Характеристика героя Марья Гавриловна, Метель, Пушкин. Краткая, подробная, в цитатах
Главная>Характеристики героев Метель
Марья ГавриловнаБыстрый переход:
Краткая характеристика (в двух словах)
Подробная характеристика
Характеристика в цитатах
Краткая характеристика (в двух словах)Главная героиня, богатая семнадцатилетняя девушка. В начале повести она влюбилась в бедного прапорщика Владимира, брак с которым родители не одобрили. Тогда они решили повенчаться тайно в другой деревне, но разыгралась метель, Владимир не смог добраться до церкви, а её, по ошибке, повенчали с неизвестным молодым человеком. После чего Владимир ушёл на войну и погиб, а она переехала в другое поместье. Через несколько лет она влюбилась в Бурмина, который оказался именно тем молодым человеком с кем её случайно обвенчали.
Подробная характеристикаМарья Гавриловна — главный женский персонаж повести А. С. Пушкина «Метель», дочь доброго помещика Гаврилы Гавриловича Р.
, возлюбленная Владимира и Бурмина. Ей семнадцать лет, она красива, стройна и светлолица, увлечена французскими романами. В округе Марью почитают как богатую невесту. Многие к ней сватаются, но ей нравится бедный армейский прапорщик Владимир. Молодые влюблены друг в друга, но боятся не получить родительского благословения. Тогда, они решают обвенчаться тайно в соседней деревне. Но им помешала внезапно поднявшаяся сильная метель. Марью в церковь привез в назначенный час кучер Владимира. Они с трудом добрались из-за занесенных дорог. Там Марья была обвенчана с другим человеком, которого ошибочно приняли за жениха. Сам Владимир сбился с пути и плутал всю ночь. До церкви он добрался только под утро, когда она уже была заперта.
Как и любая романтическая героиня, Марья видит в этом провидение, то есть знак свыше. Очнувшись у себя дом, она впала в горячку и все время повторяла имя Владимира. Родители поняли, в чем дело и решили выдать ее замуж за бедного прапорщика, но он уже сам не хотел жениться.
Вскоре Владимир погиб под Бородино, затем скончался и отец Марьи. А у них в имении появился новый гость — гусарский полковник Бурмин. Они с Марьей нравились друг другу, но что-то их удерживало от решительного шага. Как оказалось, Бурмин уже был обвенчан, но сам не знал с кем. Во время метели в начале 1812 года, он случайно оказался у церкви, где невеста ждала своего жениха. Поддавшись непростительному легкомыслию, он обвенчался с девушкой, не зная даже ее имени. А девушка, увидев лицо суженого, с криками: «Не он! Не он!» упала в обморок. Марья Гавриловна быстро поняла, что Бурмин и является ее законным супругом. Таким образом, в финале повести они поняли, что их свела сама судьба.
Марья Гавриловна жила в поместье родителей в Ненарадове
жил в своем поместье Ненарадове добрый Гаврила Гаврилович Р** … с его женою, Прасковьей Петровною … дочку их, Марью Гавриловну
Ей было 17 лет
семнадцатилетнюю девицу
Марья была стройной и бледной
стройную, бледную и семнадцатилетнюю девицу
Также она считалась богатой невестой
Она считалась богатой невестою, и многие прочили ее за себя или за сыновей
Марья много читала французских романов
Марья Гавриловна была воспитана на французских романах
Она была влюблена в бедного прапорщика Владимира Николаевича
была влюблена
Предмет, избранный ею, был бедный армейский прапорщик, находившийся в отпуску в своей деревне
Родители не одобряли выбор дочери
запретили дочери о нем и думать, а его принимали хуже, нежели отставного заседателя
Но Марья тайно встречалась с ним, а также они переписывались
Наши любовники были в переписке, и всякой день видались наедине в сосновой роще или у старой часовни
Там они клялися друг другу в вечной любви, сетовали на судьбу и делали различные предположения
Вскоре они пришли к выводу, что им надо тайно пожениться
если мы друг без друга дышать не можем, а воля жестоких родителей препятствует нашему благополучию, то нельзя ли нам будет обойтись без нее?
Владимир Николаевич в каждом письме умолял ее предаться ему, венчаться тайно, скрываться несколько времени, броситься потом к ногам родителей
Марья долго колебалась, но вскоре всё же решилась
Марья Гавриловна долго колебалась; множество планов побега было отвергнуто
Наконец она согласилась
План у них был такой
в назначенный день она должна была не ужинать и удалиться в свою комнату под предлогом головной боли
выйти в сад через заднее крыльцо, за садом найти готовые сани, садиться в них и ехать за пять верст от Ненарадова в село Жадрино, прямо в церковь, где уж Владимир должен был их ожидать
Перед самым побегом ей было очень тяжело
Накануне решительного дня Марья Гавриловна не спала всю ночь
Она была чуть жива
Дрожащим голосом объявила она, что ей ужинать не хочется, и стала прощаться с отцом и матерью
Пришед в свою комнату, она кинулась в кресла и залилась слезами
Наконец она отправилась в путь
Maшa окуталась шалью, надела теплый капот, взяла в руки шкатулку свою и вышла на заднее крыльцо
Он помог барышне и ее девушке усесться и уложить узлы и шкатулку, взял вожжи, и лошади полетели
Но Владимир попал в сильную метель и смог приехать в церковь только утром
Пели петухи и было уже светло, как достигли они Жадрина.
Церковь была заперта
На следующий день Марья сильно заболела
День прошел благополучно, но в ночь Маша занемогла
Открылась сильная горячка, и бедная больная две недели находилась у края гроба
В бреду Марья рассказала о своём побеге с Владимиром
Марья Гавриловна сама в беспрестанном бреду высказывала свою тайну
Но родители толком ничего не поняли и решили, что она слегла от любви к Владимиру и решили дать согласие на брак
Однако ж ее слова были столь несообразны ни с чем, что мать, не отходившая от ее постели, могла понять из них только то, что дочь ее была смертельно влюблена во Владимира Николаевича и что, вероятно, любовь была причиною ее болезни
Она советовалась со своим мужем, с некоторыми соседями, и наконец единогласно все решили, что видно такова была судьба Марьи Гавриловны
Они послали ему своё решение, но ответ их очень удивил
Положили послать за ним и объявить ему неожиданное счастие: согласие на брак
Но каково было изумление ненарадовских помещиков, когда в ответ на их приглашение получили они от него полусумасшедшее письмо! Он объявлял им, что нога его не будет никогда в их доме, и просил забыть о несчастном, для которого смерть остается единою надеждою
Вскоре умер отец Марьи
Другая печаль ее посетила: Гаврила Гаврилович скончался
Она стала богатой невестой
оставя ее наследницей всего имения
Она с материю уехала в другое поместье
обе они оставили Ненарадово, место печальных воспоминаний, и поехали жить в ***ское поместье
Вокруг Марьи было много женихов, но она никому не давала надежды
Женихи кружились и тут около милой и богатой невесты; но она никому не подавала и малейшей надежды
Это было странно, так как Владимир уже умер
Владимир уже не существовал: он умер в Москве
Наконец, её сердце смягчилось, когда она познакомилась с Бурминым
явился в ее замке раненый гусарской полковник Бурмин
Марья Гавриловна очень его отличала
При нем обыкновенная задумчивость ее оживлялась
Скоро они влюбились, но с признанием в любви он, почему-то тянул
Она не могла не сознаваться в том, что она очень ему нравилась; вероятно и он, с своим умом и опытностию, мог уже заметить, что она отличала его
каким же образом до сих пор не видала она его у своих ног и еще не слыхала его признания? Что удерживало его?
Наконец, он решил признаться ей в любви
Бурмин вошел в комнату и тотчас осведомился о Марье Гавриловне
Бурмин нашел Марью Гавриловну у пруда, под ивою, с книгою в руках и в белом платье, настоящей героинею романа
После первых вопросов Марья Гавриловна нарочно перестала поддерживать разговор, усиливая таким образом взаимное замешательство, от которого можно было избавиться разве только внезапным и решительным объяснением
Марья Гавриловна закрыла книгу и потупила глаза в знак согласия
Я вас люблю, — сказал Бурмин, — я вас люблю страстно…
После чего, он неожиданно заявил, что женат, но не знает на ком
Я женат,— продолжал Бурмин,— я женат уже четвертый год и не знаю, кто моя жена, и где она, и должен ли свидеться с нею когда-нибудь!
Она была удивлена и попросила всё рассказать
Марья Гавриловна взглянула на него с удивлением
Что вы говорите? — воскликнула Марья Гавриловна, — как это странно! Продолжайте
Он рассказал, как в метель был случайно обвенчан с другой девушкой
В начале 1812 года, — сказал Бурмин, — я спешил в Вильну
как вдруг поднялась ужасная метель
Между тем метель не унималась; я не вытерпел, приказал опять закладывать и поехал в самую бурю
Мы приехали в деревню; в деревянной церкви был огонь
Церковь была отворена, за оградой стояло несколько саней; по паперти ходили люди.
«Сюда! сюда!» — закричало несколько голосов
Я молча выпрыгнул из саней и вошел в церковь, слабо освещенную двумя или тремя свечами
Старый священник подошел ко мне с вопросом: «Прикажете начинать?» — «Начинайте, начинайте, батюшка», — отвечал я рассеянно
Нас обвенчали. «Поцелуйтесь», — сказали нам. Жена моя обратила ко мне бледное свое лицо. Я хотел было ее поцеловать… Она вскрикнула: «Ай, не он! не он!» и упала без памяти
Я повернулся, вышел из церкви безо всякого препятствия, бросился в кибитку и закричал: «Пошел!»
Марья была в сильном волнении и бросилась к нему
Боже мой, боже мой! — сказала Марья Гавриловна, схватив его руку, — так это были вы! И вы не узнаете меня?
Оказалось, что той девушкой была сама Марья Гавриловна
Бурмин побледнел… и бросился к ее ногам…
см. также:
Характеристики главных героев произведения Метель, Пушкин
Краткое содержание Метель, Пушкин
Сочинения по произведению Метель, Пушкин
Краткая биография Александра Пушкина
Росинка Токио | Читаем «Повести Белкина»
Уже лето наступило, а я только собралась подводить итоги наших «весенних чтений».
Читали мы три «повести Белкина», и с сегодняшнего дня материалы доступны в магазине. А я сегодня расскажу о том, какие приемы и задания у нас оказались самыми эффективными. Это то, чем я буду пользоваться и в следующий раз. Это то, что вы можете позаимствовать для своих занятий, что бы вы ни читали со своими подросшими детьми.
Семь приёмов
1. Самый эффективный прием – это «подведение итогов» прочитанного абзаца или его части. Я уже писала, что это нужно для того, чтобы выплыть из плотного текста с устаревшей лексикой и длинными витиеватыми фразами, и осознать, что, в принципе, нам всё понятно. Даже несмотря на множество но. Нам понятно, о чем речь! Смещение акцента с «ужас, сколько непонятных слов» на «надо просто уловить смысл» очень помогло особенно впечатлительным детям. И при этом лексика и красивости тоже не остались в стороне. Плюс умение в одном предложении сформулировать смысл прочитанного тоже никогда не помешает.
2. Задания на «вертикальную проработку» лексики, когда мы для новых слов и выражений придумываем короткие диалоги, в которых они могли бы встретиться.
Например, в маленькой книжечке про суеверия (задание «От судьбы не уйдёшь»), мы подбираем определения, составляем такие диалоги и потом подбираем к ним подходящие прилагательные или смотрим синонимы, но я думаю, что «присвоить» себе слово у детей получилось именно после этих диалогов, создания нового контекста для изучаемых слов и выражений.
3. Работа с прилагательными. Например, в задании «Вещий сон» по повести «Метель» мы посмотрели, какие прилагательные выбрал автор для описания сна, и какую атмосферу ими создал. Потом переписали сон, создав иную атмосферу. И это задание нам потом еще не раз пригодилось, когда уже по инициативе кого-то из детей мы устно брали какой-то отрывок, смотрели, за счет чего создана атмосфера, и меняли ее.
4. Все задания на «скажи иначе» и «скажи проще».
«Она не могла не сознаваться в том, что она очень ему нравилась; вероятно, и он, с своим умом и опытностию, мог уже заметить, что она отличала его: каким же образом до сих пор не видала она его у своих ног и еще не слыхала его признания?»
или, например,
«Соседи, узнав обо всём, дивились её постоянству и с любопытством ожидали героя, долженствовавшего наконец восторжествовать над печальной верностию этой девственной Артемизы».
Множество сложных фраз мы можем переписать – пересказать современным языком, сказать проще.
5. «Выбери подходящее»: мы даем сложную фразу и 2 варианта ее значения. Такие задания дети потом могут сами писать друг для друга: можно раздать карточки с одной такой фразой на каждой из них, а дети пишут для соседа по парте «тест» из двух вариантов ответа, затем обмениваются карточками, и проходят тест сами.
Некоторые задания сложные: на этом рабочем листе это первые 2. В первом, например, детей сбивают значения глагола «оставлял» (оставлял при себе или отбрасывал?!). Некоторые попроще, как с «не знал счёта деньгам» и прочими дословными чтениями устойчивых выражений, фразеологизмов и поговорок. Как правило, даже услышав поговорку впервые, дети догадываются, что понимать ее надо в переносном смысле.
6. И классика – переписываем какую-либо сцену так, чтобы читатель посмотрел на нее глазами другого героя. Например, дуэль в поместье графа глазами Сильвио.
Плюс дописывание пропущенного эпизода. Я знаю, что среди учителей много тех, кто не любит «препарировать тексты», разбирать их подробно и изучать структуру. Но только после того, как мы разобрали структуру «Метели», отследили все переходы и всех рассказчиков, нашли пропущенный эпизод и в нескольких предложениях его дописали, один мой ученик пришел в полный восторг от повести: «Это же как в хорошем кино! Как Пушкин смог так написать? Как он составлял план? Как придумывал сюжет?» И к следующему уроку этот же ребенок, у которого русский язык третий по счету и далеко не самый сильный, по своей инициативе вместе с мамой прочитал ещё 2 повести, которые в наш курс «весенних чтений» не входили.
7. Детям, судя по опросу, больше всего понравились задания, в которых надо было гуглить картинки, выбирать подходящие и зарисовывать их. Но это такая лексика, которая даже в пассиве не задержится надолго, если не продолжать читать литературу 19 века.
Такая история.
В этом году на «весенние чтения», по понятным семейным обстоятельствам, у меня было куда меньше времени, чем в предыдущие годы. Но я все равно очень рада, что не стала откладывать и взялась за эту тему. И даже отложила подготовку к летнему ТРКИ для некоторых учеников.
Если вы занимались вместе с нами по «Повестям Белкина», что оказалось самым эффективным для ваших детей или учеников?
Если вы не участвовали в наших «весенних чтениях», то купить материалы можно в магазине. И потом тоже поделиться своим опытом!
Успехов вам!
Франкенштейн: Глава 8 | SparkNotes
Мы провели несколько печальных часов до одиннадцати часов, когда должно было начаться судебное разбирательство. Мой отец и остальные члены семьи были обязаны присутствовать в качестве свидетелей, и я сопровождал их в суд. Во время всего этого жалкого издевательства над правосудием я терпел живые пытки. Предстояло решить, не приведет ли результат моего любопытства и беззаконных замыслов к смерти двух моих ближних: одного — улыбающегося младенца, полного невинности и радости, а другого — гораздо более ужасного убийства, со всеми усугублениями позора, какие только могли убийство запомнилось ужасом.
Жюстина тоже была достойной девушкой и обладала качествами, которые обещали сделать ее жизнь счастливой; теперь все должно было быть уничтожено в позорной могиле, и я причина! Тысячу раз лучше бы я признал себя виновным в преступлении, приписываемом Жюстине, но я отсутствовал, когда оно было совершено, и такое признание было бы сочтено бредом сумасшедшего и не оправдало бы ее, пострадавшей из-за меня. .
Внешний вид Жюстин был спокойным. Она была одета в траур, и ее лицо, всегда привлекательное, от торжественности ее чувств придавало изысканную красоту. Тем не менее она казалась уверенной в своей невиновности и не дрожала, хотя на нее смотрели и ненавидели тысячи людей, ибо вся доброта, которую в противном случае могла бы вызвать ее красота, была стерта в умах зрителей представлением о чудовищности, которую она, как предполагалось, совершила. . Она была спокойна, но спокойствие ее было явно принужденным; и так как ее замешательство ранее было приведено в качестве доказательства ее вины, она напрягла свой ум, чтобы притвориться храброй.
Войдя во двор, она окинула его взглядом и быстро обнаружила, где мы сидели. Слеза, казалось, затуманила ее глаза, когда она увидела нас, но она быстро оправилась, и взгляд скорбной любви, казалось, свидетельствовал о ее полной невиновности.
Начался судебный процесс, и после того, как ее адвокат изложил обвинение, были вызваны несколько свидетелей. Против нее сочеталось несколько странных фактов, которые могли бы поразить любого, у кого не было таких доказательств ее невиновности, как у меня. Она отсутствовала всю ночь, когда было совершено убийство, и к утру была замечена продавщицей недалеко от того места, где впоследствии было найдено тело убитого ребенка. Женщина спросила ее, что она там делает, но она выглядела очень странно и ответила только сбивчивым и невнятным ответом. Она вернулась в дом около восьми часов, и когда кто-то спросил, где она провела ночь, она ответила, что искала ребенка, и серьезно спросила, не слышно ли что-нибудь о нем. Когда ей показали тело, она впала в бурную истерику и несколько дней лежала в постели.
Затем была показана картина, которую служанка нашла у нее в кармане; и когда Елизавета дрожащим голосом доказала, что это то же самое, что она повесила ему на шею за час до исчезновения ребенка, ропот ужаса и негодования наполнил двор.
Жюстин вызвали для защиты. По ходу судебного разбирательства ее лицо изменилось. Удивление, ужас и страдание были сильно выражены. Иногда она боролась со слезами, но когда от нее требовалось умолять, она собирала свои силы и говорила слышным, хотя и переменчивым голосом.
— Бог знает, — сказала она, — насколько я невиновна. Но я не претендую на то, чтобы мои заявления оправдывали меня; Я надеюсь, что характер, который я всегда носил, склонит моих судей к благоприятному толкованию, когда какое-либо обстоятельство кажется сомнительным или подозрительным».
Затем она рассказала, что с разрешения Элизабет она провела вечер той ночи, когда было совершено убийство, в доме тети в Шене, деревне, расположенной примерно в лиге от Женевы.
По возвращении около девяти часов она встретила мужчину, который спросил ее, не видела ли она что-нибудь о потерявшемся ребенке. Она была встревожена этим сообщением и провела в поисках его несколько часов, когда ворота Женевы были затворены, и она была вынуждена провести несколько часов ночи в сарае, принадлежащем коттеджу, не желая звать жителей, кому она была хорошо известна. Большую часть ночи она провела здесь, наблюдая; к утру ей казалось, что она спала несколько минут; какие-то шаги потревожили ее, и она проснулась. Наступил рассвет, и она вышла из своего убежища, чтобы снова попытаться найти моего брата. Если она подошла к тому месту, где лежало его тело, то без ее ведома. То, что она была сбита с толку, когда ее расспрашивала торговка, неудивительно, поскольку она провела бессонную ночь, а судьба бедного Уильяма все еще оставалась неизвестной. Относительно картины она не могла дать никакого отчета.
— Я знаю, — продолжала несчастная жертва, — как тяжело и фатально давит на меня одно это обстоятельство, но объяснить его я не в силах; Вероятность того, что она могла быть помещена в мой карман.
Но и здесь я сдерживаюсь. Я верю, что у меня нет врагов на земле, и ни один из них, несомненно, не был бы настолько нечестивым, чтобы погубить меня напрасно. Подложил ли ее туда убийца? Я знаю, что у него не было возможности сделать это, а если бы и была, зачем бы он украл драгоценность, чтобы расстаться с ней так скоро?0003
«Я доверяю свое дело правосудию моих судей, но не вижу места для надежды. Прошу разрешения допросить нескольких свидетелей относительно моей личности, и если их показания не перевешивают мою предполагаемую вину, я должен быть осужден , хотя я бы поручился за свое спасение в своей невиновности».
Было вызвано несколько свидетелей, знавших ее много лет, и они хорошо отзывались о ней; но страх и ненависть к преступлению, в котором они считали ее виновной, сделали их робкими и нежелающими выступать. Элизабет увидела, что даже это последнее средство, ее превосходный нрав и безупречное поведение, вот-вот подведут подсудимого, когда, хотя и сильно взволнованная, она просила разрешения выступить перед судом.
— Я, — сказала она, — двоюродная сестра несчастного ребенка, которого убили, или, вернее, его сестра, потому что я воспитывалась у его родителей и жила с ними с тех пор и даже задолго до его рождения. Я считаю неприличным выступать по этому поводу, но когда я вижу, что подобное существо вот-вот погибнет из-за трусости своих мнимых друзей, я хочу, чтобы мне позволили говорить, чтобы я мог сказать все, что мне известно о ее характере. хорошо знакома с подсудимой. Я жила с ней в одном доме то пять, то почти два года. Все это время она казалась мне самым любезным и доброжелательным из человеческих существ. Она кормила мадам Франкенштейн. , моя тетя, во время ее последней болезни, с величайшей любовью и заботой, а затем ухаживала за своей матерью во время утомительной болезни, таким образом, что это возбуждало восхищение всех, кто ее знал, после чего она снова жила в доме моего дяди, где ее любила вся семья. была горячо привязана к ныне умершему ребенку и относилась к нему как самая нежная мать.
Со своей стороны, я не колеблясь скажу, что, несмотря на все доказательства против нее, я верю и полагаюсь на ее полную невиновность. У нее не было искушения для такого действия; что касается безделушки, на которой держится главное доказательство, то, если бы она искренне желала его, я бы охотно дал ей, настолько я уважаю и ценю ее».0003
Ропот одобрения последовал за простым и сильным призывом Элизабет, но он был вызван ее великодушным вмешательством, а не в пользу бедной Жюстин, на которую общественное негодование обрушилось с новой силой, обвиняя ее в самой черной неблагодарности. Она сама плакала, когда Элизабет говорила, но не отвечала. Мое собственное волнение и тоска были чрезвычайно велики в течение всего процесса. я верил в ее невиновность; Я знал это. Мог ли демон, убивший (я ни на минуту не сомневался) и моего брата в своей адской забаве, предать невинных смерти и позору? Я не мог вынести ужаса своего положения, и когда я понял, что народный голос и лица судей уже осудили мою несчастную жертву, я бросился из суда в агонии.
Пытки обвиняемых не равнялись моим; ее поддерживала невинность, но клыки раскаяния разрывали мою грудь и не оставляли своей хватки.
Я провел ночь в полном убожестве. Утром я пошел в суд; мои губы и горло пересохли. Я не осмелился задать роковой вопрос, но меня знали, и офицер догадался о причине моего визита. Бюллетени были брошены; все они были черными, и Жюстину осудили.
Я не могу претендовать на то, чтобы описать то, что я тогда чувствовал. Я и прежде испытывал чувства ужаса, и я старался придать им адекватные выражения, но слова не могут передать мысли о том душераздирающем отчаянии, которое я тогда испытал. Человек, к которому я обращался, добавил, что Жюстин уже признала свою вину. «Эти доказательства, — заметил он, — вряд ли требовались в таком вопиющем деле, но я рад этому, и, действительно, ни один из наших судей не любит осуждать преступника на основании косвенных улик, какими бы убедительными они ни были».
Это были странные и неожиданные сведения; что это может означать? Мои глаза обманули меня? И действительно ли я был таким сумасшедшим, каким поверил бы мне весь свет, если бы я раскрыл предмет своих подозрений? Я поспешил вернуться домой, и Елизавета жадно потребовала результата.
«Мой двоюродный брат,» ответил я, «это решено, как вы могли ожидать, все судьи предпочли, чтобы десять невиновных пострадали, чем один виновный должен бежать. Но она созналась.»
Это был ужасный удар для бедной Элизабет, которая твердо полагалась на невиновность Жюстин. «Увы!» сказала она. «Как я когда-нибудь снова поверю в человеческую доброту? Жюстина, которую я любил и почитал как свою сестру, как могла она надевать эти невинные улыбки только для того, чтобы предать? совершил убийство».
Вскоре после этого мы узнали, что бедная жертва выразила желание увидеть моего кузена. Мой отец не желал, чтобы она уезжала, но сказал, что он предоставил решать это ее собственному суждению и чувствам. — Да, — сказала Элизабет, — я пойду, хотя она и виновата, и ты, Виктор, пойдешь со мной, я не могу идти одна. Мысль об этом визите была для меня пыткой, но я не мог отказаться.
Мы вошли в мрачную тюремную камеру и увидели Жюстину, сидящую на соломе в дальнем конце; ее руки были скованы наручниками, а голова покоилась на коленях.
Она встала, увидев, что мы вошли, и, когда мы остались с ней наедине, бросилась к ногам Елизаветы, горько плача. Мой двоюродный брат тоже плакал.
«О, Жюстин!» сказала она. «Зачем ты лишила меня моего последнего утешения? Я полагался на твою невинность, и хотя я был тогда очень несчастен, я не был так несчастен, как теперь».
«И ты тоже веришь, что я такой очень, очень злой? Ты тоже присоединяешься к моим врагам, чтобы сокрушить меня, осудить меня как убийцу?» Ее голос был задушен рыданиями.
«Вставай, моя бедная девочка,» сказала Элизабет; — Зачем ты становишься на колени, если ты невиновен? Я не из твоих врагов, я считал тебя невиновным, несмотря на все улики, пока не услышал, что ты сам признал свою вину. Уверяю вас, дорогая Жюстин, что ничто не может поколебать моего доверия к вам, кроме вашего собственного признания.
«Я сознался, но сознался во лжи. Я исповедовался, чтобы получить отпущение грехов; но теперь эта ложь лежит на моем сердце тяжелее, чем все другие мои грехи.
Боже небесный прости меня! С тех пор, как я был осужден, мой исповедник осадил меня, он угрожал и угрожал, пока я почти не начал думать, что я был чудовищем, которым он назвал меня. Он угрожал отлучением от церкви и адским огнем в мои последние минуты, если я буду продолжать упорствовать. Дорогая леди, мне нечего было поддержите меня; все смотрели на меня, как на беднягу, обреченного на позор и погибель. Что я мог сделать? В злой час я подписался на ложь; и теперь только я действительно несчастен».
Она замолчала, заплакав, а затем продолжила: «Я с ужасом подумала, моя милая госпожа, что вы должны поверить, что ваша Жюстина, которую ваша блаженная тетка так высоко чтила и которую вы любили, была существом, способным на преступление, которое никто, кроме самого дьявола, не мог совершить преступления. Дорогой Уильям! Дорогое благословенное дитя! Я скоро снова увижу тебя на небесах, где мы все будем счастливы, и это утешает меня, идущего на позор и смерть».
«О, Жюстин! Простите меня за то, что я на мгновение не поверил вам.
Почему вы признались? Но не горюйте, милая девушка. Не бойтесь. Я провозглашу, я докажу вашу невиновность. Я растоплю каменные сердца Моими слезами и молитвами твоих врагов. Ты не умрешь! Ты, мой товарищ по играм, мой товарищ, моя сестра, погибни на эшафоте! Нет! Нет! Я никогда не мог пережить такого ужасного несчастья.
Жюстин печально покачала головой. «Я не боюсь умереть,» сказала она; «эта боль прошла. Бог поднимает мою слабость и дает мне мужество переносить худшее. Я покидаю печальный и горький мир; и если вы помните меня и думаете обо мне как о несправедливо осужденном, я смирился с ожидающей меня судьбой. Научитесь у меня, дорогая госпожа, терпеливо покоряться воле неба!
Во время этого разговора я удалился в угол тюремной комнаты, где мог скрыть ужасную тоску, охватившую меня. Отчаяние! Кто посмел об этом говорить? Бедная жертва, которая на следующий день должна была пройти ужасную границу между жизнью и смертью, не чувствовала, как я, такой глубокой и горькой агонии.
Я заскрежетал зубами и стиснул их вместе, издав стон, исходивший из самой глубины души. Жюстин вздрогнула. Когда она увидела, кто это, она подошла ко мне и сказала: «Милостивый государь, вы очень любезны посетить меня; вы, надеюсь, не верите, что я виновата?»
Я не мог ответить. «Нет, Жюстин,» сказала Элизабет; «Он более убежден в вашей невиновности, чем я, потому что даже когда он услышал, что вы сознались, он не поверил в это».
«Я искренне благодарен ему. В эти последние минуты я чувствую самую искреннюю благодарность к тем, кто думает обо мне с добротой. Как сладка любовь других к такому несчастному, как я! Я чувствую, что могу спокойно умереть теперь, когда моя невиновность признана вами, дорогая леди, и вашим двоюродным братом».
Так бедная страдалица пыталась утешить других и себя. Она действительно добилась отставки, которую желала. Но я, истинный убийца, чувствовал в своей груди живого неумирающего червя, не допускавшего ни надежды, ни утешения. Елизавета тоже плакала и была несчастна, но и у нее была тоска невинности, которая, как облако, проплывающее над прекрасной луной, на время скрывает, но не может затмить ее блеска.
Тоска и отчаяние проникли в самую сердцевину моего сердца; Я носил в себе ад, который ничто не могло потушить. Мы пробыли у Жюстин несколько часов, и Элизабет с большим трудом могла оторваться. «Я хочу, — воскликнула она, — умереть вместе с вами, я не могу жить в этом мире страданий».
Жюстин приняла веселый вид, с трудом сдерживая горькие слезы. Она обняла Элизабет и сказала голосом с наполовину подавленным волнением: «Прощайте, милая леди, дражайшая Елизавета, моя возлюбленная и единственная подруга; пусть небо в своей щедрости благословит и сохранит вас; пусть это будет последнее несчастье, которое вам предстоит». никогда не страдай! Живи и будь счастлива, и делай так других».
А наутро Жюстин умерла. Душераздирающее красноречие Елизаветы не смогло отвлечь судей от твердого убеждения в преступлении святой страдалицы. Мои страстные и негодующие призывы были потеряны для них. И когда я получил их холодные ответы и услышал резкие, бесчувственные рассуждения этих людей, мое намеренное признание замерло на моих устах.
Таким образом, я мог объявить себя сумасшедшим, но не отменить приговор, вынесенный моей несчастной жертве. Она погибла на эшафоте как убийца!
От мук собственного сердца я повернулся, чтобы созерцать глубокую и безмолвную скорбь моей Элизабет. Это тоже было моим делом! И горе моего отца, и запустение этого позднего, такого улыбающегося дома, все было делом рук моих трижды проклятых! Плачьте, несчастные, но это не последние ваши слезы! Снова поднимешь ты погребальный вопль, и снова и снова будет слышен звук твоих причитаний! Франкенштейн, твой сын, твой родственник, твой давний и всеми любимый друг; тот, кто готов израсходовать каждую жизненную каплю крови ради вас, у кого нет ни мысли, ни чувства радости, кроме той, которая отражается также и на ваших милых ликах, кто наполнит воздух благословениями и посвятит свою жизнь служению вам, — он велит вам плакать, проливать бесчисленные слезы; счастлив сверх своих надежд, если столь неумолимая судьба будет удовлетворена, и если разрушение приостановится перед тем, как покой могилы сменится вашими печальными муками!
Так говорила моя пророческая душа, когда, раздираемая угрызениями совести, ужасом и отчаянием, я видел, как те, кого я любил, тратят напрасную скорбь на могилах Уильяма и Жюстин, первых несчастных жертв моих нечестивых искусств.
Best Crucible Act 4 Краткое изложение
Акт 4 дает нам захватывающее завершение этой безумной саги. Как граждане Салема и их руководящие лица справляются с последствиями судебных процессов? Будут ли «ведьмы» ложно признаваться, чтобы избежать казни? Джон Проктор все еще полностью ненавидит себя? Читайте дальше, чтобы узнать все это и многое другое, включая ключевые цитаты и тематический анализ финального акта 9 сезона.0071 Горнило.
Горнило Краткое изложение акта 4 — краткая версия
Акт 4 начинается с того, что Херрик забирает Титубу и Сару Гуд из тюремной камеры, чтобы судебные чиновники могли провести там заседание. Преподобный Хейл и преподобный Пэррис ушли молиться вместе с другими осужденными заключенными, что беспокоит Дэнфорта и Хаторна. Когда Пэррис прибывает на встречу, он объясняет, что Хейл пытается заставить заключенных признаться в своих преступлениях , а не терять свою жизнь напрасно.
Он также сообщает, что Эбигейл и Мерси Льюис сбежали и украли все сбережения его жизни.
Затем власти обсуждают состояние социальных волнений, которое возникло в Салеме после заключения в тюрьму стольких граждан. Хаторн отрицает возможность бунта («Почему при каждой казни я не видел ничего, кроме большого удовлетворения в городе» (стр. 117)), но Пэррис очень обеспокоен тем, что произойдет, если они повесят людей, которые уважаемый. Пэррису уже угрожали смертью в виде кинжала, застрявшего в дверном проеме. Он советует отложить повешение и продолжать добиваться признаний, но Данфорт отказывается, потому что это выставит его в плохом свете.
Хейл приходит и говорит, что еще не получил ни одного признания. Единственный заключенный, с которым он не разговаривал, это Джон Проктор. Чиновники решают, что они приведут Элизабет Проктор, чтобы поговорить с ним и убедить его признаться. Элизабет и Джон остаются одни, и Элизабет сообщает Джону о смерти Джайлза Кори.
Джайлза забили до смерти тяжелыми камнями, так как он отказался признать себя виновным или невиновным по обвинению в колдовстве. Джон умоляет ее сказать ему, должен ли он признаться. Он склоняется к признанию, потому что он не очень много думает о себе и чувствует, что его душа уже безнадежна. Он просит прощения у Элизабет, но она говорит, что ее прощение ничего не значит, если он не простит себя. Она также возлагает на себя некоторую вину за то, как все пошло с Эбигейл. Она говорит ему, что только он может решать, признаваться или нет.
Джон предварительно соглашается признаться, но отказывается называть какие-либо имена, а затем не хочет подписывать признание. Он решает, что не сможет прожить остаток своей жизни после того, как навсегда опозорит свое имя. В последний момент он выхватывает подписанный листок и рвет его в клочья, тем самым решая свою судьбу. Маршал Херрик уводит Ребекку Нерс и Джона на виселицу.
Остальные умоляют Элизабет убедить его передумать, но она отказывается лишать его этого выбора, хотя очевидно, что это единственный способ освободиться от ненависти к себе.
«Никто не такой наркоман, как я, я одет так свежо, так чисто» — Джон Проктор в конце
Крусибл Краткое содержание акта 4 — «Ой, я сделал» t Read It» Версия
Это действие происходит в тюремной камере в Салеме. Маршал Херрик будит заключенных, Сару Гуд и Титубу, чтобы перевести их в другую камеру. Две женщины говорят о своих планах улететь на Барбадос после того, как Дьявол придет за ними и превратит их в синих птиц. Они принимают коровье мычание за пришествие сатаны, чтобы унести их (это могло случиться с кем угодно). Херрик выводит их из камеры, а Титуба призывает Дьявола отвести ее домой.
Когда они уходят, Данфорт, Хаторн и Чивер входят в камеру, и Херрик возвращается, чтобы присоединиться к их собранию. Данфорт встревожен, узнав от Херрика, что Преподобный Хейл молился с заключенными.
Преподобный Пэррис также должен встретиться с Дэнфортом и Хаторном, поэтому Херрик идет за ним. Судя по всему, Пэррис молится с преподобным Хейлом и Ребеккой Нерс. Оказывается, Пэррис сказал Херрику позволить Хейлу увидеть заключенных.
Дэнфорт обеспокоен тем, что Пэррис ведет себя странно. Хаторн упоминает, что Пэррис в последнее время выглядел немного сумасшедшим и считает, что было бы неразумно допускать его к пленникам. Он поздоровался с Пэррис несколькими днями ранее, но Пэррис просто заплакал и ушел. Хаторн обеспокоен тем, что Пэррис выглядит таким неуравновешенным, поскольку он должен быть духовным лидером города. Чивер говорит, что, по его мнению, несчастье Пэрриса является следствием непрекращающихся имущественных споров в городе. Брошенные коровы бродят повсюду, потому что их владельцы находятся в тюрьме. Пэррис уже несколько дней спорит с фермерами о том, кто может претендовать на этих коров, и он плохо справляется с конфликтами, поэтому это его расстраивает.
Пэррис, наконец, входит в камеру, выглядя изможденным. Данфорт и Хаторн сразу же критикуют его за то, что он позволил Хейлу поговорить с заключенными. Пэррис говорит, что Хейл пытается убедить заключенных вернуться к Богу и спасти свою жизнь, признавшись. Данфорт удивлен, но рад этой новости.
Затем Пэррис рассказывает, почему он созвал эту встречу с представителями суда. Эбигейл и Мерси Льюис пропали за несколько дней до этого. Пэррис говорит, что, по его мнению, они сели на корабль и украли все его сбережения, чтобы оплатить проезд. В последнее время он расстроен, потому что совсем разорился. Дэнфорт в ярости и называет Пэрриса дураком. Пэррис говорит, что соседний город, Андовер, отверг тенденцию суда над ведьмами и отменил суд, что спровоцировало начало восстания в Салеме. Скорее всего, Эбигейл ушла, опасаясь, что люди в Салеме могут восстать против нее.
Хаторн не верит в то, что в Салеме разгорается восстание, потому что город до сих пор поддерживал казни.
Пэррис указывает, что это связано с тем, что все люди, казненные до сих пор, имели плохую репутацию по другим причинам (Бриджит Бишоп жила с мужчиной, прежде чем выйти за него замуж, алкоголизм Исаака Уорда оставил его семью в нищете). Теперь они собираются повесить Ребекку Нерс и Джона Проктора, людей, которых все еще любят и уважают в обществе. Это не понравится многим горожанам. Пэррис советует Данфорту отложить повешение, чтобы он и Хейл могли продолжать настаивать на признаниях и избежать социальных волнений. Данфорт твердо уверен, что все пойдет по плану. Пэррис сообщает, что ему угрожали смертью, и опасается за свою жизнь, если казнь не отложат.
Хейл входит в камеру, опечаленный и измученный, и говорит, что не смог заставить никого признаться. Он умоляет Данфорта простить заключенных или, по крайней мере, дать ему больше времени, чтобы привести их в чувство. Данфорт настаивает на том, что он не может никого ни простить, ни отложить повешение.
Двенадцать человек уже повешены за то же преступление. Помилование или отсрочка были бы несправедливы и, что еще хуже, заставили бы его выглядеть слабым.
Джон Проктор — единственный заключенный, с которым Хейл еще не разговаривал. Чиновники решают вызвать Элизабет Проктор, чтобы узнать, поговорит ли она со своим мужем и убедит ли его признаться. Хейл настаивает на том, чтобы Дэнфорт отложил казнь, утверждая, что это покажет, что он скорее милосерден, чем слаб, но Данфорт не меняет своего мнения. Хейл указывает, что общество в Салеме находится на грани краха из-за потрясений, вызванных судебными процессами. Данфорт спрашивает Хейла, почему он вообще потрудился вернуться в Салем, и Хейл отвечает, что это потому, что он не может смириться с той ролью, которую он сыграл в осуждении невинных людей на смерть. На его руках будет меньше крови, если он сможет заставить их признаться.
Элизабет Проктор ведут в камеру. Хейл умоляет ее убедить мужа признаться.
Он говорит, что лучше солгать во спасение, чем пожертвовать жизнью из-за гордыни, но Элизабет не убеждена («Я думаю, что это аргумент Дьявола» (стр. 122)). Она соглашается поговорить с мужем, но не обещает уговорить его признаться. Оборванного Джона Проктора сопровождает маршал Херрик, и он и Элизабет остаются одни. Элизабет сообщает Джону, что многие люди признались в колдовстве, но Джайлз Кори отказался так или иначе отстаивать выдвинутые против него обвинения. Следователи прижали его к смерти, но его сыновья унаследуют его ферму (его собственность была бы продана с публичного аукциона, если бы он официально умер как преступник).
Проктор обдумывал признание и спрашивает Элизабет, что, по ее мнению, ему следует делать. Он чувствует, что уже совершил столько грехов, что глупо отстаивать свою честность в этом вопросе. Джон говорит, что воздержался от признания только из злости, а не из благородства. Он просит у Элизабет прощения. Она говорит, что сначала ему нужно простить себя, и ее прощение не имеет большого значения, если он все еще чувствует себя плохим человеком.
Она винит себя за то, что толкнула его в объятия Эбигейл, и говорит, что он также не должен брать на себя ответственность за ее проблемы.
Хаторн возвращается в тюремную камеру. Элизабет говорит Джону, что он должен сделать свой собственный выбор, признаваться ему или нет. Джон говорит, что хочет остаться в живых, и Хаторн предполагает, что это означает, что он признается. Джон спрашивает Элизабет, что бы она сделала, но его вопрос оказывается риторическим. Он знает, что она никогда не поддастся давлению и не солжет. Однако он все еще ненавидит себя и думает, что недостаточно хорош, чтобы умереть мучеником.
Дэнфорт, Пэррис, Чивер и Хейл возвращаются и начинают допрашивать Проктора, чтобы записать его признание. Джон начинает признаваться, но колеблется, когда Ребекку Медсестру ведут в камеру, и она выражает свое разочарование. Джон отказывается называть имена других людей, которых он видел с Дьяволом, и Дэнфорт расстраивается. Хейлу удается убедить Дэнфорта принять это и позволить Джону подписать признание как есть.
Джон сопротивляется тому, чтобы поставить свою подпись под признанием. В конце концов он это делает, но затем выхватывает подписанную бумагу. Он не хочет, чтобы суд ставил его в пример другим заключенным.
Джон говорит, что не может заставить себя связать свое имя с такой постыдной ложью. Дэнфорт возмущен и настаивает на том, что документ должен быть честным признанием, иначе Проктор будет повешен. Проктор разрывает свое признание. Наконец он решает, что в нем есть порядочность, и это проявится в этой последней жертве. Данфорт приказывает начать повешение. Пэррис и Хейл умоляют Элизабет убедить Джона передумать, поскольку Джона и Ребекку ведут на виселицу. Элизабет отказывается; она понимает, что это то, что Джон должен сделать. Он скорее умрет достойно, чем будет жить в позоре, и она уважает его выбор.
Да делай, что хочешь, Джон. Честно говоря, я не знаю, почему ты просто не сказала им, что тоже беременна — эти парни поверят чему угодно.
Горнило Цитаты из Акта 4
В этом разделе я перечислю несколько наиболее важных цитат из Акта 4 и объясню, почему они важны.
«О, это не ад на Барбадосе. Дьявол, он будет развлекаться на Барбадосе, он будет петь и танцевать на Барбадосе. Это вы, ребята, вы его здесь раздражаете; слишком холодно ‘здесь для этого Старика «.
Титуба, стр. 113
Это, пожалуй, самая содержательная фраза Титубы в пьесе. Она признает культуру Салема чрезмерно репрессивной и воспринимает «Дьявола» в ином свете. Дьявол — это не зло; он олицетворяет свободу от уз общества, которое заставляет людей постоянно отрицать свою человечность. Титуба чувствует, что Дьявол спровоцирован на зло из-за лицемерия жителей Салема.
«Теперь отсрочка говорит о замешательстве с моей стороны; отсрочка или помилование должны поставить под сомнение вину тех, кто умер до сих пор. Пока я говорю Божий закон, я не сломлю его голос хныканьем.
Если возмездие — твой страх, знай это — я повесил бы десять тысяч, которые осмелились бы восстать против закона, и океан соленых слез не мог бы растопить постановления устава».
Данфорт, стр. 119-120
Эта цитата дает более глубокое представление о характере и душевном состоянии Дэнфорта. Он чувствует, что не может сейчас откладывать повешение, потому что его могут счесть слабым и нерешительным. Он определенно не может помиловать заключенных, потому что люди могут заподозрить ошибки и в прошлых судимостях. Каждый человек, привлеченный к суду и осужденный, должен понести столь же суровое наказание, иначе репутация Данфорта будет подорвана. Он настолько авторитарен, что повесил бы десять тысяч человек, возражающих против закона, даже не задумавшись, может ли это крупное восстание указать на серьезные недостатки в самом законе. Данфорт зависит от этой концепции непогрешимости закона, поскольку она позволяет ему сохранять контроль.
«Я пришел в эту деревню как жених к своей возлюбленной, неся дары высокой религии; самые венцы священного закона я принес, и чего я коснулся с моей светлой уверенностью, то умерло; и где я обратил Око моей великой веры, кровь текла.
Остерегайтесь, Гуди Проктор, не прилепляйтесь к вере там, где вера приносит кровь. Это ошибочный закон, который ведет вас к жертве. Жизнь, женщина, жизнь — самый драгоценный дар Бога; нет принципа, каким бы славным он ни был. «Я прошу вас, женщина, убедите вашего мужа сознаться. Пусть он солжет. Не бойтесь Божьего суда в этом, ибо вполне может быть, что Бог проклянет меньше лжеца, чем того, кто бросает свою жизнь из-за гордости».
Преподобный Хейл, 122
Хейл — это разочарованная оболочка человека, которым он был в начале пьесы. Сначала он чувствовал, что несет просвещение в Салем, но вместо этого непреднамеренно принес разрушение. Его добрые намерения, основанные на твердой вере, привели к гибели невинных людей. Хейл утверждает, что отказ от жизни, даже если он совершен в соответствии с Божьими заповедями, оставляет более темное моральное пятно на мире, чем ложное признание. Этот совет в значительной степени является попыткой смягчить его вину по поводу сложившейся ситуации. Он не сможет жить с самим собой, если все эти люди умрут из-за его ошибок.
«Пусть те, кто никогда не лгал, умрут сейчас, чтобы сохранить свои души. Для меня это притворство, тщеславие, которое не ослепит Бога и не убережет моих детей от ветра».
Джон Проктор, 126
Джон убежден, что он не достоин мученической смерти, потому что он уже лгал и совершал аморальные поступки в своей жизни. Он чувствует, что его душу уже не спасти, поэтому ему следует перестать вести себя добродетельно и просто признаться. Нет смысла оставаться честным, если он уже идет в ад с этим ложным признанием или без него. По крайней мере, если он выживет, он сможет продолжать обеспечивать своих детей и отсрочить неприятную загробную жизнь.
«Потому что это мое имя! Потому что другого в моей жизни быть не может! Потому что я лгу и подписываюсь на ложь! имя? Я отдал тебе свою душу, оставь мне мое имя!»
Джон Проктор, с. 133
У Проктора случилась эта вспышка после того, как он вырвал подписанное признание у Дэнфорта. Он не может заставить себя навсегда пожертвовать своей репутацией, подписав признание. Он чувствует, что его ненависть к себе и неизбежные страдания в загробной жизни являются достаточным наказанием («Я отдал тебе свою душу»). Он не может смириться с мыслью о том, что его признание также будет определяться в глазах общества и истории. Он знает, что его имя всегда будет ассоциироваться с трусостью и отсутствием честности.
«Теперь у него есть доброта. Не дай бог я отниму ее у него!»
Элизабет Проктор, с. 134
Элизабет отказывается отговаривать Джона от отзыва его признания. Она видит, что благодаря этому последнему правдивому поступку он освободился от ненависти к себе. Если она убедит его вернуться и признаться, она может вообще не спасать ему жизнь, потому что он почувствует себя совершенно бесполезным после того, как отбросит эту последнюю частицу честности.
Уничтожение Джоном своего признания похоже на разрыв чека и бросание его кому-то в лицо, когда они предлагают погасить ваши долги только для того, чтобы показать свою власть над вами. В обоих случаях, к лучшему или к худшему, гордость побеждает самосохранение.
Тематический анализ Акта 4
Вот список основных тем, выраженных в Акте 4, вместе с некоторыми краткими пояснениями и анализом.
Ирония
Данфорт делает несколько ироничных заявлений в Акте 4, когда допрашивает Элизабет и Джона. Наблюдая за отсутствием эмоций у Элизабет, когда он просит ее помочь им убедить Джона признаться, он говорит: «Самая обезьяна будет плакать от такого бедствия! Дьявол высушил в тебе слезу жалости?» (стр. 123) Он потрясен тем, что она не выглядит более расстроенной, хотя на протяжении всей пьесы он не проявлял угрызений совести за то, что приговаривал людей к смерти. На самом деле он выразил свою точку зрения, что «я должен повесить десять тысяч, посмевших восстать против закона, и море соленых слез не могло бы растопить постановления устава» (стр. 120). Он не может понять, почему Элизабет не разваливается и не умоляет мужа признаться, потому что он не понимает, что действие может быть благоразумным с юридической точки зрения, но неприятным с моральной точки зрения.
Позже, в акте 4, Данфорт злится на то, что признание Джона может быть неправдой. Он говорит: «Я не уполномочен торговать вашей жизнью за ложь» (Дэнфорт, стр. 130). Это пример трагической иронии, потому что Дэнфорт всё это время продавал жизни людей за ложь. Он приговорил многих людей к смертной казни за ложь об их занятиях черной магией, и он принял ложные признания тех, кто предпочел бы солгать, чем быть казненным.
Истерия
Хотя в этом действии меньше признаков истерии, Дэнфорт, например, все еще очень сильно захвачен мышлением «WWIIIIIITTTTCHHHH». Пока Джон исповедуется, Дэнфорт говорит Ребекке Медсестре: «Теперь, женщина, ты, конечно же, видишь, что бесполезно продолжать этот заговор дальше. Признаешься ли ты вместе с ним?» (стр. 129). Он по-прежнему убежден, что виноваты все .
Дэнфорт также разочаровывается в Прокторе, когда он не называет имен в своем признании: «Мистер Проктор, множество людей уже свидетельствовали, что видели [Ребекку Медсестру] с Дьяволом» (стр. 130). Данфорт убежден, что Джон знает о делах Дьявола больше, чем он показал. Хотя причастность Ребекки Нерс уже подтверждена другими исповедниками, Данфорт требует услышать это от Джона. Это свидетельство подтвердит, что Иоанн полностью посвятил себя отказу от предполагаемых связей с сатаной.
Репутация
По мере того, как утихает истерия по поводу процессов над ведьмами, становится очевидным, что репутация обвиняемых продолжает влиять на то, как с ними обращаются как с заключенными. Пэррис умоляет Дэнфорта отложить казнь Джона и Ребекки, потому что они очень уважаемы , что ему угрожали смертью за их повешение. Он говорит: «Дай бог, чтобы это было не так, ваше превосходительство, но эти люди еще имеют большой вес в городе» (стр. 118).
Тем не менее, собственная репутация Данфорта как сильного судьи висит на волоске, и он не посмеет повредить ей, выказывая все слабости. «Отсрочка теперь говорит о запинке с моей стороны; отсрочка или помилование должны поставить под сомнение вину тех, кто умер до сих пор. Пока я говорю закон Божий, я не перекрою его голос хныканьем» (стр. 119).).
Забота Джона Проктора о своей репутации также играет роль в событиях Акта 4. Он отправляется на виселицу вместо того, чтобы дать ложное признание, потому что понимает, что его жизнь не будет стоить того, чтобы жить, если он публично опозорит себя таким образом. : «Как я могу жить без своего имени? Я отдал тебе свою душу, оставь мне мое имя!» (стр. 133).
Власть и власть
В четвертом акте многие структуры власти, существовавшие ранее в игре, разрушились или потеряли смысл. Хотя формально судьи и священники по-прежнему занимают официальные руководящие должности, Преподобному Пэррису угрожали смертью, и Салем в целом, похоже, в полном беспорядке. Судьи теперь мало уважают Пэрриса («Мистер Пэррис, вы безмозглый человек!», стр. 117), который стал слабым и уязвимым после потери своих сбережений.
Заключенные утратили то малое доверие к земным авторитетам, которые подвели их, и они ждут Божьего суда. В конце концов Джон понимает, что единственная сила, которая у него осталась, — это отказаться признаться и сохранить свою неприкосновенность. Как говорит ему Элизабет: «Нет выше судьи на Небесах, чем Проктор!» (стр. 127). Настойчиво отказываясь признаться, Ребекка Нерс в конечном итоге получает значительное количество власти. Судьи не могут заставить ее солгать, и ее жертва нанесет серьезный удар по их законности.
Чувство вины
В конце «Горнила» несколько персонажей все еще испытывают сильное чувство вины. Покинув суд в третьем акте, Хейл немного поразмышляла над собой и решила вернуться в Салем, чтобы посоветовать обвиняемым ведьмам признаться. Его рационализация состоит в том, что побуждение людей лгать, чтобы спасти свою жизнь, является простительным грехом, а нести ответственность за смерть невинных — нет. Он терзается чувством вины за ту роль, которую он сыграл в разжигании колдовской истерии («У меня на голове кровь!» стр. 121). Однако из-за того, что Хейл так измучен, он может думать только о своих личных чувствах по поводу ситуации. Ложные признания могли бы оправдать его вину, но исповедники были бы вынуждены прожить остаток своей жизни в позоре.
Сегодня нам это может показаться странным (очевидно, что нужно просто солгать, чтобы избежать казни!), но мы должны учитывать распространенность религии в пуританском обществе. Дело не только в отстаивании своего доброго имени в обществе, дело в состоянии души. Для самых набожных людей (таких как Ребекка Нерс) в такой высокорелигиозной культуре ложь о причастности к Дьяволу может считаться хуже смерти. Если человек умрет без греха, он попадет в рай, но если он подтвердит ложь, увековеченную судами, его душа будет нести постоянное пятно и может провести вечность в чистилище или аду. Аргумент Хейла менее чем убедителен для людей, которые всю свою жизнь посвятили служению Богу и не намерены скомпрометировать такой превосходный послужной список.
Между тем, Джон Проктор продолжает чувствовать вину за свою интрижку и ту роль, которую она сыграла в том, что он и его жена оказались в смертельной опасности. Глубокий страх перед лицемерием почти побуждает Проктора признаться, потому что он будет чувствовать себя виноватым, если станет мучеником рядом с другими людьми, такими как Ребекка Медсестра, которые действительно безгрешны. Он говорит: «Моя честность нарушена, Элизабет, я плохой человек» (стр. 126). Однако в конечном итоге он не позволяет своей вине определять его и отказывается расстаться с остатком своей честности.
Элизабет также проявляет некоторую вину в Акте 4, когда она частично винит себя за то, что толкнула Джона в объятия Эбигейл («У меня есть собственные грехи, которые нужно учитывать. Нужна холодная жена, чтобы спровоцировать разврат» стр. 126). Сексизм пьесы проявляется в чувстве вины Элизабет. Ее приучили верить, что ее работа — не дать мужу сбиться с пути, став счастливой домохозяйкой. Если раньше мы не были полностью уверены, что эта пьеса была написана в 1950-х годах, то теперь это совершенно ясно.
Она была прикована к постели, но это не оправдание того, что она не удовлетворяла все потребности Джона. Чего она ожидала? Что он не стал бы спать с подростком?
The Crucible ACT 4 ОбзорДавайте сделаем быстрое резюме событий Акта 4 , разочаровывающий заключение The Crucible :
- DANFORTH и HALTHORN встречаются в A -jail. их опасения по поводу неустойчивого поведения Пэрриса и возвращения Хейла в Салем.
- Пэррис присоединяется к ним и сообщает, что Хейл советует заключенным признаться.
- Пэррис также сообщает, что Эбигейл сбежала со своими сбережениями, скорее всего, из-за растущего общественного недовольства действиями суда.
- И Пэррис, и Хейл умоляют Данфорта либо помиловать заключенных, либо отложить повешение до тех пор, пока не будут получены признания, потому что у Ребекки Нерс и Джона Проктора все еще такая хорошая репутация, а их казнь может вызвать восстание.
- Данфорт отказывается, потому что он уже казнил других заключенных, обвиняемых в тех же преступлениях, и он не хочет выглядеть слабым.
- Они решают привести Элизабет Проктор, чтобы она могла поговорить с Джоном и, надеюсь, убедить его признаться, прежде чем его отправят на виселицу.
- Джон и Элизабет обсуждают это решение, и Джон склоняется к признанию, потому что не считает себя достойным мученичества.
- Элизабет говорит ему, что он должен сделать свой собственный выбор.
- Джон начинает признаваться, но колеблется, когда ему приказывают подписать признание своим именем, и он узнает, что оно будет выставлено на всеобщее обозрение.
- Он разрывает признание и решает, что лучше пойти на смерть, чем навсегда испортить свою репутацию и пожертвовать единственной оставшейся честностью.
- Чиновники пытаются убедить Элизабет остановить его, но она отказывается, потому что понимает, что это единственный способ, которым Джон может покончить с ненавистью к себе.
- Джона и Ребекку Нэрс ведут на виселицу для казни.
В кратком послесловии Миллера, озаглавленном «Эхо по коридору», он заявляет, что Пэррис вскоре был отстранен от должности, а семьи жертв судебных процессов над ведьмами позже получили компенсацию от правительства. Он утверждает, что после судебных процессов «власть теократии в Массачусетсе была сломлена». Однако события Горнило представляют собой слишком четкую аллегорию многих современных трагедий, порожденных предрассудками, страхом и невежеством.
Что дальше?
Теперь, когда вы прочитали краткое содержание каждого акта Горнило, , ознакомьтесь с нашим полным тематическим анализом пьесы, чтобы вы могли надрать задницу всем своим викторинам и эссе по английскому языку.
Нужны цитаты, чтобы конкретизировать ваше эссе? Прочтите этот список самых важных цитат из Горнило , каталогизированных по темам.