искусства, и в особенности литературного искусства?

Не претендую на исчерпывающий ответ. Я действительно думаю, что нам нужно признать, что представление любого общества об истине всегда является результатом спора, и нам нужно лучше побеждать в этом споре. Демократия не вежлива. Часто это крики на площади. Нам нужно быть вовлеченными в спор, если мы хотим иметь хоть какой-то шанс выиграть его. Что же касается писателей, то нам необходимо перестроить веру наших читателей в аргументы на основании фактических данных и сделать то, что всегда хорошо получалось в художественной литературе, — создать между писателем и читателем понимание того, что реально. . Я не собираюсь реконструировать узкий, исключительный консенсус девятнадцатого века. Мне нравится более широкий и спорный взгляд на общество, который можно найти в современной литературе. Но когда мы читаем книгу, которая нам нравится или даже любима, мы обнаруживаем, что согласны с ее портретом человеческой жизни. Да, мы говорим, вот какие мы, вот что мы делаем друг с другом, это правда. В этом, пожалуй, больше всего может помочь литература.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *