Почему муж деспот и тиран?
Несмотря на современность и стремительные изменения мира, семейные страсти не перестают быть проблемой многих семей. Множество запросов в интернете, регулярные публикации в журнале, психологические консультации и форум на тему «Муж домашний тиран», кричат о том, что эта проблема в обществе существует, и многие женщины не знают, что с этим делать, пытаются найти ответы и понять, что происходит, и почему когда-то заботливый муж превратился в мужа тирана…
Противоположная сторона медали
Тираном в семье может быть только муж с анальным вектором . Самым заботливым мужем и отцом детей может быть тоже только мужчина с анальным вектором. Такие противоположности…
Для анального человека семья, дом, жена, дети – это жизненные ценности. Он стремится к созданию семьи, ищет жену на всю жизнь. Как принято называть – однолюб. Ему сложно переключиться с одних отношений на другие, он сексуально «привязан» к своему партнеру, самый надежный друг и заботливый муж.
Только мужчина с анальным вектором принимает непосредственное участие в воспитании детей, как своих, так и чужих. Если у мужчины нет анального вектора, у него нет и стремления, ценности, желания воспитания детей. Как правило, кожные, уретральные мужчины проводят свободное время с ребенком за развлечениями, либо между бизнесом и работой уделяют минуты общения. Анальный же папа участвует во всех процессах воспитания и обучения своего чада, поддерживает жену во всех домашних делах и хлопотах с малышом.
Но обратная сторона монеты этого положительного образа заботливого мужа и отца – муж деспот и тиран, который избивает жену, часто выпивает, постоянно садистирует — вербально или действием — и воспитывает детей «дедовским методом», то есть, ремнем…
Как появляется эта противоположность? Как свойства вектора могут быть настолько контрастны, и что является причиной?
Психология отношений тирана и его мамы
Одной из основных причин, лежащей в основе домашней тирании, является обида на мать.
Связь анального сына с мамой – очень сильная и на всю жизнь. От ее направленности зависит многое, особенно, отношения с противоположным полом, детьми.
Огромная психологическая привязанность к матери остается и во взрослом возрасте. Различие только в том, что отношение к ней может быть наполнено благодарностью и привязанностью, когда «мать – это святое», либо жгучей обидой, отторжением, неприязнью. Эти механизмы формируются в детстве, и проносятся через всю жизнь, управляя поступками и действиями мужчины.
Часто обида на мать растет и трансформируется в обиду на всех женщин, на общество в целом. nbsp;Подсознательное ощущение обделенности, несправедливости толкает человека мстить и упрекать, «наказывать» других, восстанавливая свое чувство правоты.
Управляемый обидой человек часто даже не догадывается о причинах возникновения своих обид и нехваток. Так, после очередной пьянки, муж избивает жену, а на утро просит прощения, клянется, что такого больше не повторится, сам не знает что на него нашло.
.. но это повторяется вновь и вновь… Спиртное растормаживает кору головного мозга, и все бессознательные желания становятся явными, поэтому часто тирания в семье проявляется в периоды пьянства.
Неудачный первый опыт с женщиной и муж-домашний тиран
Вторая, основная причина, запускающая сценарий тирании в анальном векторе – это неудачный первый опыт с женщиной. Когда чувство первой любви прерывается обманом, непониманием и тяжелым расставанием, он не может забыть, он невольно все время возвращается к этим отношениям. Вроде, уже и женился, и дети родились, а у него все в голове всплывает эта «школьная любовь».
Анальный мужчина часто становится заложником первого опыта, пронося через всю жизнь чувство несправедливости и обиды на женщин, с убеждением, что «все бабы продажные шл…и, была у меня одна». Так, чтобы выровнять свое эмоциональное состояние, уменьшить внутреннее давление, он неосознанно мстит за это свое оскорбленное чувство обделенности своей жене.
..
Сексуальные фрустрации и муж тиран
Третья основная причина, по которой муж превращается в домашнего тирана – это сексуальные фрустрации. Анальные мужчины испытывают потребность в регулярном сексе, притом, желательно, с одним и тем же партнером. Смена сексуальных партнеров для них – это стресс, нет расслабления и сексуального удовлетворения. Долгое отсутствие сексуального контакта, и сексуальная неудовлетворенность накапливает фрустрации, и внутреннее психологическое напряжение. Разрядкой может стать домашняя тирания.
Начальные признаки мужа тирана
Женщине необходимо знать признаки мужа тирана, чтобы вовремя предпринять какие-то действия, и скорректировать семейные отношения.
Если при вопросе о матери, или о его бывших женщинах, его передергивает, и ответы слетают с губ в саркастическом, унизительном, оскорбительном обрамлении, с упреком и обидой на лице – это сильнейший знак, что все эти обиды при удобном случае перейдут в домашний тиранизм, на жену и детей.
Если он обжегся, и с яростью колотит сковородой по раковине. Или если он ударил ногу об дверь, и потом кулаком разнес ее так, что пришлось ставить новую. В злости отпинал ящик с инструментами, когда не вышло собрать полку… — в этих случаях, шансы того, что на месте кастрюли и ящика может оказаться жена завтра, очень велики.
Что будет потом? Потом муж начинает регулярно поколачивать жену по хребту (по спине). Неосознанно. Но верно. Регулярные удары по хребту приводят женщину к непонятно- откуда взявшимся болезням, на фоне полного здоровья.
Затем будут (ет) удар (ы) по затылку, где сконцентрированы важные нервные окончания, что всегда приводит к преждевременной смерти человека. Женщина просто постепенно «чахнет».
Муж — вербальный деспот
Кроме физического насилия в семье, можно наблюдать вербальное. Когда муж постоянно облекает фразы в форму унижений и оскорблений. Как правило, вербальный садизм и тирания словом характерны для анально-зрительного мужчины.
В дальнейших стадиях это может перейти на физическое насилие.
В любом случае, вербальный деспотизм доставляет женщине чувство унижения и оскорбления. Она пытается угодить, но выходит как всегда…
Форумы о муже тиране
Много женских слез пролито от мужей тиранов, много песен спето. Но проблема остается. Можно до бесконечности обсуждать свою несчастную судьбу на форумах о муже тиране, и продолжать жить с ним, подвергая опасности свое здоровье и жизнь. Вздрагивать в ужасе, от ночного звонка пьяного мужа в дверь и плакать ночами в подушку от несчастной женской доли.
Тренинги по системно-векторной психологии позволяют глубоко проанализировать и понять на подсознательном уровне причины запуска сценария «мужа тирана и деспота», и свои внутренние установки, механизмы поведения. На основе осмысления, понимания и осознания своих и его психологических особенностей, можно сделать верные решения и изменить свою личную жизнь.
Психологический тренинг он-лайн по анальному вектору — бесплатный.
Регистрируйтесь заранее.
Автор: Светлана Наумова, Психолог
www.actstudio.ru
Статья написана по материалам тренингов по Системно-векторной психологии Юрия Бурлана.
Картинки взяты на сайте: http://35photo.ru/
Мне понравилось – поставить «сердечко»:
Мне понравилось – отправить этот пост в социальные сети:
Читать еще статьи!
Вечный холостяк?
Психология мужчин в любви?
Как простить обиду?
Психолог назвал 4 типа женщин, которые становятся жертвами мужа-тирана
Общество
Кадр из фильма «Красота по-американски»
Знаменитая выпускница «Фабрики звезд — 3» Юлия Михальчик призналась СМИ в том, что чуть не стала жертвой насилия со стороны ее наставника и бойфренда — продюсера Александра Шульгина.
Экс-супруг певицы Валерии и ранее славился своим непростым характером. Собственно, это и стало причиной развода исполнительницы хита «Часики» и композитора. «Вечерняя Москва» узнала у психолога, почему некоторые девушки выбирают не принца на белом коне, а тирана, и какие именно дамы готовы терпеть унижение и жить с ссадинами на теле.
Давно доказано, что чаще всего мужчин-тиранов выбирают девушки, пережившие в детстве насилие. Такое мнение в беседе с корреспондентом «Вечерней Москвы» высказал психолог Иван Лысенко.
— То есть их избивал кто-то из родителей, и для них такое отношение стало нормой, — уверен специалист.
В то же время, по словам Лысенко, девушка из благополучной семьи, поняв, что избранник — деспот и может причинить ей вред, прекратит с ним отношения и отдалится. Даже если он повысит на нее голос или попробует поднять руку.
— Почему так происходит? У первого типа женщин из-за пережитого в детстве страдания уже, как говорится, сломан фильтр выбора достойного спутника жизни, и поскольку она считает побои и насилие нормой, ее вполне устраивает агрессивный партнер, — продолжил эксперт.
Смириться с буйным нравом второй половинки могут и те барышни, которые страдают гипертревожностью. Они все время боятся, что на улице ограбят, изнасилуют или, того хуже, убьют. Из-за этих фобий дамы выбирают себе кавалеров с грозным нравом и, что называется, тяжелой рукой.
— Много таких мужчин в спорте, на руководящих должностях и в политике. Конечно, встречаются и адекватные представители сильного пола, физически и морально развитые, но для их покорения девушкам второго типа не хватает внутренних качеств. И они выбирают то, что есть. А то, что есть — это бытовой тиран. Какой выход здесь может быть? Один — лечить тревожность, — рекомендует психолог.
Есть также особая категория дам, которые своим поведением провоцируют гнев партнера. Это истерический психотип. У подобных женщин происходят постоянные — что интересно, необоснованные — вспышки агрессии. Они ищут в партнере слабые места и бьют по ним. Лысенко отмечает, что всего лишь за минуту она может напомнить ему о всех его ошибках и недочетах, унизить и довести до рукоприкладства.
Следующий тип женщин, который может стать жертвой тирана, — это разрушенная личность. Она никак не отождествляет себя ни с чем положительным, считает себя ничтожеством и пустым местом. И лишь мужчина, который с ней рядом, каким бы он ужасным ни был, делает ее хоть немного полноценной. Такие женщины страдают тревожностью, депрессивностью и следуют нарушенной системе ценностей.
Читайте также: Управлять мужчиной может любая: как лжепсихологи обманывают женщин
Домашнее насилие мижчина-тиран Мужчины
Почему люди следуют за тиранами?
Снова и снова в истории, а сегодня даже на рабочем месте и за его пределами, кажется, что определенный тип личности продолжает появляться на руководящих должностях: тиран. Они поразительно похожи — харизматичны и обаятельны, но в то же время расчетливы и жестоки.
У них, как правило, сочетаются черты нарциссического и антисоциального расстройства личности, такие как отсутствие эмпатии, грандиозность, жажда власти и контроля, ложь и обман, безразличие к общепринятым законам, правилам или морали и многое другое.
Известный психоаналитик Отто Кернберг и другие часто называли этот тип «злокачественным нарциссом».
В то время как люди часто обсуждают историю злонамеренного поведения и садизма, а также ужасные последствия этих тиранов, реже обсуждается то, что эти лидеры не возникают и не могут возникнуть в вакууме; они приходят к власти на спинах масс, которые они в конечном итоге презирают и отбрасывают по своему желанию. Нам также нужно исследовать и размышлять над людьми, которые следуют этим типам диктаторов-хулиганов; почему люди поклоняются и поддерживают этих лидеров? Что такого в человеческой природе, что делает нас уязвимыми перед этим повторяющимся циклом жестокости и опасности?
Здесь я сосредоточусь на некоторых добровольных причинах, по которым люди следуют за тиранами, хотя очевидно, что эти типы также преуспевают в жестоком обращении, невольном манипулировании и принуждении людей к своим собственным целям, таким как шантаж, прямые угрозы, газлайтинг, рычаги и контроль через связанных друзей.
и члены семьи и многое другое. Но с удивительной легкостью люди также могут легко поклоняться тиранам и добровольно следовать за ними.
1. Тяга к сильной родительской фигуре
Одной из фундаментальных проблем человеческой природы, которая приводит их к идее высшего авторитета или власти, является потребность в идеализированной родительской фигуре. Отчасти потому, что во время взросления родители вырисовываются как наблюдатели за вашим сознанием. И наоборот, они могут опустошить вас своим отсутствием или жестокостью.
Они являются основой вашего выживания в детстве; и когда что-то идет не так с несовершенными родителями или родительскими фигурами, у многих тяга к поддержке сильного, с виду идеального, могущественного «родителя» только возрастает. К сожалению, эта жажда такой фигуры может затмить истину, что такой совершенной фигуры не существует; и тиранический лидер может легко использовать и процветать на этом безоговорочном поклонении.
2.
Предполагать лучшее в других/вера/наивный идеализм
Иногда, к сожалению, наша доброжелательность и вера в человеческую доброту могут обречь нас на манипуляции. В здоровом обществе взаимное доверие является краеугольным камнем силы сообщества в обмен на соблюдение общих моральных правил общественной поддержки.
Но иногда это делает нас уязвимыми для тех, кто не играет по тем же правилам, что и мы. Мы предполагаем, что любое человеческое существо оценит или обменяет такой же общественный договор взаимного уважения, щедрости, сопереживания и справедливости, к которому большинство из нас пытается стремиться. Но, к сожалению, мы недооцениваем махинации социопатов, которые имитируют и используют эту щедрость, не заботясь о других. Мы предполагаем лучшее друг от друга, что работает во многих случаях, но также является ахиллесовой пятой холодной эксплуатации социопатического поведения.
Дело осложняется тем, что такое поведение происходит на спектре; явные и очевидные «нарушители правил», такие как серийные убийцы, — это одно, но что насчет тех, кто все еще соблюдает определенные социальные привилегии на поверхности, в то время как в своей основе просто преследует свои личные интересы в той или иной степени? Где мы проводим грань между параноидальным недоверием и забывчивой наивностью? В этой серой зоне доверия процветают социопаты.
3. Исполнение желаний и восхищение трансгрессивным поведением и уверенностью
На каком-то уровне, может быть, мы сами восхищаемся акулой или завидуем ей, даже если по какой-то причине чувствуем себя сдержанными в своей жизни из-за поедания добычи. Являетесь ли вы тайной акулой, подстерегающей в засаде, видя, как однажды вы сможете нарушить правила, или вы завидуете тому, что они выигрывают для себя — уверенность, власть или деньги — потому что вы чувствуете, что это недостижимые цели для себя, может быть, вы идентифицируете с и восхищаться хищным поведением на каком-то уровне.
Возможно, на каком-то уровне вы восхищаетесь темной стороной, которую вы подавляете в себе, или чувствуете, что не можете следовать из-за других ограничений, и вы наслаждаетесь очевидной свободой, с которой эти люди нарушают правила и добиваются славы.
4. Тяга к поверхностным признакам (деньги, внешность, статус)
Люди, к сожалению, статусно-ориентированные существа, отчасти из-за эволюционного поведения.
Животное с самым ярким оперением, которое громче всех бьет себя в грудь, которое появляется с определенными желательными физическими качествами, которое позиционирует себя как особенное или необычное, получает больше внимания при спаривании. Даже младенцы и дети тянутся к определенным лицам, которые воспринимаются как «привлекательные».
И особенно в нашем современном капиталистическом обществе мы одержимы признаками материального поверхностного успеха: одеждой, машиной, известными дипломами, управленческими должностями, славой и гламуром и многим другим. На каком-то уровне мы все попадаемся на простой гамбит восхищения этими маркерами, какими бы они ни были. К сожалению, эти маркеры обычно не имеют отношения ни к нравственности, ни к доброте, ни к глубине человеческого характера. Это знаки права на показ, и мы не можем не отдать им должное.
5. Ощущение слабости или неуверенности в собственной жизни
Когда люди чувствуют недостаток контроля над своей жизнью, они обращаются к воображаемым фигурам или средствам эскапизма, чтобы восстановить чувство силы и силы эго.
Иногда они обращаются к религии и ее всемогущим идеализированным фигурам, но чаще обращаются к подставным лицам в своей жизни, будь то знаменитости, айдолы, люди, обладающие харизмой и силой. Эти харизматичные типы — мастера внешней уверенности, уверенности в себе, что обнадеживает и заразительно для тех, кто чувствует себя неуверенно или неуверенно в себе.
Когда кажется, что ваши отношения, экономическая ситуация или счастье рушатся, это очарование человека, у которого, кажется, все есть, привлекает вас и заставляет надеяться на то же самое, даже если это ложное обещание.
6. Трусость/пассивность/ложная безопасность/выживание
Некоторые люди предпочли бы остаться в кажущейся безопасности на обочине и позволить кому-то другому управлять шоу, возможно, из-за страха перед ответственностью или возмездием. Эта пассивность может в какой-то степени сработать, чтобы скрыться от первоначального внимания или конфликта, но это может быть опасным способом позволить тиранам действовать бесконтрольно.
Это также позволяет человеку оставаться в своего рода роли ребенка и избегать ответственности за собственные проблемы, позволяя кому-то другому взять на себя ответственность. Это форма уклонения, которая дает тирану больше власти, поскольку никто не желает противостоять или остановить его проступок.
7. Власть/популярность группировок/присоединение к «своей» толпе
Существует большая привлекательность присоединения к другим, которые также придерживаются этой линии, которые синхронизированы с ответственной группой. Начиная с начальной школы, сверстники оказывают огромное давление, чтобы не стать «ботаником» или «чудаком», который не выглядит гладким или уверенным в себе. В какой-то степени эта социальная модель не меняется даже во взрослом обществе, хотя, к счастью, диапазон приемлемой уверенности и возможности для самореализации гораздо более разнообразны.
К сожалению, некоторые карьерные или социальные пути остаются узко определенными, и те, кто наилучшим образом соответствует обозначенным «нормам», получают больше власти и последователей.
Этим последователям нравится греться в лучах одобрения успешного лидера и одобрения клики, даже когда прихоти лидера становятся злонамеренными или основаны на подавлении других.
8. Отсутствие критического мышления/логики/образования
Самоуверенному тирану легче эксплуатироваться, если вы не сомневаетесь и не исследуете его заявления или мотивы критическим взглядом. К сожалению, многие люди, кажется, вполне согласны со статус-кво, не желая быть в курсе или читать о важных проблемах или задавать вопросы, которые не имеют логического смысла.
Они также не кажутся такими скептичными или обеспокоенными слишком большой властью, сосредоточенной в руках одного человека, и тем, к чему это может привести. Или, наоборот, они слишком когнитивно ригидны или чрезмерно обобщают, что приводит к поиску козлов отпущения и предубеждений, которыми можно легко воспользоваться.
В целом, есть понятные человеческие склонности, наши слабости, неуверенность и стремления, которые влекут нас к дерзости тирана, но также делают нас уязвимыми перед их безжалостностью, безразличием и эксплуатацией.
Нам нужно поддерживать здоровый скептицизм по отношению к любому человеку, который ведет себя слишком хорошо, чтобы быть правдой, который, кажется, никогда не сомневается в себе, потому что, в конце концов, это нормально иногда быть несовершенным и неуверенным в жизни, продвигаться вперед через ошибки и замешательство и прощать. те, кто еще растет, меняется. Излишняя самоуверенность может быть заманчивой, но в конечном итоге это тактика, даже опасная. Мы не можем бездумно следовать за тиранами.
Как создать тирана двадцать первого века
Познакомьтесь с новым боссом, таким же, как старый босс, как поется в песне, а теперь давайте встретимся с новыми диктаторами и посмотрим, такие же ли они, как старые. Авторитарии, украшающие или позорящие наш мир, от Реджепа Тайипа Эрдогана до Владимира Путина, больше похожи или отличаются от своих предшественников в двадцатом веке? Это не академический вопрос — ну, на самом деле, это — это академический вопрос, но хороший академический вопрос.
Его ответ имеет последствия для наших действий.
Если ход диктаторов примерно такой же, как и всегда, мы можем заключить, что наша проблема сильного человека связана не с какой-то конкретной болезнью, а с постоянными колебаниями обществ, которые движутся к открытости, а затем закрываются. . Согласно одному стандартному подходу, успехи либерального общества — принятие чуждых влияний, расширение прав личности и получение прибыли от плюрализма — вызывают негативную реакцию среди находящихся под угрозой слоев населения (обычно это странная коалиция низшего класса и властителей), которые жаждут какая-то фантастика,
В другом отчете говорится, что во времена насильственных социальных изменений наиболее воинственные фракции, как правило, побеждают, и тогда лидер фракции становится диктатором страны. Нечто подобное дважды случалось во время Французской революции, сначала с приходом к власти якобинцев, а затем с наполеоновским государственным переворотом; то же самое произошло с коммунистическими революциями в России и Китае.
Хотя чаще всего он поворачивает налево, процесс может повернуть направо, как в случае с Франко в Испании. В любом случае за периодом волнений следует период террора.
Но также возможно, что диктаторы представляют собой постоянно меняющуюся категорию, сформированную местной спецификой. В двадцать первом веке история будет такова, что, скажем, глобализация порождает неравенство (или что иммиграция порождает панику) и что возникающая в результате тревога пересекается с изолированностью социальных сетей. Этот отчет имеет преемственность со старыми, но настаивает на том, что особенности момента имеют значение и создают авторитарных лидеров определенного типа. Мы обнаруживаем, что используем одни и те же имена — диктатор, тирания, фашизм — для обозначения очень разных людей и процессов.
Какую бы позицию вы ни заняли, вы получите как оптимистичные, так и пессимистичные выводы. Если вы сделаете вывод, что ситуация всегда была такой, вы поверите, что она, вероятно, наконец будет исправлена, но также и в то, что цикл никогда не закончится.
Но какая патология есть какая и как их отличить? Две новые книги, каждая со своими достоинствами, поднимают этот вопрос. Книга Моисеса Наима «Месть власти: как автократы заново изобретают политику для 21 века» (St. Martin’s) представляет собой отчет знатока внешней политики о том, как недавние демагоги пришли к власти и использовали инструменты нашего времени — социальные сети, телевидение.
Особое достоинство книги Наима заключается в едкой детализации ее профилей, особенно некоторых автократов второго эшелона — менее известных, чем Путин и Эрдоган, но являющих собой образец подъема того, что он называет «3Р» (популистский, поляризующий, и постправда) политики. Все они идут по одному и тому же, для американцев, удручающе знакомому маршруту: после невероятного успеха в качестве крикливых артистов, не воспринимаемые всерьез политическим истеблишментом, они привлекают к себе страстное меньшинство, а затем внезапно, часто странностями избирательной системы или управления парламентов, они у власти.
Наим когда-то, в более счастливые дни, был министром финансов Венесуэлы, и Уго Чавес, который взял беспокойную, но по существу процветающую страну с давними демократическими традициями и превратил ее в международную корзинку, становится предметом пристального изучения. Наим говорит, что Чавеса ошибочно считают отбросом Кастро. Он, по сути, бросок Берлускони набок: «От итальянского магната-политика Чавес понял, что идеология имеет меньшее значение, чем статус знаменитости, и что с телевидением вы можете создать мир, в котором стиль является содержанием». Используя свое телешоу «Ало Президенте», он подражал Опре Уинфри, сочувственно выслушивая трудности людей в своей аудитории и обещая перемены. «Он гневался на рост цен на курицу, а затем обнимал женщину со слезами на глазах из-за того, что она не могла найти деньги на школьные принадлежности для своих детей», — вспоминает Наим. Чавес, конечно, понятия не имел, как сделать школьные принадлежности или курицу дешевле. У него была свита поклонников, а не последователей, и они могли довольствоваться театральными жестами.
Что касается более важного исторического вопроса, то Наим немного неудовлетворителен. В чем разница между Беппе и Бенито? Между Чавесом и Перонами? Муссолини тоже зависел от харизматичных, внеполитических обменов со своими соотечественниками, а у Хуана и Эвиты были самые туманные идеологии, если не считать набора повторяющихся популистских жестов. Их выступления были основаны, как и подобало тому времени, на кинохронике, фотографиях и бульварной мистике, но были более чем в стиле «3P».
(Гуриев и Трейсман, как это ни удивительно, прослеживают свою родословную до Ли Куан Ю, на вид благожелательного премьер-министра Сингапура в течение трех десятилетий, который, по их мнению, был первым современным лидером, сочетавшим авторитарное ядро с гражданской поверхностью.) Два социолога дополняют свой отчет содержательными графиками и хорошо структурированными доказательствами. Кое-что из того, что они говорят, знакомо любому, кто читает газеты: новые диктаторы используют социальные сети (включая ботов или поддельные учетные записи) и обычно арестовывают своих оппонентов за неполитические преступления, что делает их убеждения менее явно преследуемыми. Но Гурьев и Трейсман выдвигают более тонкие аргументы, поскольку они показывают, что авторитарные правители могут прийти к власти демократическим путем и остаться там. Отчасти это просто работа страха: запугивание частных фирм угрозами правительства и циничная эрозия того, что до сих пор раздражающе называют нормами. (Норма — это стандартное социальное ожидание, как публика в вечернем костюме в опере; подчинение мирной передаче власти — это 
) Тем не менее, «Спин-диктаторы» также предполагают, что те самые силы, которые сдерживают авторитарную власть, могут ускорить ее восхождение. Поскольку глобализация и рост Интернета затрудняют осуществление абсолютной власти, диктаторы могут использовать более ограниченную власть, которая оставляет пространство для неугрожающего инакомыслия, не допуская реальной оппозиции.
Опять же, здесь больше исторической преемственности, чем кажется на первый взгляд. Наполеон, эталон самодержца девятнадцатого века, правил конституционно и путем плебисцита, каким бы фальсифицированным ни было голосование. И он был чрезвычайно проницателен в своих попытках маргинализировать или кооптировать свою оппозицию — ухаживая за либеральным философом, таким как Бенджамин Констан, или позволяя маркизу де Лафайету беспрепятственно удалиться в сельскую местность, даже предлагая ему недавно изобретенный орден Почетного легиона.
Общая арка, представленная Гуриевым и Трейсманом, в любом случае удивительно положительна: мы узнаем, что в 1980-х годах целых девяносто пять процентов стран с новыми авторитарными правителями якобы подвергали пыткам политических заключенных; в двухтысячных эта доля упала всего до семидесяти четырех процентов.
В 1981 г. конституции «невоенных диктатур» перечисляли в среднем 7,5 либеральных прав; к 2008 году это число выросло до 11,2. Права не закреплены, конечно, но они есть. Поскольку уровень насилия в мире снизился, риторика авторитаризма во всем мире неизбежно стала менее милитаристской и более потребительской. Гуриев и Трейсман подробно описывают злонамеренные стратегии, которые диктаторы используют против своих критиков — обычно их обвиняют в сексуальных и деловых правонарушениях, — и то, как они могут заручиться поддержкой Интерпола в качестве бюрократического помощника в борьбе с врагами. Но они также подчеркивают, что быть маргинализованным — это не то же самое, что быть убитым, что является типичным прибежищем диктаторов страха. Штык затуплен, хотя сотни затупленных штыков, направленных в одно горло, достаточно, чтобы заставить замолчать говорящего.
Как примирить их тезис с безумием момента? В некотором смысле их работа уже нуждается в обновлении. Владимир Путин играет для них значительную роль: в какой-то момент его культ личности в России отличается от более ранних, сталинских культов и вместо этого уподобляется чему-то столь же здоровому и созданному фанатами, как украшения Обамы, продаваемые на тротуарах Вашингтона.
Путинское приветствие, танец или другой принудительный ритуал, а не библия путинизма, которую все должны изучать и декламировать», — пишут Гуриев и Трейсман. «Большая часть товаров Путина поступает не от центральных пропагандистов, а от уличных торгашей, жаждущих нажиться». Путин рассматривается как пример новой эры в его способности утверждать власть, никогда не ссылаясь на абсолютную власть.
«Все аналоговые игры такие песчаные?»
Мультфильм Е.С. Гленн и Колин Ниссан
Однако через несколько дней после вторжения в Украину «жестокие репрессии и всеобъемлющая цензура» — отличительные черты диктатора страха, согласно Гуриеву и Трейсману, — быстро вернулись, когда людей арестовывали только за то, что они держали в руках пустые листы. бумаги в знак протеста, в то время как российское правительство вело войну против мирных жителей в лучшем сталинском стиле. Двумя годами ранее Путин пытался убить своего главного политического оппонента Алексея Навального и, когда попытка не удалась, оставил его томиться в тюрьме.
Когда дело доходит до драки, кажется, спин-диктатор перестает давить и начинает пихать. В одно мгновение новые диктаторы откажутся от мягких и сбивающих с толку действий и вернутся к жестким вещам, как исправившийся пьяница, который еще не совсем исправился.
Тем не менее, рецензенты рискуют слишком остро реагировать на текущее событие так же, как социологи рискуют чрезмерно обобщать свои графики. То, что люди не полностью отличаются от более ранних приматов, не означает, что люди не отличаются от них. У нас есть, как показывают эти книги, сильная общая интуиция, что новый тип авторитаризма, безусловно, существует, тот, который эксплуатирует избирательную политику, даже если его импульсы беспокойно балансируют между подлинно диктаторскими и болезненно демократическими. Орбан в Венгрии, Эрдоган в Турции, Чавес и Мадуро в Венесуэле, Качиньский и Дуда в Польше: похоже, все они принадлежат к классу, отличному от нелиберальных лидеров прошлого века. Можно ли построить краткую таксономию различий между поколениями диктаторов и сказать, что нового в новых?
Во-первых, их зависимость от доступности и использования различных форм развлечений, даже гротескных и бурлескных развлечений.
Хотя Бенито и Эвита играли на публичной сцене, они стремились создать ауру отдаленной тайны. История того, как изображался Наполеон, типична для этого рода прогрессии: от народного образа его как солдата к героическим романтическим образам его как завоевателя к иератической фигурации, когда он стал императором. Напротив, Грилло, Чавес и остальные остаются здесь, среди нас: они не против быть фамильярными, посмеиваясь, конфиденциальными, пока они могут быть вездесущими. Они понимают, что вездесущность является ключевым моментом в эпоху круглосуточного телевидения и социальных сетей. «Триумф воли», пропагандистский фильм Лени Рифеншталь для Третьего рейха, зависит от олимпийского величия спуска Гитлера прямо с облаков в Нюрнберг в день митинга. Такого рода загадочность рок-звезды теперь зарезервирована для настоящих рок-звезд. Политики-популисты, прибывшие или восходящие, появляются бессистемно, а затем часами остаются на виду у камер.
Это не совсем ново, никогда не было таковым, но скрещивание шутовства и политики никогда не было таким интенсивным.
Русский литературовед-диссидент Михаил Бахтин учил нас лелеять «карнавальную» культуру как освобождающую силу в общественной жизни. Это в насмешливом буйстве комика Владимира Зеленского или, если уж на то пошло, в самоуничижительной клоунаде Алексея Навального, который не стесняется играть в видеоигры и снимать видео для TikTok под фонограмму. Однако социально-подрывной импульс может служить разным хозяевам. Как отмечает Эмануэль Маркс в своей книге «Государственное насилие в нацистской Германии» (2019 г.), Хрустальная ночь в ноябре 1938 года, произошла во время карнавального сезона, который традиционно праздновали католики: «Для массы участников и зрителей Хрустальная ночь была шумным и шумным карнавалом, который на несколько часов приостановил обычные нормы поведения». Разбивание окон еврейских торговцев могло быть столь же ликующим, подрывным, раблезианским занятием, сколь и насмешкой над повелителями. Действительно, нацисты у власти мягко упрекали и даже судили горстку бунтовщиков за переусердствование.
Сегодня шумная карнавальная атмосфера по-прежнему способна притупить самую зловещую сторону авторитаризма для его критиков (да ладно, он просто развлекается!), а также побудить его последователей выразить ранее запрещенные эмоции: скажи (или сделай) это сейчас! Историки культуры будущего, несомненно, отметят сходство манеры Дональда Трампа с манерой оскорбительного комика, от Дона Риклза до Дона Имуса и даже до реформированного Говарда Стерна. Мы не должны были принимать его всерьез, пока все не стало совсем серьезно.
Еще одной особенностью новых деспотов является то, что они обычно вербуют религию в качестве союзника. Классические диктаторы часто имели сложные отношения с религиозным истеблишментом, признавая, что их собственные идеологии были новой, конкурирующей формой веры. Это было решено путем переговоров, но непростых конкордатов. Новые диктаторы, каковы бы ни были их личные убеждения, обычно объединяются с верующими. Некоторым этот ход кажется чисто расчетным; Орбан, воспитанный атеистом, принял христианство, как и власть.
Наконец, у сегодняшних автократов, как правило, есть скорее меняющийся, чем фиксированный ряд злодеев. Антисемитизм всегда занимал центральное место в мировоззрении Гитлера. Сталин тоже был человеком застывших антипатий. Как показала работа историка Саймона Себага Монтефиоре, Сталин был настоящим марксистским интеллектуалом, который верил в классовую борьбу и зло буржуазии не меньше любого студента Сорбонны. Напротив, Берлускони, Эрдоган, Орбан и остальные по сути являются оппортунистами ненависти; сегодня их злодей — транснациональная корпорация, а завтра — социализм. Их главная ненависть — космополитический либерализм, но они рисуют его как многоликое чудовище. В общем, в новых авторитариях есть откровенность, цинизм превратился в непреодолимую откровенность. С ними то, что вы видите и что они говорят, то и получаете.
Помимо специфики того, что недавно появилось и что явилось рецидивом в нашем поколении диктаторов, можно обратиться к обескураживающей возможности того, что диктаторы любого возраста являются просто вариантами более крупного, постоянного типа гангстерского правительства.
Блестяще проницательная гипотеза покойного социолога Чарльза Тилли заключалась в том, что тиран просто представляет в более ярком оперении характер лидерства в любом современном государстве. По его мнению, все государства, далекие от того, чтобы быть производными от какого-либо общественного договора, возникают как рэкет защиты и в значительной степени остаются таковыми. В реальном мире Тилли настаивал в своем классическом исследовании «Война и государственное строительство как организованная преступность» (19).85), никогда не бывает «согласия управляемых», есть только покорность запуганных. Государство и его акторы — это не служба безопасности, призванная защищать вас от захватчиков, а схема, призванная заставить вас платить за то, чтобы защитить себя от них. Озоновый парк Джона Готти — образец современного государства. Вы не уступили определенную долю свободы в обмен на защиту от насилия, поскольку насилие исходит от тех же людей, которым вы уступили свою свободу. Наша попытка выделить особую категорию диктаторов подобна выделению caporegime мафиозной семьи от мафиозного босса Комиссии.
Они , все гангстеры.
Либеральная вера в модернизацию — идея о том, что образование, рост гражданского общества и потребность в управленческом классе в конечном итоге ограничат и ослабят любые гангстеры, которые могут прийти к власти, — кажется неудачным исследованием, подчеркивающим явно непреодолимую природу проблема тирании. По правде говоря, технократы и менеджеры почти всегда бессильны перед лицом авторитарного государства. Неповиновение требует необычайного мужества; послушание просто требует поведения по умолчанию.
Если и есть что-то, что отличает современных диктаторов от общей удручающей череды бандитов-силовиков в истории человечества, так это то, что они пробиваются через специфическое отрицание существующих либеральных принципов и институтов. Они живут, чтобы владеть библиотекой. Не так давно мы часто слышали, что болезнь популизма возникает внутри либерального плюрализма, а не поражает его раковой опухолью. Теперь все немного прояснилось. Гурьев и Трейсман заканчивают свою книгу на вызывающей ноте.
Они говорят, что потенциальные автократы были сорваны либеральными институтами, этими легендарными ограждениями: «В более развитых, высокообразованных обществах то, что сдерживает устремленных к политическому диктатору, как мы утверждали, — это сопротивление сети адвокатов, судей, гражданских слуги, журналисты, активисты и оппозиционные политики. Такие лидеры выживают какое-то время, снижая тон и подрывая репутацию своей страны. Но до сих пор все они были отстранены от должности, чтобы предстать перед возможным судебным преследованием за коррупцию».
Более того, настаивают авторы, идеалы либеральных институтов остаются действенными. «Спин-диктаторы хотели бы, чтобы их граждане доверяли им и не доверяли Западу», — пишут Гуриев и Трейсман. «Они процветают в мире цинизма и релятивизма. Но у Запада есть то, чего нет у них: мощная идея, вокруг которой он может объединиться, идея либеральной демократии». Даже Комиредди, яростный критик индийской политики, заканчивает свою книгу оценкой того, что Партия Конгресса построила раньше.
Подъем Моди, заключает он, «запоздало пробудил нас к тому, что мы можем навсегда потерять. Нам открылось, что завещанная основателями Республика не была бутафорией. Это было воплощение идеалов, за которые стоило бороться: поднявшись из ада Разделения, оно дерзко отвергло пагубную идею о том, что национальное единство не может быть выковано в горниле человеческого многообразия». Несмотря на всю коррупцию и злоупотребления, а также раздражающую историю невыполненных обещаний, унаследованная Индией парламентская демократия оказалась бесконечно предпочтительнее всего остального, что предлагалось.
Сам Тилли признавал, что либеральные демократии — с их «минимальным набором процессов, которые должны постоянно находиться в движении, чтобы ситуацию можно было квалифицировать как демократическую», — в конце концов выходят за пределы гангстерского характера государственного образования. Свобода — это не иллюзия; толерантность — это не подавление. Исторически беспрецедентный спектр мнений открыто доступен в западных либеральных демократиях, и мнения по-прежнему движут политическими действиями.
Если искушенные иногда считают ценность свободы слова миражом, никто в подлинно авторитарном обществе не допустит такой ошибки. Тем временем нас подстерегают наши собственные популистские демагоги.
Что легко упустить при обобщающем анализе, так это то, насколько тяжелой может быть повседневная жизнь при новых диктаторах. Многие люди в России сегодня, как и раньше в Советском Союзе, изо всех сил стараются объяснить своим коллегам из либеральных демократий, насколько жестоко и просто опустошительно жить среди лжи, предательства и произвола власти — как становится невозможно зарегистрироваться протест против какого-либо конкретного унижения или нелепости, потому что следующее уже на подходе. Возможно, пережить репрессивный режим поможет понимание того, что либеральная демократия, а не диктатура, является неуловимой, с трудом завоеванной вещью, которую необходимо проанализировать и анатомировать. В отличие от пресловутой бабочки счастья, которая исчезает, когда вы за ней гоняетесь, либеральная демократия исчезает, когда вы перестаете за ней гоняться — или, как в случае с Динь-Динь, когда вы перестаете в нее верить.