Кризис идентичности это в истории: 3. Российский кризис идентичности

Содержание

3. Российский кризис идентичности

Проблема реформирования современных обществ содержит в себе два аспекта. Первый — реформирование обществ как организационных систем. Речь в таком случае должна идти об общих для всего конкретного многообразия культур принципах преобразования — о стратегии реформ. Второй — реформирование уникального социума, социально-культурной ткани, и тогда следует говорить о единичных и особенных тактиках и задачах трансформации.

Как “организационная система” российское общество может быть отнесено к общему типу бюрократических систем с медленным типом эволюции, для которых характерен так называемый “бюрократический ритм” развития.

Основы стратегии реформирования таких сложившихся обществ с достаточно высокой степенью экономического и социально-культурного развития представлены в программе “стратегического изменения” бюрократических систем М.

Крозье. Теория выделения ригидных “узлов блокад” и “чувствительных точек” системы, в которых возможны инновации; провоцирование “конструктивных кризисов” в нужное время и в нужном месте для того, чтобы создать процесс развития в стране — эти действия применимы ко всем организационным ансамблям, в т.ч. и к российскому обществу.

Однако проблема стратегии изменения, являясь организационной проблемой, остается чистой теорией без знания того культурно-исторического конкретного контекста, в котором, собственно, и предстоит выделять “узловые” точки системы и делать “главные и второстепенные” ставки в социальной игре. Россия же в этом отношении находится в совершенно уникальном положении. Главная ее социально-культурная проблема заключается в абсолютно неудовлетворительном знании самой себя, в отсутствии на сегодняшний момент социально-культурной самоидентификации, национальной самоидентификации. Более того, специфика, болезненность развития и многие беды нашей страны происходят от того, что такого твердого и крепкого самоосознания не было и ранее, в том числе и до считающегося ныне переломным 1917 года.

После революции осмысление сущности русского национального характера и духа только началось, и то в среде русской интеллектуальной эмиграции. Сегодня же, когда мы вновь переживаем очередной “кризис идентичности”, причем острейший, нужда в выработке целостного и прочного самопонимания становится просто-таки задачей наипервейшей важности. Только поняв, “кто мы, что мы и куда мы идем”, мы сможем верно определить главные “узлы” реформирования нашей социальной системы, главные сферы воздействия, свои сильные и слабые стороны, ригидные, неподдающиеся влиянию структуры и те “опорные”, “якорные” точки, в которых возможно подлинное движение вперед.

Но предварительно следует сказать несколько слов о понятии “кризис идентичности”, потому что это — явление, которое не ново в социальной реальности. Состояние это переживалось многими народами, а потому существуют “общие” для всех стран моменты, и теоретическое знание их облегчает понимание, переживание и преодоление такого кризиса в России.

“Кризис идентичности” — понятие, которое подразумевает утрату прежде существовавших социально-психологических и нравственных ориентиров, потерю психологического равновесия как отдельным человеком, так и крупными национальными общностями.

Существуют проблемы идентификации индивида с семейной, социальной, этническими группами, с религиозными, политическими и национальными сообществами. Нисколько не умаляя важности первых, следует подчеркнуть, что в кризисные эпохи особый интерес вызывает изучение становления и развития политической и особенно национальной идентичностей.

В самом общем виде национальная идентичность складывается на основе национального характера, политической культуры, моделей социализации, воспитания и образования, принятых в данном обществе. Все эти факторы имеют как постоянные составляющие, так и часть, подверженную временным изменениям. В единое целое эти характеристики цементирует государственная программа развития общества, которая принимает вид общественной идеологии или социального мировоззрения, выражающих цели и средства движения данного социума.

Теоретические основы разработки проблемы идентичности были заложены датчанином по происхождению Эриком Эриксоном, который ввел в политическую науку термин “кризис идентичности”. В его концепции “кризис идентичности” — состояние прежде всего социально обусловленное, и оно теснейшим образом сопряжено с потрясениями в жизни общества на поворотах истории, такими, как революции, войны и т.п. события.

В понятии “идентичности” Эриксон различает две взаимосвязанные стороны — “персональную идентичность” (стремление индивида к сохранению психологической самотождественности) и “коммунальную идентичность” (включенность индивидуального бытия в некоторую человеческую общность и разделение с ней господствующих в ней социальных ценностей на определенном этапе социальной истории) (171).

Через рефлексию и наблюдение, через процессы сравнения себя с другими и других с собой на основе общезначимых ценностей происходит процесс установления тождественности персональной и коммунальной идентичностей, который заканчивается образованием психосоциальной, или психоисторической идентичности как признака полноценного бытия личности (172).

Это означает, что в нормальном состоянии индивид испытывает чувство органической принадлежности к своей исторической эпохе и свойственному этой эпохе типу межличностного взаимодействия, гармонии с присущими ей идеями и поступками, с доминирующим в данную эпоху социально-психологическим образом человека. Словом, имеет место принятие социального бытия как “своего” (173).

В переломные моменты истории, когда на смену одному миропорядку приходит другой с новыми общезначимыми ценностями и социальными установками, такая гармония рушится и тогда в состоянии кризиса оказываются не только отдельные личности, но и целые сообщества. Когда прежняя система организации социального опыта оказывается расшатанной, а ценности устаревшими, социальная общность вступает в переходную эпоху — возникает “вакуум идентичности”, который образуется с того момента, когда большая часть сообщества испытывает бессознательное ощущение “сжатия” привычного “образа мира” и все явственнее становится смутное предчувствие грядущих перемен в умонастроениях и социальных представлениях (174).

Все эти чувства нам хорошо знакомы, именно их мы переживали еще совсем недавно.

Преодоление кризиса связано с появлением в обществе творческих исторических личностей, которые благодаря обостренной чувствительности и абсорбирующей способности предстают в качестве выразителей общих для всех проблем. Само общество в такие времена нуждается в политическом лидере, который, трансформируя свои личные обостренные переживания в идеи, созвучные умонастроению эпохи, включает его компоненты в новую мировоззренческую парадигму. Идеи эти облекаются либо в провидческую форму новых религиозных или светских учений, либо в политические программы и воспринимаются людьми как спасительные рецепты. Эриксон посвящает специальные исследования некоторым из такого рода личностей, ставшими лидерами крупных по историческим масштабам движений к новой идентичности — М.Лютеру, Т.Джефферсону, М.Ганди. Такой индивид создает элементы консолидации и консенсуса в общественном сознании. Но при этом он изначально обладает концептуальным видением проблемы, сознавая ее комплексную и сложную природу.

Именно таковым было лидерство Мартина Лютера, начавшего свою общественную деятельность с выступления в Виттенберге с 95-ю тезисами, отвергавшими основные догматы католицизма и сформулировавшего главные положения протестантизма. Именно такой была политическая фигура Махатмы Ганди, в основе социальных действий которого лежало его этическое учение о ненасилии и тактика ненасильственной борьбы — сатьяграха — ставшие программой национально-освободительного движения в Индии. Сходной была историческая роль личности В.И.Ленина, политической деятельности которого предшествовала концептуальная проработка учения К.Маркса и прагматически-политической стратегии и тактики действий, нашедших отражение в работах “Что делать?”, “Государство и революция” и других.

Подтверждение этому мы находим и в нашей недавней истории, в которой функцию сплочения и новаторского действия выполнял сначала М.Горбачев, а в 1991 году Б.Ельцин, когда он получил чрезвычайно высокий процент поддержки на президентских выборах. Однако в последующие годы не была выработана концепция переходного периода и идеологический вакуум сохранялся.

Согласно концепции Эриксона политическим лидером не может быть случайная фигура. Она — результат взаимообусловленного процесса развития истории и личностного фактора. Взгляд на российскую современность в терминах психоистории позволяет понять, насколько странно, например, было бы требовать от М.Горбачева “концепции” декларированной им “перестройки”, ибо он сам и его мировоззрение были отражением того периода нашей эволюции, когда назрел отказ от старых догм и ценностей, но еще не ясны были перспективы и цели развития. Совершенно очевидно, что сейчас возникла острейшая необходимость в выработке идеологических ориентиров, которые призваны и могут заполнить “идеологический вакуум”. Новые идеологические ценности должны быть четко определены и открыто заявлены, поскольку без них невозможно не только для нации, но и для каждой отдельной личности определить свою “жизненную перспективу”.

Дело в том, что хотя “кризис идентичности” и представляет собой в некотором роде естественный процесс в развитии общества и индивида, но его следует целенаправленно преодолевать.

“Кризис идентичности” разрешается путем переоценки прежних норм и представлений, а также через ролевое экспериментирование — прикидку на себя будущих социальных ролей. Этот этап получил удачное название “психосоциального моратория”. Именно в этом состоянии находится наше общество последние несколько лет.

Затяжка с процессом идеологической определенности самым непосредственным образом угрожает безопасности и устойчивости жизненного пространства индивида и всего общества, потому что ни индивид, ни общество не могут долгое время находиться в состоянии дезориентированности, они ищут выходы, которые, как показывает историческое прошлое, далеко не всегда являются благотворными для отдельных народов и мирового сообщества.

Особую опасность в периоды коллективных кризисов представляет формирование и укрепление “негативной идентичности” отдельных людей и целых групп и слоев общества. В случае длительных кризисов индивиды могут отчаяться найти возможности преобразовать элементы отрицательной идентичности в позитивную идентичность. И тогда эта подавленная отрицательная энергия находит выход в поддержке народом психопатических лидеров, социальным основанием существования которых является именно негативная идентичность.

К сходным результатам, но на несколько иной концептуальной основе, пришел в первой половине XX века испанский философ Ортега-и-Гассет в своей книге “Восстание масс”, изданной в 1930 году, которая, однако, была прочитана по-иному после прихода к власти нацистов в Германии. Ортега-и-Гассет описывает состояние масс в особый кризисный, переходный период европейского развития, который характеризовался бурным вторжением новой технологии в европейскую историю, общим повышением уровня материальной жизни и духовных запросов огромной части населения стран Запада, распространением процессов индустриализации и урбанизации и невиданно высокими темпами роста активности людей, их стремлением вмешиваться в общественную жизнь (175).

Разрушение прежней иерархии и взаимодействия социальных страт выбрасывает на поверхность общественной жизни огромные массы людей, вырванных из своего социального места и оторванных от своего социального статуса. Индивиды оказываются без привычно ориентированных социальных целей, крепких социальных привязанностей и в результате могут стать хорошим материалом для предприимчивых политиков. Это положение усугубляется тем обстоятельством, что массы наследуют состояние разрушения прежней системы, в которой уничтожено даже то, чего сокрушать не следовало бы, не имея ничего, что могло бы служить заменой старым социальным механизмам, худо ли бедно, но обеспечивавшим порядок и стабильность. В такой ситуации массы ждут прихода сильного лидера, который укажет им то, к чему они должны стремиться и чего желать.

Очень близкую к вышеизложенной картину восприятия этого этапа социального кризиса предложил профессор политических наук Йельского университета в США Роберт Даль, который, опираясь на рассуждения испанского философа, сделал вывод о глубокой взаимной зависимости народных масс и лидера. “На вопрос “Кто правит?”, — пишет он, — ответом будет: ни масса, ни лидеры, а оба вместе; лидеры улавливают желания масс и, в свою очередь, пользуются силой, которая обеспечивает им лояльность и послушание этих масс, для того чтобы ослабить или совсем ликвидировать всякое противостояние своему собственному закону” (176).

Таким образом, понятно, что выработка объединительной национальной идеи, которую с необходимостью должна предварять глубокая и сложная работа по осознанию сущности русского национального духа и национального характера, т.е. осознание национальной идентичности России, имеют ныне огромную политическую и жизненную важность. Без такого самоосознания невозможны ни преодоление “кризиса идентичности”, ни стабильное и сколько-нибудь длительное существование любой нации, государства, страны.

Устойчивая политическая система, например в США, обладает стабильностью постольку, поскольку большинство американцев придерживается и сохраняет приверженность тому, что в этой стране называется “демократическим кредо”. Подавляющая часть американцев верит в то, что их система является наиболее совершенным из всех реально существующих приближений к демократическому идеалу. Они полагают, что те недостатки, которые у нее есть, вполне исправимы в рамках самой этой системы, без радикальной трансформации ее основания. Кроме того, рядовые американские граждане в большинстве своем уверены в том, что официальные лица не допускают крупных нарушений законов и что американские управленческие структуры в целом придерживаются декларируемых демократических установок. Последнее к тому же формируется системой образования и закрепляется у взрослой личности, когда она находит подтверждение им в реальном процессе своих социальных действий. В конечном счете “отвергнуть демократическое кредо” для американца равнозначно отказу быть американцем (177).

Для преодоления кризиса идентичности в России нужно выработать свою, выросшую из недр российского характера и сознания идеологию, могущую положить предел бесконечным неадекватным реальности социальным заимствованиям и экспериментам, которые, собственно, и становятся возможными постольку, поскольку у нас до сих пор нет крепкого и твердого понимания самих себя — своей собственной особой своеобразной геополитики, психологии, устройства хозяйственной жизни, политики, т. е. всего того, что можно было бы назвать российским правосознанием, поддерживающим и обосновывающим новую российскую государственность.

Неосознанность и неустойчивость национальных органических и священных традиций, шаткость нравственного характера народа, безмерность и подражательность политического дерзания российской интеллектуально-политической элиты создали совершенно особенный вариант кризиса коллективной идентичности в России, который выражается в форме Смуты.

Особенностью всех российских Смут было то, что они сопровождались социальной бездеятельностью, попустительством со стороны правящих эшелонов и интеллигенции. Главной функцией последней в хорошо и правильно организованном обществе является постоянная и адекватная реальности работа по осмыслению хода перемен в социальной жизни. При отказе интеллигенции от выполнения этой своей функции во времена российских Смут набирал силу процесс анархического “развязывания”, “разнуздания низов”. Итогом было то, что часть правителей, которые ощущали себя временщиками, пользовалась таким состоянием масс для осуществления имущественного передела.

“Развязанному” индивиду (вспомним, кстати, что к 1985 году самыми модными словечками в жаргоне молодежи стали характеристики “крутой” и “отвязанный”) давалось право на беспорядок, на самовластье, происходило разгосударствление российского правосознания.

Всякая Смута — это брожение, и главное состоит в том, чем оно заканчивается — сможет ли народ перебродить и опомниться (как это было во времена первой Смуты XVII века) или же случится так, что его задавят, “оседлают” политические авантюристы.

При этом важно помнить, что прекращение Смуты вовсе не означает реставрацию какой-либо прежней формы государственности. Возможна и желательна выработка нового творческого типа государственности, который бы оформил органически присущий национальному характеру дух и сознание в адекватную ему государственную форму — национальную государственность.

Как свидетельствует история, “падение” продолжается до тех пор, пока в народе не созревает жажда “восстановления” порядка, с одной стороны, а с другой стороны, пока не появляется лидер или группа лидеров, которые обладают государственным мышлением, т.е. которые способны выработать новую объединительную идею и начать создание государственности нового типа.

Важен также момент созревания и оформления государственно-лояльного слоя интеллигенции, которая является тем посредником, который первым переводит в осознанные категории факты наличного политического бытия, помогая тем самым формированию новой национальной идентичности. Всякое осознание государственно-созидательных параметров этой идентичности есть шаг в сторону становления и укрепления народного правосознания, а значит, и новой государственности.

Кризис идентичности: что делать, если потерял себя :: Здоровье :: РБК Стиль

Автор Василиса Кирилочкина

27 февраля 2019

Личностный кризис случается хотя бы раз в жизни. Мы как будто зависаем в лимбе, где старые ценности и стремления уже не вдохновляют, а новых еще не появилось. Pink выяснил, как распознать надвигающийся кризис и вынести из него максимальную пользу.

Задаваться философскими вопросами о смысле жизни и своем предназначении — это нормально и даже хорошо. Но если размышления на такие важные темы заводят в тупик, портят настроение, мешают нормально функционировать и вгоняют в хандру — возможно, вы переживаете кризис идентичности. Впервые это понятие ввел знаменитый американский психолог Эрик Эриксон. Особое внимание в своих трудах он уделял кризису среднего возраста, но отмечал, что любой период переформирования личности может повлечь потерю самоопределения. Хорошая новость в том, что грамотный выход из любого кризиса помогает личности расти и развиваться.

Есть ряд признаков, по совокупности которых можно распознать тревожное состояние. В первую очередь это мучительные поиски себя, которые сопровождаются негативными мыслями и фрустрацией. Если на протяжении долгого времени (больше месяца) вы пытаетесь переосмыслить свое предназначение, ценности и стремления, но не получаете желаемых ответов, если каждый день на работе спрашиваете себя «Что я здесь делаю?» или смотрите на партнера и думаете «Почему мы вместе?», стоит тщательно проанализировать свое состояние.

Импульсом для кризиса может выступить сильный стресс и значительные перемены в жизни: потеря или смена работы, расставание, потеря близкого человека, тяжелые заболевания, любой сильно травмирующий опыт или потрясение. Причины кризиса кроются не только в плохом. Переезд на другой континент, о котором вы мечтали и планировали пять лет, или брак тоже может стать импульсом. Если после свадьбы вы чувствуете опустошение, это не обязательно значит, что вы выбрали не того человека: просто вам нужно переосмыслить свой новый статус.

Иногда тяжелый кризис и недовольство собой могут привести к депрессии — опасному состоянию, которое ни в коем случае не стоит запускать. Лучше обратиться к врачу, он может подобрать грамотную терапию. Но во многих случаях кризис идентичности — просто переходное состояние, которое нужно пережить. Чтобы сделать это было легче, попробуйте специальные техники.

Исследуйте себя

Кризис идентичности — отличная возможность по-настоящему узнать себя, открыть что-то новое и стать более осознанным. Чтобы поиск ответов на главные вопросы жизни, вселенной и всего остального проходил не так мучительно, постарайтесь сменить тональность этих вопросов.

Например, перестаньте спрашивать «Почему?» и начните выяснять «Зачем?». Первый вопрос заставит вас закапываться в прошлом, а второй настроит на поиск решения в будущем. Составьте сами для себя анкету со всеми важными вопросами и заполните ее. Помните, это не экзамен, так что неправильных ответов здесь нет. Более того, отвечать на все вопросы сразу вовсе необязательно, и ответы могут в любой момент измениться. В том числе стоит спросить себя: «Что меня приободряет? Что помогает пережить трудный день?». Напишите список всего, что улучшает настроение, и обращайтесь к нему как можно чаще в период кризиса (да и всей жизни).

В особо грустные моменты вам может помочь чашка горячего шоколада, прогулка с другом, спорт или даже просмотр реалити-шоу про ремонт: не отказывайте себе в удовольствиях и ни в коем случае не вините себя за них. Еще один важный вопрос — «Что наполняет мои дни смыслом?». Что помогает вам засыпать с чувством выполненного долга, гордости и радости? Возможно, вы недовольны своей работой и пока не готовы искать альтернативу — зато вполне можете записаться в какую-то полезную волонтерскую программу или на курсы, чтобы обучиться новым навыкам. Новые знания, ко всему прочему, помогают бороться с депрессией и повышают гибкость ума.

Найдите поддержку

Один в поле не воин, даже когда дело касается внутренних метаний и поисков. Социальная поддержка действительно помогает легче переживать стрессовые ситуации, тяжелые эмоциональные состояния и личностные кризисы. Попробуйте обсудить свою ситуацию с друзьями и близкими — возможно, они тоже прошли через что-то подобное или проходят прямо сейчас, так что смогут поделиться опытом. В любом случае вы можете рассчитывать если не на совет, то как минимум на эмпатию и поддержку. Если понимаете, что дружеского сочувствия не хватает, не бойтесь обращаться к психологу или в группы поддержки (особенно если речь идет о кризисе после болезни или утраты). Еще один отличный вариант — присоединиться к какой-то спортивной секции: командная игра сближает и дарит массу положительных эмоций.

Будьте смелее

Пожалуй, самое главное в истории с поиском себя — искать именно себя, а не образ, соответствующий чьим-то ожиданиям: бойфренда, мамы или всего общества в целом. В 30 лет вы можете обнаружить, что совсем не хотите быть большим боссом. Отказавшись карабкаться по карьерной лестнице в крупной компании, вы рискуете превратиться в аутсайдера в глазах общества. Или, допустим, вы пока не готовы становиться родителем. Покупать квартиру. Вступать в серьезные отношения. Может случиться наоборот: пока вокруг все постоянно путешествуют, встают на серф, пишут книги и садятся на шпагаты, вам только и хочется, что приходить с работы в шесть вечера и смотреть сериалы.

Общество всегда может вас осудить — когда вы что-то делаете, не делаете или делаете не так, как принято. Но прелесть общества в том, что оно эфемерно и безлико. А вот настоящие друзья, хорошие коллеги и верные партнеры — люди вполне реальные. Они с большой вероятностью не будут осуждать выбор, который делает вас счастливым. Чем бы вы ни занимались, каких бы ценностей ни придерживались и к каким бы идеалам ни стремились — у вас всегда найдутся единомышленники, которые вас поддержат. Так что главное — разобраться с собой. А остальное обязательно приложится.

О КРИЗИСЕ ИДЕНТИЧНОСТИ | Аналитика культурологии

Автор(ы) статьи: ГРЕБЕНЮК М. Н.
Раздел: СОЦИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

идентичность, кризис идентичности

Аннотация:

В статье анализируются причины кризиса идентичности в России в постсоветский период

Текст статьи:

К самым болезненным жизненным переживаниям относят кризис индивидуальной идентичности [1]. Не менее болезненным является кризис коллективной идентичности. Причинами этого кризиса могут быть: «отрицание символов, распад коллективной памяти, представленной традициями, а также утрата веры в общее будущее, дисгармония между описательным и нормативным образами себя, прерывность в истории, несоответствие между представлением культуры о самой себе и ее образами в других культурах, наконец, чувство неполноценности относительно более совершенной культуры. » Кроме того, кризис идентичности индивидов приводит к кризису зависящий от них социальных институтов [2]. Согласно данной схеме можно рассмотреть некоторые причины кризиса советской социокультурной идентичности в России.

Во-первых, после крушения СССР произошло отрицание советских символов, во всех плоскостях, начиная с государственных, идеологических: флаги, гербы, гимн и т. д.; ценностных; этических; моральных; заканчивая экономическими.

Во-вторых, частично произошел распад коллективной памяти. Бывшие

союзные республики не отождествляют свою историю с историей России, давно переписаны учебники по данному предмету в новых суверенных государствах. Выросло целое поколение на постсоветском пространстве, и в лучшем случае молодежь (и не только) ближнего зарубежная относится к России как к экономическому партнеру, нейтральному соседу, чей язык уже является чужим, в худшем как возможному противнику, агрессору, бывшему поработителю. Безусловно, и в самой России уже утратилась вера в тесное или прежнее общее будущее с бывшими территориями. Прежние традиции общения с «экссоотечественниками» также изменились.

В-третьих, такие причины, как дисгармония между описательным и нормативным образами себя и прерывность в истории существуют в Российской социокультурной идентичности не позже чем с эпохи Петра Великого. Ведь, как известно, причиной кризиса идентичности является не только несоответствие индивидуального поведения всеобщим нормам. «Более серьезной причиной кризиса является та мысль, что всеобщие нормы, которым я следовал с чистой совестью и даже жертвуя собой, не могут претендовать на обоснованность и законность, — что признание их было личной или коллективной ошибкой» [3]. Российская история, анализируемая отечественными и зарубежными авторами, традиционно на 50% состоит из таких личных или коллективных ошибок. Но, «об ошибках можно говорить только в том случае, если существует истина» [4].

В-четвертых, чувство неполноценности относительно более совершенной культуры, над которым потрудились не одно поколение отечественных ученых, представителей интеллигенции и власти, насаждаемое народу — также является характерной причиной кризиса социокультурной идентичности. Страны Запада всегда влияли на поиск идентичности российского народа. Это влияние начинается за долго до споров Западников и Славянофилов. Подражание и даже некоторое преклонение Западу, как некому эталону в различных областях и вместе с тем, соперничество происходит практически, с момента образования Российской империи. На наш взгляд Россия сможет обрести стабильную социокультурную идентичность, если сумеет освободиться от этой модели взаимоотношений.

Таким образом, глубина кризиса зависит от нарушения вышеперечисленных факторов. Советская модель идентичности перестала существовать, новая еще не только не сформирована, но и не сформулирована.

Совершенно очевиден научный факт — идентичность (индивидуальная, коллективная, социальная, политическая, культурная, какая угодно) не является статичной, она всегда подвержена изменениям, это ее нормальное состояние. Идентичность может быть лишь относительно стабильной в нестабильном социальном пространстве. Следовательно, кризисы идентичности неизбежны, более того, для прогресса и развития они необходимы, конечно, желательно иметь способность ими управлять.

Первым результатом кризиса идентичности является — не предсказуемость поведения затронутых индивидов или институтов. Ценности, которые раньше направляли их действия, устаревают, реакция на новую ситуацию может быть пассивной или активной. В. Хесле утверждает, что кризис идентичности часто вызывает регрессию к более примитивным ценностям. Дезориентация, характерная для любого кризиса идентичности, увеличивает шансы на успех тоталитарных идеологий, которые предлагают простые решения проблем, обещание общности и т.п. Именно по этому идеи тоталитаризма, достаточно популярны в мире и в России. Для того чтобы обрести новую социокультурную идентичность, необходимо иметь новую моральную ориентацию, дистанцироваться от традиционных ценностей. Но, дистанцируясь от них, признавать их достоинства, быть им благодарными за исполнение ими в прошлом ориентиров. Признать скрытую закономерность своего прошлого, примириться с ним, даже если отвергаем его исходя из принятых норм сегодня. Без понимания ощибок прошлого — невозможно прогрессивное будущее [5].

Рассмотрим условия состояние Российского государства в начале 2000-х гг. по основным показателям, которые характеризуют следующим образом:

«В экономике стагнация индустриального общества. В идеологии и системе ценностей элит и новых поколений раскол на традиционалистов и прозападников. В политической системе доминирует этатизм: государственные институты довлеют над гражданскими, каковые остаются в зародышевом состоянии. В государственном устройстве тенденция к унитаризму и сдерживание процессов демократического федерализма с достаточной автономией субъектов федерации. В демографических процессах стабилизация неблагоприятных показателей здоровья населения, низкой рождаемости и высокой смертности. В социальном поле высокий уровень имущественного и общекультурного расслоения и крайне низкий уровень социальной защиты. В культуре и образовании тенденции к увеличению разрыва между населением «столиц» и «провинции». В геополитической стратегии государства прагматизм, т.е долгосрочная политика не сформулирована. В гражданской самоидентификации предстоит травма преодоления имперского и великодержавного синдрома» [6]. Так россияне адаптируются к новым условиям жизни, в которых большинство из них находится и сегодня. Трудно с этим не согласиться, несмотря на то, что с момента высказывания этих мыслей прошло почти восемь лет ситуация продолжает оставаться сложной.

Тем не менее, продолжаются поиски пути преодоления кризиса идентичности. Новая российская идентичность должна объединить страну, где каждый ощущал бы себя, прежде всего, гражданином России, а потом уже — русским, адыгом, христианином или мусульманином. В основе такой модели идентичности находится мультикультурализм, принципиальной стратегией выступает диалог культур и коммуникация. Важным является опыт Имперской России, тогда в российской идентичности главным, независимо от национальности и религии, являлось «верноподданичество», то есть лояльность по отношению к существующей власти. Из исторического прошлого отечества, следует обратить внимание на патриотизм, преданность своей стране в формировании общенациональной идеи. Государственность не возможно представить без общей истории, ценностей, без ощущения принадлежности к единой общности страны. Процесс формирования социокультурной идентичности — процесс долгий, происходящий под влиянием многих факторов, он должен происходить максимально естественно, но помощь государства, его целенаправленная политика на наш взгляд есть необходимое условие этого процесса.

Самосознание народа, нации является составной частью социоультурной идентичности, оно формируется на основе исторического опыта и общих ценностей на протяжении нескольких столетий; а также на него накладывают свой отпечаток современная действительность. Например, быстро меняющиеся условия: переход к информационному обществу, демократические свободы, «краткосрочная» ментальность, экономический кризис, и так далее, продолжать можно бесконечно.

Культурное самосознание в целом ХХ в. — начала ХХI в. отмечено множеством регистраций «концов», «закатов», «сумерек», «смертей» «культурных травм» и «кризисов». В этой эпохе произошел определенный перелом в основных традициях западноевропейского мышления, и не только. Оптимистические прогнозы относительно будущего большая редкость. Все чаще, можно слышать о кризисе идентичности, как в отдельных странах, так и о глобальном кризисе идентичности. Самюэль Хантигтон утверждает, что после холодной войны политика в мире стала многополюсной и полицивилизационной. Наиболее важными между странами стали уже не идеологические, политические или экономические различия, а культурные. Люди открывают для себя новые и старые символы идентичности. Народы и нации определяют себя используя такие понятия, как религия, язык, история, ценности, общественные институты. Культура и осознание различной культурной идентичности определяют модели сплоченности, дезинтеграции и конфликта. Для того чтобы избежать глобального цивилизационного кризиса (не хотелось бы употреблять слово войны) мировые лидеры должны вести полицивилизационную глобальную политику, сотрудничать для ее поддержания [7]. Главная задача ведущих политиков, в современных условиях, не только осуществление контроля над кризисами идентичности, направление их в правильно русло, но и участие в построении новой рациональной идентичности основанной на общечеловеческих ценностях и гуманных принципах.

Литература:

Хесле, В. Кризис индивидуальной и коллективной идентичности. Вопросы философии. – 1994. — №10. – С. 112 — 123.
Там же: — С.112 – 123.
Там же: — С.112 – 123.
Там же: — С.112 – 123.
Там же: — С.112 – 123.
Данилова, Е. Ядов В. Институт социологии АН РФ «Молодежь Эстонии» 19 ноября 2003 http://www.demoscope.ru/2003/0137/gazeta09.php Газеты пишут о … :
Хантингтон, С. Столкновение цивилизаций / Самюэль Хантигтон; пер. с англ. Т. Велимеева. — М., 2011.- С.12 — 15.

ФЕНОМЕН ИДЕНТИЧНОСТИ И КРИЗИС ИДЕНТИЧНОСТИ

УДК 130.2

О. В. Роговец

Актуальной проблемой современности является вопрос об идентичности, непосредственно связанный с усложнением поддержания внутренней согласованности и устойчивости собственного «Я», свойственным современному человеку. Информатизация современного общества, изменение традиционных морально-ценностных ориентиров, постоянное усложнение и трансформация социума делают данную проблему одной из ключевых в области гуманитарного знания. Актуализируется она также в связи с изменениями современной картины мира, в которой еще недавно четко определенные жизненные установки и ценности человека сегодня имеют размытые границы, что автоматически усложняет процесс конструирования идентичности.

Определение сущности понятия «идентичность» зависит от тех или иных аспектов, в которых рассматривается данный феномен. Каждая из его модификаций (этническая, национальная, политическая, гражданская, культурная и т. д.) формирует поведение человека, которое регулирует принятие или отрицание определенных норм, ценностей, идеалов и принципов. Весь ряд вытекающих одно из другого событий ведет к тому, что человек пытается найти ответ на вопрос «Кто Я есть?», «Каково моё место в мире?», «На своем ли я месте?». Перечень данных вопросов и составляет проблемное поле статьи.

Сегодня происходит неизбежная трансформация идентичности. Понятие «идентичность» в последние несколько десятилетий становится довольно-таки размытым, что приводит к сложностям его определения, вследствие чего обретение идентичности становится одной из самых сложных, но в то же время приоритетных задач человека. Ответ на довольно простой вопрос «Кто Я?», еще недавно не вызывавший трудностей, сегодня требует особого мужества, здравомыслия и рациональности. Проблема изучения идентичности, таким образом, становится междисциплинарной темой исследования. В социологии это «комплекс ролей и статусов, организованных адекватно социальной системе», это раса, пол, уровень образования и социоэкономический статус [2, с. 7]. Основу идентичности в политическом смысле составляет осознание гражданами своей принадлежности к определенной нации, сложившейся на протяжении истории становления того или иного государства, а также приверженность тем или иным социально-политическим взглядам, мировоззрению. Культурология рассматривает идентичность как «процесс формирования общих культурных ценностей, обретения духовной и эмоциональной устойчивости личности, позволяющих определить свое место в социокультурном пространстве» [3, с. 89 – 91]. Большое количество разнообразных трактовок данного феномена представляют также исследователи в области психологии, юриспруденции, религиоведения, педагогики и других наук.

Особое место понятие «идентичность» занимает в философском знании. Являясь ключевой проблемой философской антропологии (П. Гуревич), термин «идентичность» в философском осмыслении «применяется для описания индивидов и групп в качестве относительно устойчивых, «тождественных самим себе» целостностей и соотносится с проблемой сущности человека, вопросами его бытия, целей и смысла его существования» [4, с. 78]. Она (идентичность) является тем, что «делает объект определимым и распознаваемым с точки зрения обладания рядом качеств или особенностей, которые отличают этот объект от объектов различного типа» [5, с. 400]. Идентичность – это переживание нашей целостности, нашей непрерывности и соответствия самому себе, это, с одной стороны, сходство с другими людьми, а с другой – отличие. Это «результат притязания на самостоятельное оформление собственной жизненной ситуации, …ситуации окружающего мира и умение терпеливо переносить то, что не зависит от самого себя» [1, с. 95]. По сути, это принудительное согласование с самим собой, толчок для достижения интегрированных характеристик своего «Я» и выбор спектра его потенциальной реализации посредством целенаправленного самоопределения.

Впервые термин «идентичность» упоминается в работах З. Фрейда и К. Ясперса, считающих его одним из важнейших факторов осознания «Я» («я являюсь тем, кем был всегда»). Научное же его использование начинается с работ Э. Эриксона, определившего идентичность как внутреннюю непрерывность и тождественность личности, проходящую ряд стадий и периодов (кризисов) и формирующуюся на протяжении всей жизни. В широком смысле «идентичный» трактуется как «тождественный», «схожий», «равнозначный», «одинаковый». Это восприятие самого себя, глубинные убеждения и ценности, принимаемые человеком. «Содержание идентичности, – отмечает М. Шакурова, – включает образы, концепты (понятия, понимания, замыслы) и суждения, отражающие отношения „Я – другой”, „Я – социальный мир”, „Я – культура”, „Я – Я” в аспекте уточнения характеристик „Я”» [8, с. 12]. Данное понятие тесно связано с категориями «тождество» и «различие», с определениями «аутентичность», «инаковость» и «Другой». Как отмечает Г. Сайкина: «Идентичность – это самотождественность человека, которая во многом осуществляется через вглядывание в «лицо» Другого» [6, с. 23]. Расширяя таким образом границы собственного «Я», облачаясь в иную «маску», человек заимствует внешние практики, помещает в себе и через них формирует его структуру.

Идентичность непременно определяется во взаимодействии с Другим (в контакте). Начиная с планирования, зачатия, рождения ребенка, его взросления и утверждения в жизни рядом находятся родители, изначально выступающие первым Другим. Именно они дают имя, заботятся в ранние годы жизни; соотнося себя именно с ними, ребенок получает расовую, национальную идентичность, понимает свою роль в семье. Однако такое самосознание – процесс необычайно сложный и многоступенчатый, реализующийся в результате отраженного знания. Каждый Другой для человека, в особенности «значимый» Другой, выступает наиболее важным объектом взаимодействия, с одной стороны формирующим эту идентичность и наполняющим её содержанием, а с другой – создающим проблемные моменты в поисках собственного «Я». Всегда существуя в определенном контексте, идентичность, соответственно, поддерживается в нем (в соответствии с ним). Однако формируется она еще до самого процесса взаимодействия, поскольку существует некий предшествующий (подготовительный) этап. Так, например, идентичность матери проявляется не только при наличии у неё детей, но и в период беременности, в ожидании будущего ребенка. Понятие «Другой» подразумевает под собой не только конкретного человека, это также культура и общество, традиции и ценности семьи, способ мышления и особенности социальных взаимоотношений, границы взаимодействий с которыми снова и снова катализируют необходимость идентификации. «Другой», таким образом, устанавливает центральную программу нашего мировоззрения, именуемую идентичностью.

Поскольку идентичность является многоаспектным феноменом современного научного познания, мы считаем целесообразным рассмотреть ее структуру. Наиболее распространенной классификацией выступает деление на индивидуальную (эго-идентичность) и групповую (коллективную). Формируясь параллельно, они выражают включение субъекта в социум, принадлежность к определенной группе, взаимодействие с ней, с одной стороны, и создание ощущения собственного, неповторимого «Я» – с другой. По признаку временной устойчивости (изменчивости) выделяют идентичность внешнюю, связанную с действиями и сложившимися представлениями человека (и о человеке) в прошлом, и процессуальную – изменяемую, пластичную, прикрепленную к настоящему [8, с. 15 – 16]. Помимо этого идентичность может быть как естественной (расовая, национальная), так и искусственной (профессиональная).

Широкий спектр идентичности можно также проследить по её содержанию. Культурная идентичность характеризуется «ощущением тождественности с освоенными константами культуры и ее ценностными ориентирами», этническая – переживанием тождества с определенным этносом. В свою очередь профессиональная идентичность позволяет осознавать собственную принадлежность к профессиональной группе, а территориальная – быть частью социально-географической реальности. Этот список может быть продолжен такими видами идентичности, как гендерная, политическая, национальная и прочие [Там же, с. 15 – 17]. Исходя из разнонаправленности идентичности, Г. Сайкина выделяет также такие её признаки, как центробежность и центростремительность, характеризуя человека «то всего в отношениях, то самоустремленого и замкнутого на самом себе», таким образом подчеркивая амбивалентную природу человека [6, с. 22].

Идентичность может находиться как в статичном, так и в динамичном состоянии. Современное социокультурное пространство диктует нам условия, в которых необходимо постоянно меняться, однако это не значит, что и наша сущность должна ежечасно кардинально трансформироваться. Идентичность, выступая, с одной стороны, стабильным явлением, позволяющим узнавать самих себя и других, существовать в определенном образе, с другой стороны, настолько изменчива, что мы вынуждены постоянно отвечать на вопрос «Кто Я есть?». И с этим связан, как нам кажется, один из самых пугающих страхов человека – потеря собственной идентичности, потеря самого себя, являющаяся началом пути к сумасшествию. Что будет, когда я перестану быть Я? Что будет, когда я перестану себя узнавать? Буду ли я существовать вообще или останусь лишь физическим телом в это мире?..

В эпоху постмодерна перечень характеристик, необходимых для принятия, присвоения человеком самому себе, неуклонно растет. Весь жизненный путь человека – это путь постоянного выбора и поддержания идентичности. Это представление человека о самом себе, о том, что он думает, какой он, связанное с оценкой себя. При проявлении идентичности вырисовывается и сама личность, появляется человеческое «Я». Можно сказать, что идентичность – это комплексный феномен, включающий в себя знание, представление, отношение, оценку, складывающиеся в систему различных поступков, поведения, являющимися производными от собственного определения себя (самоопределения) (курсив наш. – О. Р.).

Основной проблемой идентичности, на наш взгляд, является поиск и сохранение правильного пути (последовательности), на котором все состояния человека объединяются в нечто единое, что мы называет нашим «Я». Дезориентированный среди бесчисленных отражений, человек теряется в своей полиидентичности, видя лишь «неуловимые, мимолетные лики и отблески того единого (человека), что может быть (или хотя бы притвориться) многим» [7, с. 322]. В современном мире наши мысли – это отклик четко очерченного направления, в котором нам скрытно велят думать, это ложные потоки информации, являющиеся мощным средством манипуляции. Однако более фундаментальными понятиями остаются наши собственные суждения и личные ответы на вопросы «Кто Я есть?», «Как я смотрю на себя?».

Во внешнем окружении человеку часто присваивают удобную для других идентичность, не осознавая наличие которой он слепо принимает её. Таким образом, многие из нас становятся безнадежно зависимыми от системы. Когда человека заставляют действовать согласно присвоенной роли, он, отождествляя себя с ней, постепенно начинает думать, действовать и поступать соответствующим образом. В этой ловушке многие забывают о своей уникальности и неповторимости, подражая толпе. Данная нам свобода становится лишь иллюзорной составляющей нашей жизни. Например, достаточно заметным является перевоплощение человека, надевшего специализированную форму или попавшего в определенную социальную группу. Однако такие определители идентичности, как костюмы и форма, лишь отражают разные аспекты нашего «Я», но нами не являются. Отождествляя себя с предоставленной обществом идентичностью, человек полностью трансформируется, что непременно приводит к расщеплению личности.

Подчеркнем, что современный человек утрачивает способность к рефлексии – самопознанию и осмыслению собственной роли и места в жизни. Так или иначе подобные моменты являются неотъемлемой частью нашей жизни и при отсутствии данной способности проявляются в виде кризисов – переломных точек бытия, выражающихся в потере человеком представления о самом себе, тем не менее идущего наряду с появлением перспективы возникновения новой идентичности. Такие кризисы нередко возникают при переходе во взрослую жизнь, при смене семьи или профессии, обнаруживая себя, как правило, в различных формах депрессии и апатии, стремлении укрыться от реальности в виртуальном или мистическом мире, в злоупотреблении спиртными напитками, употреблении наркотиков и т. д. Существуют проявления таких кризисов и в более узком значении, когда в одной профессии человек не может определиться с направлением своей деятельности, когда стоит выбор между теорией или практикой, тем или иным учреждением, одной или другой отраслью знания.

Временной период кризисов варьируется в зависимости от личности человека, от окружающей его среды, иногда от поиска нового значимого Другого, – начиная с нескольких дней, иногда продолжаясь многие годы. Эта тенденция, по мнению М. Заковоротной, ведет к «негативной автономии, идеологии безвременья, дезинтеграции и отсутствию жизненных планов», то есть, по сути, к потере идентичности [1, с. 8]. Трансформирующийся человек современной эпохи расщепляется изнутри, обезличивается, скрываясь за множеством «масок». Ядром рефлексии современной философии выступает «человек без Я» – ризома без «центра» и «лица» [6, с. 16 – 17]. Становится невозможным говорить о сплетенных воедино комбинациях различных идентичностей, поскольку укореняется понятие о множественности «Я» в одном человеке, что само по себе может стать «пародией идентичности» (М. Фуко).

Наиболее глубоким кризисом, по определению Э. Эриксона, является подростковый, когда завершающийся период детства открывает двери во взрослую жизнь – происходит «физиологическая революция», появляется необходимость найти свое призвание в жизни и мысли о том, «как я выгляжу в глазах других». Основным же кризисом идентичности ученый видит период юношества, когда происходит обретение «взрослой идентичности» либо его задержка (диффузная идентичность). В том или ином случает кризис идентичности, с нашей точки зрения, является обязательным поворотом в жизни, вызовом, преодолев который человек переходит на новый уровень зрелости. Непринятие же его служит первопричиной затяжного переходного периода, характеризующегося множеством сомнений и самоистязаний и грозящего глубокой депрессией. В свою очередь З. Бауман отмечает, что сегодня кризис идентичности является не только прерогативой молодости, но «общей бедой» взрослого человека. И действительно, все большие обороты набирает новый вид кризиса, зависящий не от возрастного периода, а от положения человека в обществе – он проявляется на порядок чаще и делится на ряд микрокризисов, порой незаметных, а порой погружающих человека в прострацию. Ситуацию данной потерянности человека усугубляет специфика нашей эпохи. Подтверждение тому находим в словах Э. Эриксона: «…нельзя отделять «кризис идентичности» отдельного человека от современных ему исторических кризисов, поскольку они помогают понять друг друга и действительно взаимосвязаны» [9, с. 32].

Современный кризис идентичности мы видим в том, что чем дальше движется процесс развития истории, тем все более усложняется процесс идентификации человека, путающегося в паутине разветвленного культурно-исторического опыта, порабощающего человека и делающего из него ничтожество, которое «в итоге все более и более ощущает свое выпадение из единой исторической судьбы» [6, с. 40]. Существует и общая проблема, когда современный человек не ищет, а создает свою идентичность – нам хочется быть немного лучше, немного краше и умнее, обладать не свойственными для нас качествами. Однако мы забываем, что этот созданный образ, под который мы перекраиваем свою сущность, не является путем к достижению истинных желаний, ибо он не есть сам человек.

Как же обрести собственную идентичность? Сегодня средством идентификации человека служат «внешние определители» – документы, фотокарточки, виртуальные аватары и т. д. Дополняют образ такие построенные рядами ипостаси, как состояние души и тела, одежда и маски, возраст, пол и социальный статус. Эти формальные определители личности создаются для того, чтобы, взглянув на них, человек смог увидеть себя со стороны, прочитать свою биографию и определить (или хотя бы попытаться) свою сущность. Одним из таких определителей является также наше имя, а точнее сказать, словесное его выражение – уменьшительно-ласкательные формы, уважительное произношение или восклицание, внимательное обращение к которому помогут понять путь формирования той или иной модели нашего поведения и открыть многообразие наших идентичностей. С нашей точки зрения, важно также следовать собственным моральным принципам, доверять близкому окружению, опираться на семейные традиции, отстаивать собственные интересы. Не менее существенным является образ значимого «Другого», способного в хаосе псевдоидентичностей указать на наше подлинное «Я». Однако даже в этом случае говорить о формировании абсолютно самобытной и исключительной идентичности не приходится, поскольку все приведенные выше элементы её создания, в свою очередь, также создаются под влиянием извне. Единственным решением в формировании собственной идентичности может стать абсолютное абстрагирование от каких-либо оценочных суждений и мнений окружающих, постоянно воздействующих на человека. Тем не менее обрести такого рода изоляцию от общества в современных реалиях – невозможно.

Таким образом, проблема исследования идентичности является одной из ключевых в перечне проблем философского знания, в определенном смысле выступая современной формой выражения проблемы сущности человека. Движения, культивирующие идентичность определенного рода (этническую, национальную, гендерную и т. д.), фактически становятся доминирующими акто́рами в практике, а в теории рассматриваются как новые и не сводимые к прежним классовые движения. Однако стремление современного человека выйти за рамки дозволенного и установленного порядка, желание прожить несколько жизней чревато распадом личности, утратой её цельности и единства. Настигающие человека кризисы неизбежны и требуют от него немалых усилий на пути к внутреннему самообновлению, ведь жизнь – это умение меняться, оставаясь самим собой.

ЛИТЕРАТУРА

Барышков В. П. Аксиология личностного бытия / В. П. Барышков ; под ред. В. Б. Устьянцева. – М. : Логос, 2005. – 192 с.
Заковоротная М. В. Идентичность человека. Социально-философские аспекты / М. В. Заковоротная. – Ростов-н/Д. : Изд-во СКНЦ ВШ, 1999. – 161 с.
Матузкова Е. П. Идентичность как объект изучения культурологических студий / Е. П. Матузкова // Наук. зап. Серія: Філологічна. – Острог, 2012. – Вип. 23. – С. 89 – 91.
Новая философская энциклопедия : в 4 т. / Ин-т философии РАН, Нац. общ.-науч. фонд; науч.-ред. совет : предс. В. С. Степин, заместители предс.: А. А. Гусейнов, Г.Ю. Семигин, уч. секр. А. П. Огурцов. – М. : Мысль, 2010. – Т. 2. – 634 с.
Новейший философский словарь / сост. и гл. науч. ред. А.А. Грицанов. – 3-е изд., испр. – Минск : Книжный Дом, 2003. – 1280 с.
Сайкина Г. К. Человек в поисках идентичности : учеб. пособие по философской антропологии / Г. К. Сайкина. – Казань : Изд-во Казан. гос. ун-та, 2009. – 95 с.
Фокин С.Л. Комментарии. Танатография Эроса: Жорж Батай и французская мысль середины ХХ века / С. Л. Фокин. – СПб. : Мифрил, 1994. – 346 с.
Шакурова М. В. Формирование социокультурной идентичности личности: учебное пособие / М. В. Шакурова. – Воронеж : Изд-во Воронеж. гос. пед. ун-та, 2017. – 280с.
Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис : пер. с англ. / Э. Эриксон ; общ. ред. и предисл. А. В. Толстых. – 2-е изд. – М. : Флинта : МПСИ : Прогресс, 2006. – 352 с.

Роговец О. В. Феномен идентичности и кризис идентичности

Изменения современной картины мира приводят к неизбежной трансформации идентичности. Автор рассматривает структуру данного феномена, анализирует его трактовки в контексте философского знания и других наук. В данной статье предпринимается попытка раскрыть сущность современного кризиса идентичности, найти пути его преодоления и отыскать решение проблемы формирования собственной идентичности.

Ключевые слова: идентичность, кризис идентичности, личность.

Rogovets O. V. The Phenomenon of Identity and Identity Crisis

Changes in the contemporary picture of the world lead to the inevitable transformation of identity. The author considers the structure of this phenomenon, analyzes its interpretation in the context of philosophical knowledge and other sciences. In this article, an attempt is made to reveal the essence of the contemporary identity crisis, to find ways to overcome it and to find a solution to the problem of forming one’s own identity.

Key words: identity, identity crisis, personality.

Кризис идентичности личности в условиях глобализации

Бесследно все – и так легко не быть!

Ф. Тютчев

Необходимость заботы о целостности личности

Современная философская мысль в своем интересе к процессу глобализации гораздо чаще останавливает свое внимание на глобальных объектах, связанных с понятием идентичности: идентичность культур, наций, этносов (В. Р. Чагилов, Ф. Х. Кессиди, М. А. Мун- тян, А. Д. Урсул и др.), чем на проблемах личности в условиях глобализации. Между тем глобализация трансформирует не только экономические и политические отношения, она сильно и резко меняет мировоззрение современного человека, в результате чего возникают идеологические и культурные конфликты, психологическое напряжение и мировоззренческая неудовлетворенность. Поэтому представляется, что в современном противоречивом и конфликтном мире одной из важнейших тем философской рефлексии должна стать целостность и интеграция личности.

Целостность личности связана с такими понятиями, как идентификация, идентичность личности и кризис идентичности. И «человеческое, слишком человеческое» – влияние современного многослойного и антиномного контекста бытия человека на становление идентичности, на разрешение кризисов идентичности отдельного человека – остается темой для междисциплинарного размышления. Другой стороной данной проблемы является определение культурного инструмента для построения и сохранения идентичности, ее осмысленного бытия в условиях глобализации.

Каково значение идентичности для личности? Зрелая идентичность интегрирует жизненный опыт, дарования, социальные возможности в эго индивидуума, охраняет когерентность и индивидуальность его опыта, подготавливает индивидуума к ударам, грозящим от разрывов непрерывности в среде, предвидит внутренние и внешние опасности (Э. Эриксон). Если культура перестает поставлять индивидам жизнеспособные образцы, то формируются негативные, запутанные идентичности, снижается способность сдерживать негативные элементы и формируется деструктивное поведение у людей и с позитивной идентичностью. Если же чувство идентичности утрачивается, на место целостности и полноты личности приходят отчаяние, изоляция, смешение ролей, тревога и страхи. Это связано с тем, что форма бытия культуры в своем решительном обновлении может вступить в противоречие с содержанием жизненного опыта человека.

Идентичность как социокультурная проблема

Сущность идентичности в психологии определяется как осознание индивидом непрерывности и тождественности во времени (Д. Локк), последовательности и непротиворечивости собственной личности (У. Джемс), идентификация в детстве с жизнью родителей, затем с национальными, социокультурными символами общества (З. Фрейд). По эпигенетической стадиальной концепции развития личности Э. Эриксона[1], цель развития личности – целостность как зрелое качество, обязанное своим происхождением всем стадиям развития эго. Зрелая психосоциальная идентичность – это «внутренняя тождественность и непрерывность, подготовленная прошлым индивидуума, сочетается с тождественностью и непрерывностью значения для других, выявляемая в реальной перспективе “карьеры”»[2]. Достигнутая идентичность выражается в способности человека испытывать доверие, иметь личностно значимые цели, ценности и убеждения, чувство направленности и осмысленности жизни, осознавать и преодолевать трудности на избранном пути. Мораторий – это состояние кризиса идентичности и активный поиск его разрешения, во время которого человек ищет полезную для разрешения кризиса информацию и реально экспериментирует со стилями жизни.

Преждевременная идентичность свойственна человеку, который, минуя кризис, относительно рано в жизни приобретает определенные цели, ценности, убеждения вследствие идентификации с родителями или другими значимыми людьми. Человек с диффузной идентичностью не имеет прочных целей, ценностей и убеждений, не пытается их сформировать, не способен решать возникающие проблемы и переживает негативные состояния: пессимизм, злобу, отчуждение, беспомощность и безнадежность.

Дж. Мид в концепции символического интеракционизма выделил два аспекта идентичности: социально детерминированную идентичность («Me»), которая строится из интернализованных «генерализованных других», и индивидуальную идентичность («I»), благодаря которой человек реагирует на социальную ситуацию неповторимым образом. Мид считал, что идентичность возникает как результат социального общения человека при условии включенности индивида в социальную группу, где исключительное значение имеет символическая коммуникация – вербальная и невербальная. Он же выделил осознаваемый и неосознаваемый типы идентичности. Неосознаваемая идентичность базируется на неосознанно принятых человеком нормах, привычках, ожиданиях, поступающих от социальной группы, к которой он принадлежит. Осознаваемая идентичность возникает на основе рефлексии и выражает относительную свободу личности, которая думает о цели и тактике своего поведения, а не слепо следует ритуализированному социальному действию[3].

Развивая идеи Дж. Мида, в современной социальной философии и психологии выделяют и другие типы идентичности: социальная идентичность, личная идентичность, Я-идентичность (И. Гофман). Социальная идентичность предъявляет себя как актуальная и виртуальная посредством обозначения себя очевидными атрибутами (депутатский мандат) и предполагаемыми атрибутами («мигалка» на машине депутата) с целью влияния на социальное окружение. В моделях социального поведения реализуется «борьба идентичностей»: манипулируя предъявляемой (образ, транслируемый другим) идентичностью, человек старается приблизить реальную (таким индивид воспринимает себя) к идеальной (таким хотелось бы себя видеть) идентичности и увеличить дистанцию между реальной и негативной (таким не хотелось бы себя видеть) идентичностями (Р. Фогельсон).

В философии французского персонализма (Э. Мунье) сущность идентичности раскрывается в связи с пониманием личности под влиянием категорий экзистенциализма (свобода, внутренний мир, коммуникация) и марксизма (личность выражает современную ей реальность). Целостность личности осуществляется через построение идентичности как «призвания, призыва к единству» самотворчества, коммуникации и единения с другими людьми. «Личность существует только в своем устремлении к “другому”, познает себя только через другого и обретает себя только в “другом”. Первичный опыт личности – это опыт “другой” личности»[4].

Другим источником идентичности является субъективность как самоотождествление, или обозначение своей внутренней жизни, интимности – глубинного и таинственного. Эти значения являются результатом рефлексии – сосредоточения и овладения собой в единстве природного и надприродного. Но рефлексия – это не только всматривание внутрь себя, погружение в себя и в свои образы, она также интенция, проекция «Я». Целостность личности не застывшая идентичность, это «безмолвный призыв», смысл которого постигается на протяжении всей жизни. Желание обрести «живое единство» реализуется через двойное напряжение сил: «сосредоточиваясь, чтобы обрести себя, затем рассредоточиться, чтобы обогатить свой внутренний мир, и вновь обрести себя…»[5].

Ю. Хабермас представляет Я-идентичность как баланс между личностной и социальной идентичностью. Личностная идентичность обеспечивает связность истории жизни человека, а социальная идентичность отвечает требованиям всех ролевых систем, к которым принадлежит человек. Во взаимодействии человек проясняет свою идентичность, стремясь соответствовать нормативным ожиданиям партнера, но выражая свою неповторимость[6].

Условия разрешения кризисов в эволюции идентичности

Идентичность как динамичная структура развивается нелинейно и неравномерно, может идти как в прогрессивном, так и в регрессивном направлении на протяжении всей жизни человека, преодолевая кризисы. Э. Эриксон определяет кризис идентичности как конфликт между сложившейся к данному моменту конфигурацией элементов идентичности с соответствующим ей способом «вписывания» себя в окружающий мир и изменившейся биологической или социальной нишей существования индивида. Всякий раз, когда возникают биологические или социальные изменения, необходимы интегрирующая работа эго и переструктурирование элементов идентичности. Прогресс идентичности достигается одновременной интеграцией и дифференциацией различных взаимосвязанных элементов (идентификаций), на границе постоянства и изменения себя. На каждой стадии развития идентичности новые элементы должны быть интегрированы в имеющуюся структуру, а старые и отжившие – реинтегрированы или отброшены. Отбор новых компонентов в структуру идентичности и приспособление структуры к этим компонентам происходит в процессах ассимиляции, аккомодации и оценки значения и ценности новых и старых содержаний идентичности в соответствии с особенностями социального опыта индивида.

Высокая социокультурная динамика требует быстрой перестройки компонентов идентичности, осуществления выборов, посредством которых человек принимает вызовы времени и новые ценности. Но для поддержания своей идентичности личность может какое-то время не воспринимать эти изменения, используя для этого различные стратегии защиты идентичности, поскольку быстрое разрушение структуры ведет к потере идентичности и связанным с этим негативным состояниям (депрессии, самоубийства). Кризис идентичности, как правило, фокусируется в определенных жизненных сферах, но если он развивается по-разному в разных областях жизни человека, то тот попадает в «многофазовый кризис» (Д. Маттесон). Даже имея достигнутую идентичность, человек, испытывая кризис, может ввергнуться в диффузное состояние и вернуться на более низкий уровень идентичности. Но когда запускается процесс разрешения кризиса, у человека вновь есть шанс достичь идентичности.

Итак, иметь зрелую идентичность – обозначает быть самим собой в уподоблении себя выбранному социокультурному окружению. Принцип сосуществования социальности и индивидуальности в идентичности указывает, что условиями построения личностной идентичности и разрешения кризисов являются:

• идентификация, ассимиляция и интеграция значимых социокультурных образцов;

• развитая рефлексия своих переживаний для самоотождествления;

• коммуникация и ее опосредование значениями отношений Я и Другого;

• понимание и согласованность всех значений Я;

• выбор новых ценностей и целей и решимость для разрешения кризисов.

Таким образом, социокультурная сущность идентичности указывает на метафизическую связь культуры и человека: культурный контекст может или способствовать, или препятствовать формированию идентичности индивида. Нам важно понять, какие конкретные влияния оказывает современный социокультурный контекст как символический «другой» на содержательные аспекты иден- тичности.

Требования многослойного контекста бытия к антиномным свойствам личности

Проблемой построения идентичности современной личности является противоречивая сущность современного культурного контекста: с одной стороны, антиномный характер культуры, с другой стороны, глобальная интеграция. Философы XX в. описали антиномичный характер нашего экзистенциального времени, который проявляется в полицентрической, многополюсной структуре. Духовные корни современной западной культуры уходят в иудейский профетизм, классическую греческую культуру, античный империализм, западное средневековье, эпоху Просвещения (В. Библер, Э. Трельч, К. Ясперс и др.). Э. Трельч полагал, что основной проблемой современного человека будет «культурный синтез». И действительно, наш современник вынужден постоянно прикладывать усилия для синтеза Я в преодолении антиномий культуры: традиции и новации, вещного и духовного, импульса желания и сознательного творчества, чувственного бытия и символической деятельности, необходимости и свободы, обыденности и игры, идеала и симулякра.

Явления глобализации как проблема становления идентичности

Факторы и векторы глобализации показывают направление общественных процессов, но в повседневном опыте человек сталкивается с проявлениями глобализации как конкретным семантическим контекстом, влияющим на усвоение культурных значений в идентичности личности. В опыте человека типы идентичности и явления глобализации взаимообусловлены более сложно, но в нашем анализе их сопоставление позволяет выявить некоторые тенденции становления идентичности.

1. Рыночный характер отношений, конкуренция и обеднение значения мира как символического «другого». Сегодня рынок входит во все сферы жизни и устанавливает свои формы и «стоимости успешности». Мир вещности и употребления востребует производителя и потребителя, а не произведение и творца, что лишает человека культурных конструктов формирования идентичности. Еще К. Маркс определил процесс превращения результатов человеческой деятельности как отчуждение. Рыночные отношения вытесняют неконкурентные слои граждан на границу выживаемости и одичания, не позволяют строить культурное бытие и сохранять уважение к своей личности. Это актуализирует новых «героев» для идентификации – и вот уже «брат» ищет правду с обрезом в ру- ках, и зритель принимает беспощадного, справедливого, нерыноч- ного героя.

2. Плюрализм как множественность и анонимный характер бытия личности. Установка только на множественность без связи с единством и конкретностью рассеивает все существующие представления человека и делает его бытие анонимным. Открытость миру, молчаливый характер бытия личности, латентное слияние в самосознании собственных влечений, чувств и мыслей с диктуемыми ей средствами информации определенными формами мышления и деятельности замещает человеку рефлексию собственных переживаний и порождает имитацию субъектности индивида. М. Хайдеггер описал такое безличное существование (man) человека «как все» в мире объективированных ценностей и форм общения. В безличном мире человек лишь в предельных ситуациях постигает существо своей экзистенции, смысл своего бытия в мире[7].

3. «Контактный тип» социальной целостности и деперсонализация. Современные коммуникации (Интернет, телевидение, спутниковая связь) неограниченно распространяют в массовом сознании современные концепции, представления и идейно-ценностные ориентации. Такая коммуникация интегрирует общество в глобальном масштабе и создает социальную целостность «контактного типа» (М. Маклюэн). Но «контактный тип» социальной целостности ослабляет живую, неопосредованную коммуникацию. Кроме того, усиление групповой самокатегоризации деперсонализирует индивидуальное самовосприятие. С. Л. Рубинштейн определил такое отчуждение человека от человека как отрыв сущности от существования, неподлинность его бытия. Отношения людей сводятся к взаимодействию на уровне имиджа, «маски», социальной роли[8]. Интернетовская деревня наполнена фальсифицированными образами людей, скрытых за выдуманными образами и «никами». Отношение к человеку как к «маске» превращает его в орудие, средство или деперсонализирует его. Деперсонализация – это восприятие себя не как уникальную личность, а как взаимозаменяемый экземпляр социальной категории. Э. Мунье писал: «Когда коммуникация ослабляет свою напряженность или принимает извращенные формы, я теряю свое глубинное “Я”. Ведь известно, что все душевные расстройства связаны с потерей контактов с “другими”, здесь alter становится alienus, а я оказываюсь чуждым самому себе, отчужденным от себя»[9].

4. Прагматизм как мировоззрение и индивидуализм как способ бытия человека. Прагматизм как идеология несет идею тотальной полезности в ущерб нравственным основам в человеке – совести, человечности. Внедряемые сегодня в массовое сознание новые стереотипы самоутверждения – индивидуальный успех, достижительность, индивидуализм, рациональная адаптация – конструкты, чуждые традиционной идентичности россиян. Противоречие между результатом и средством, отсутствие честности и искренности в отношениях между людьми создает ситуацию, когда человек теряет доверие к людям, идеям, делу. В результате происходит разрушение базального доверия к миру – основы идентичности, по концепции Э. Эриксона. Прагматизм производит индивидуализм в форму жизни. Индивидуалист живет во внутренней изоляции, воплощает принципы усиленного самосохранения, обеспечивая права только своего Я и строя жизнь только для себя. Но индивидуализм – это расщепленное бытие человека, который пытается остаться самодостаточным в себе самом (Р. Лаут). «Расщепленное бытие» разрывает естественные для человеческой психики связи «Я – другой», что нарушает личностную целостность[10].

4. Укрупнение образа социума, интеграция социальной системы и потеря уникальности человека. Всякий живой организм обладает своей уникальной природой, и ему полезна только определенная степень открытости-закрытости. Полная открытость приводит к тому, что истощается сокровенное или интимное содержание человеческой личности, исчезает тайна его бытия и уникальность. Ж. Бодрийяр видит в этом проблему потери границы собственного бытия, когда интимное («приватное») приобретает оттенок всеобщности. Но когда исчезает «другой» – потаенный в себе, вместе с ним исчезает самостоятельность[11]. Это губительно для социального организма в условиях вакуума норм и ценностей. А. Швейцер утверждал, что «когда общество воздействует на индивида сильнее, чем индивид на общество, начинается деградация культуры»[12], так как умаляются духовные и нравственные задатки человека.

5. Информационное давление социального целого на сознание индивида посредством глобальных средств воздействия и деструкция самоидентификации. Информационные средства коммуникации (СМК) как инструмент власти социума над индивидуальностью являются источником стандартизации, механизации идентичности, затрудняют постижение, раскрытие Я в культуре. Для разрушения идентичности используются принципы приведения человека к состоянию «как все», «выработки единой идеологии группы», «низведения к ребенку» – то есть то, что возвращает личность в статус ребенка и облегчает введение идеологических ценностей с нуля.

Г. Г. Почепцов описывает технологии средств информации, прямая цель которых – разрушение идентичности[13].

Снятие идентичности. Установление вины.

Самопредавание.

Тотальный конфликт и базовый страх.

Мягкость и возможность.

Подталкивание к признанию.

Канализация вины и т. д.

Посредством СМК транслируются формы замещения и подмена уникальности и целостности индивидуального мышления, чувств, потребностей и ценностной ориентации людей: «идеологизация», «массовизация», «индоктринизация», «фетишизация», «мистификация». Под влиянием фантомов «ложного сознания» (идеологий различного толка) и «поспешного морализирования» массового общества (В. Библер) происходит деструкция самоидентификации, формируется «человек без свойств».

6. Массовизация культуры, реклама как двигатель глобализации и отрыв сущности от существования человека. Современное значение рекламы направлено не на прямую покупку товара, а на введение в структуру значений потребителя определенного имиджа, с которым связан товар. Семиотическое значение рекламы размывает границы самости и затрудняет установление контакта с собой. Товарный знак постепенно как бы «присваивает» человека, навязывая ему определенный образ и чувство принадлежности к определенной социальной группе: успешная женщина пользуется только такой косметикой, мужественный мужчина курит только такие сигареты, модный молодой человек носит такую спортивную марку. Так происходит семиотическое влияние на сознание индивидуальности для построения определенного типа идентификации потребителя.

Формируется личность, которую Г. Маркузе назвал «одномерный человек», – носитель определенной социальной роли[14]. Члены «одномерного общества» думают и говорят «шершавым языком плаката» (В. Маяковский) – языком газеты, рекламы, телевидения. Постепенно процесс отчуждения человека от трансцендирующих истин, мысли, искусства, эстетики жизни ведет к отрыву сущности от существования человека.

7. Универсализация языка знаковых систем информации электронных средств и унификация психологических характеристик личности. В условиях прагматики PR компании транслируют информацию посредством обедненного языка на основе простых сравнений и ассоциаций. Различные реалити-шоу, носящие вненациональный характер, внедряют в сознание зрителей унифицированные образцы поведения определенных психотипов (исследование С. Пека):

• «козел отпущения», который демонстрирует деструктивное поведение смиренного субъекта;

• нарциссическая личность с преобладающей, но завуалированной нетерпимостью к критике как следствием нарциссической травмы;

• претенциозная личность с выраженным беспокойством о внешности и собственном имидже самоуважения;

• слабовыраженный шизофреник с расстройствами в процессе мышления в стрессовых ситуациях.

Пропаганда унификации психики людей на основе нездоровых образцов ведет к снижению общего развития индивидуальности человека, его способности к самовыражению. И чтобы быть самим собой в уподоблении выбранному социокультурному окружению, человеку необходим пересмотр прежних, настоящих и будущих идентификаций, проектирование в будущее их качественно нового сочетания.

Описанные явления глобализации, «моделируя в нас человека», делают естественное построение идентичности проблемой: удлиняют периоды кризисов, провоцируют диффузную идентичность, «расколотое Я». Эти влияния затрагивают все аспекты идентичности:

• для экзистенциальной составляющей – потеря уникальности человека, отрыв сущности от существования человека;

• для рефлексивного механизма идентичности последствие – унификация психологических характеристик личности, деструкция самоидентификации;

• для семантического аспекта идентичности – обеднение значения мира как символического «другого», анонимный характер бытия личности, деперсонализация;

• для социального бытия – индивидуализм и отчуждение как способ существования.

Российская специфика в разрешении кризиса идентичности личности в условиях глобализации

Психоанализ убедительно показал молчаливый характер индивидуального бытия личности: индивид интерпретирует опыт в заданных схемах языка и со всеми предрассудками общества. Явления глобализации углубляют иррациональное господство общества над личностью, антиличностную социальную экспансию в уникальность человека. Становясь бессознательным механизмом «привязывания» чувств, потребностей, сознания индивида к социуму, они исключают его самобытное развитие, основанное на личном выборе и индивидуальной свободе.

У российского человека в разрешении социокультурного кризиса идентичности в процессе глобализации существуют отягощающие обстоятельства – исторически обусловленная изоляция от европейского социокультурного процесса и авторитарная идеология. С одной стороны, это помогало «безболезненно» строить идентичность, поскольку были заданы образы и образцы. Но, с другой стороны, отсутствие выбора и ответственности за выбор целей, ценностей препятствовало формированию ответственности за свою жизнь и культурных способов преодоления кризиса идентичности. Российский человек шел «другим путем» и теперь вынужден переживать все те экзистенциальные кризисы, к преодолению которых у европейцев уже сформировались культурные средства.

Кроме того, транснациональные компании, крупные наднациональные образования как явления глобализации, преодолевая границы государств, несут с собой наднациональную политику, уменьшая национальный суверенитет, но вместе с этим пробуждая бурный рост национализма[15]. Нельзя не согласиться с выводом Л. Е. Гринина, что в ситуации, когда возможен ренессанс национальных структур и идей, нужна гибкость в отношении национальных традиций. В многонациональном российском государстве это особенно важно для национальной идентичности личности. Однако мы наблюдаем противоречие социальной ситуации в России: с одной стороны, строятся и восстанавливаются храмы, священники получили свободу обращения к своей пастве; с другой стороны, российские СМИ внедряют в массовое сознание новые стереотипы самоутверждения – прагматизм, индивидуализм, рационализм. Но источником рационализма в европейской культуре стала протестанская религиозная этика как система мировосприятия и определенная психология (М. Вебер). М. Элиаде доказал, что даже у нерелигиозных людей религия и мифология скрыты в глубинах сознания и всплывают из бездн бессознательного в Я, как только задеваются универсальные символы, связанные с этой глубинной памятью. Для российского менталитета характерны качества личности, обусловленные свойствами российской культуры, выраженной православием и советской идеологией: приоритет духа над материей, центрированность на нравственном сознании, неприятие рационализма, пренебрежение к практицизму, принцип коллективизма, патриотического культа служения обществу. Прививка фрагментов чужих традиций и культуры в идентичность российского человека имеет как следствие деформацию личности – противоречие между ее культурной сущностью и социальными способами реализации.

Ситуация кризиса идентичности россиянина в процессе глобализации усугубляется традиционным «апофеозом беспочвенности» (Л. Шестов) на фоне динамичного расширения социокультурного контекста до границ мира. Всемирная отзывчивость русской «спеленутой» души (по выражению Э. Эриксона) и ее соборность при отсутствии культуры ответственной идентификации может в очередной раз привести к «пересадке культуры» идентичности с чужого плеча. Но как быстро сформировать ответственную личностную идентичность, если «культурность – наследственный дар, и сразу привить ее себе почти никогда не удается»[16]? Вследствие предыдущей «секуляризация духовности» у нас потеряна традиция духовной опеки человека, и в ситуации кризиса он остается в одиночестве. И открытое молодое поколение воспринимает прививаемую целерациональную культуру эмоционально и некритично, а у взрослого населения сопротивление ей вызывает рост иррациональных элементов сознания.

Возможные последствия и культурные перспективы разрешения кризиса идентичности в условиях глобализации

Формирование диффузной, неосознаваемой, негативной идентичностей связано с пассивной позицией человека перед лицом информационного давления на сознание индивида со стороны социального целого, при котором постижение, раскрытие и проявление в культуре индивидуального «Я» затруднено. Явления глобализации требуют от человека новых идентификаций и высоких темпов интеграции, но культурная сущность человека не может создавать личностные формы в темпах глобализации. Следствием этой «заторможенности» являются деперсонализация, разные формы отчуждения, враждебность в отношении новаций или снижение культуры личности, стандартизация, массовизация с ее инстинктивными формами поведения.

Следствием деформации личности, не способной отвечать на вопрос «Кто Я?», то есть устанавливать свою идентичность и развиваться в темпах современной глобализации в окружении «чужого» текста социума, является уход от себя и реальности в алкоголизм и наркоманию. Неблагополучное разрешение кризиса идентичности – это результат безответного, безответственного отношения человека к себе. Успешное преодоление кризисов требует от человека постоянных усилий в построении идентичности на каждом из жизненных этапов: интеграции и дифференциации взаимосвязанных идентификаций, ассимиляции, аккомодации и оценки социальных взаимодействий со значимыми другими, овладения семиотическими средствами выражения себя и понимания языка других, самоотчета, рефлексии и проектирования своего образа. Индивид вынужден преодолевать как антиномный характер самой идентичности, так и социокультурные антиномии реальности и принимать или отвергать новые социальные ситуации, виды деятельности, ценности.

Современные философские исследования глобализации (А. Н. Чу-маков, А. П. Назаретян) указывают на актуальность развития субъективного фактора – осознания человеком своей принадлежности к определенной культурной традиции, типу общественного развития, интерактивного сознания с преобладанием общечеловеческих ценностей, когнитивной сложности индивидуального интеллекта. Оптимизм философии в отношении преодоления кризиса человека (от Э. Мунье до П. Рикера) опирается на понимание того, что внутренние ресурсы личности не предопределены заранее: и то, «что она выражает, не исчерпывает ее, то, что ее обуславливает, не порабощает»[17]. Для укрепления внутреннего мира у личности существуют способы выхода вовне: своеобразие, протест, свобода и ответственность, трансценденция, деятельность, творчество. Личностная жизнь современного человека – это и самоутверждение и самоотрицание субъекта, и обладание и бытие.

Общим контекстом нашего размышления во всех его частях является возвращение человеку «заботы о бытии-в-мире» (М. Хайдеггер) и ответственности в построении осознанной идентичности, чтобы не потерять свою человеческую сущность. Иметь целостность как результат зрелой идентичности возможно путем пересмотра прежних, настоящих и будущих идентификаций, выработки их качественно нового сочетания, что требует от личности мобилизации всех личностных сил и времени. Поэтому «забота» о человеке для современных философии и психологии – определить тот культурный инструмент – амплификатор, который бы усилил способность человека к пониманию себя, «участное мышление» (М. Бахтин) в отношениях с миром и с собой.

Философия и психология предлагают вниманию современного человека новые идеи и методы понимания мира. Одна из них – идея самопонимания на феноменолого-герменевтическом основании (П. Рикер). Культура как мир человеческих смыслов по-прежнему хранит необходимые предпосылки для дальнейшего творческого саморазвития человека. Синтез антиномизма, по убеждению П. Фло-ренского, – в символе, который в культуре человечен и одновременно сверхчеловечен[18]. Понять существование себя и иного – означает понять его как символическое бытие посредством символики своего произведения как другого-в-себе. Культура самопонимания восполняет все планы идентичности: экзистенциальный, рефлексивный, семантический в создании и интерпретации культурного произведения как символического опосредования желаний, рефлексии его значения, выявления личностного смысла для понимания уникальности, предназначенности, возможностей Я. И это – воплощенная в творчестве забота о целостности и полноте бытия личности. Идея и культура самопонимания – разработанный культурный инструмент преодоления кризиса идентичности, кризиса смысла, кризиса сознания – позволяют открыть не только актуальное Я, но и возможное Я личности в современной культуре.

Подведем некоторые итоги нашего размышления об идентичности современного человека. Осуществленный анализ психоаналитического и персоналистского подходов к сущности идентичности прояснил необходимые социокультурные условия формирования зрелой позитивной идентичности и разрешения ее кризисов, что обеспечивает целостность, психическое здоровье и социальное благополучие человека и общества. Обобщение материалов современных философских работ позволило представить многослойный контекст современного социального бытия человека, в котором значимыми являются факторы, векторы и явления процесса глобализации.

[1] Элиаде, М. Священное и мирское. – М.: Изд-во МГУ, 1994.

[2] Там же. – С. 367.

[3] Мид, Дж. Интернализированные другие и самость. – М.: Наука, 1989.

[4] Мунье, Э. Персонализм // Французская философия и эстетика XX века. – М.: Искусство, 1995. – с. 134.

[5] Там же. – с. 150.

[6] Хабермас, Ю. Демократия. Разум. Нравственность. – М.: ACADEMIA, 1995.

[7] Хайдеггер, М. Время и бытие. – М.: Республика, 1993.

[8] Шестов, Л. Апофеоз беспочвенности. – М.: Захаров, 2000.

[9] Мунье, Э. Персонализм. – с. 135.

[10] Лаут, Р. Философия Достоевского в систематическом изложении. – М.: Республика, 1996.

[11] Библер, B. C. От наукоучения к логике культуры. – М., 1991.

[12] Швейцер, А. Упадок и возрождение культуры. Философия культуры. Ч. 1 / Благоговение перед жизнью. – М.: Прогресс, 1992. – с. 69.

[13] Почепцов, Г. Г. Коммуникативные технологии двадцатого века. – М.: Рефл – бук; Киев: Ваклер, 1999.

[14] Рубинштейн, С. Л. Бытие и сознание. Человек и мир. – СПб.: Питер, 2003.

[15] Гринин, Л. Е. Государство и исторический процесс. Политический срез исторического процесса. – М.: КомКнига, 2007. – с. 154.

[16] Шестов, Л. Апофеоз беспочвенности. – С. 19.

[17] Мунье, Э. Персонализм. – С. 109.

[18] Флоренский, П. А. У водоразделов мысли. – М.: Правда, 1990.

Кризис идентификации

Кризис идентификации как феномен постсоветского общества

Л.Л. Мельникова

Поиск смысла жизни является одной из важнейших экзистенциальных характеристик личности. И хотя жизнь человека имеет биологическое измерение, ее сущность определяется в первую очередь содержащимися в ней социальными и культурными смыслами. Важную роль в обретении таких смыслов играет процесс идентификации. Проблема идентификации – далеко не новый тренд в пространстве социально-гуманитарных исследований, однако в периоды глубинных изменений социума она приобретает особую остроту. Анализируя данную проблему в контексте постсоветской реальности, естественно предположить, что в условиях продолжающейся системной трансформации и системного кризиса общества, а также растущего влияния глобализационных процессов идентичность и идентификация существенным образом видоизменяются и приобретают новые формы. В данной статье предпринимается попытка выявить специфику идентификации в постсоветском обществе (речь идет, главным образом, о ситуации в России и Беларуси) в условиях глобализации.

Рассматривая феномены идентичности и идентификации на постсоветском пространстве, исследователи диагностируют их кризис как на индивидуальном, так и коллективном уровнях. Кризис индивидуальной идентичности означает, что личность утрачивает ощущение своей целостности, а также целостность восприятия собственной жизни и судьбы. Кризис идентификации проявляется в том, что «Я» перестает отождествлять себя с некоторым определенным сообществом. Это нарушает процесс установления связи субъекта с социальным целым и ускоряет нарастание социальной нестабильности.

Основным показателем кризиса коллективной идентичности является существенное уменьшение числа людей, сознательно причисляющих себя к определенной коллективной реальности, которую они раньше поддерживали.

На постсоветском пространстве кризис идентичности был обусловлен не только разрушением прежних социальных и политических структур, он оказался напрямую связанным с деформационными процессами в сфере культуры. И это не случайно – трансформация и разрушение культурных образцов всегда сопровождаются изменениями во внутреннем мире личности, поскольку значительная часть того, что думают и чувствуют индивиды, а также значительная часть их представлений о себе формируется под влиянием культуры, к которой они принадлежат.

Духовный кризис, охвативший постсоветские страны, в качестве одного из компонентов содержал в себя кризис аксиосферы: кризис идеалов коммунизма и коммунистической идеологии. Вследствие этого из духовного пространства общественной жизни и из культуры в целом исчез унифицирующий, интегративный компонент – метанарратив, если воспользоваться понятийным аппаратом постмодернистской парадигмы. Под влиянием глобализационных процессов кризис системы ценностей в постсоветском обществе приобрел особую остроту, поскольку в деформированное ценностное пространство стремительно ворвались ценности западной массовой культуры, что значительно ускорило фрагментаризацию аксиосферы. Возникла сложная ситуация, когда в пространстве одной конкретной культуры одновременно начали функционировать диаметрально противоположные ценностные компоненты и координаты. Это свидетельствовало о появлении феномена диссеминации аксиосферы, который ранее был характерен только для западного общества. Анализируя последнее обстоятельство, французский философ Жан Бодрийяр отмечал, что «прославленное движение современности привело не к трансмутации всех ценностей, как мы мечтали, но к рассеиванию и запутанности ценностей» [1, с. 17].

Кризисное состояние духовной сферы привело к разрушению практически всех прежних традиций, обеспечивающих сохранность коллективной памяти. В свою очередь, исчезновение такой памяти, всегда сопровождается крайне негативными социально-психологическими последствиями: личность начинает чувствовать себя оторванной от своих корней, не связанной с предшествующими поколениями и их судьбой – происходит разрыв межпоколенческих уз. Неприятие общего прошлого дополняется утратой веры в общее будущее.

В ситуации духовного кризиса не только у отдельного субъекта, но и у целых социальных групп возникает ощущение прерывности истории. Более того, в период социальной трансформации негативное восприятие прошлого не только поддерживают, но и инициируют политические элиты, утверждая, что предшествующее историческое развитие было ошибкой, отклонением от магистрального пути и что сейчас, с их приходом, начинается подлинная история. В результате – у значительной части населения возникает желание отмежеваться от прошлого своей страны, убедить себя в том, что личная жизнь и судьба отдельного человека никак не связаны с социальными процессами. У представителей старшего поколения ощущение прерывности истории нередко дополняется ощущением того, что жизнь не состоялась, не удалась, а значит, лишена всякого смысла.

Проявления кризиса культуры и соответственно культурной идентификации стали очевидными в постсоветский период, однако предпосылки этих процессов начали складываться задолго до этого. Уже в 60-е годы XX века у значительной части населения стал постепенно формироваться «комплекс неполноценности» собственной культуры. Политическая установка «Догнать и перегнать Запад», определяющая стратегию развития социума, имплицитно содержала в себе оценку западной культуры как эталонной и совершенной, а оценку собственной культуры – как культуры второго сорта, от которой следует избавляться. К началу системного кризиса советского общества массовое сознание было частично подготовлено к отказу от прежних ценностей и восприятию новых, как впоследствии оказалось, далеко не лучших культурных образцов.

Констатация кризиса идентификации в то же время не тождественна утверждению, что процесс идентификации прекратился. Как нельзя отменить поиск личностью смыслов собственного бытия, так и нельзя прекратить процесс идентификации. Другое дело, что в современных условиях он становится иным, протекает в новых условиях: в пространстве мозаичной культуры, – где равноправно соприсутствуют альтернативные идеологические и аксиологические системы. Идентификация в таких условиях приобретает новые формы.

Обесценивание социальных и политических структур в глазах личности, утрата культурой ядра универсальности, отсутствие конструктивной исторической и межпоколенческой преемственности заставляют индивида искать смыслы собственного бытия в границах повседневности и горизонтальных связей. И как следствие – бытовая сфера приобретает особую ценность, становится суверенной. Возникает сопричастность общему быту вместо сопричастности общему благу. На постсоветском пространстве такая «бытовая идентификация» получила массовое распространение. Она свидетельствовала о разрушении коллективной идентичности и разорванности «социальной ткани» общественной жизни.

Живя в обществе, осваивая культуру, личность одновременно включается в символическую среду и действует посредством нее. Сталкиваясь с реальностью, человек переживает ее, демонстрирует к ней свое отношение. В процессе переживания своего бытия личность использует символы: «символизирует» реальность, приписывая ей определенные значения, которые никогда не совпадают с их строгим семантическим определением. Разнообразие интерпретаций становится возможным потому, что все языки и языковые формы кодируют, удерживают в себе многозначность. В реальной человеческой коммуникации всегда существует зазор между символами и закрепленными за ними символическими значениями. В связи с этим вся реальность, воспринимаемая субъектом, является виртуальной. Виртуальная реальность – это реальность, переживаемая субъектом лично и представляемая им с помощью символов.

В пространстве современной культуры складывается иная ситуация. Благодаря средствам массовой коммуникации, сама реальность полностью воспроизводится с помощью виртуальных образов. Зазор между реальностью и виртуальностью исчезает, и именно виртуальность начинает восприниматься как единственная реальность. Возникает новый феномен – реальная виртуальность – мультимедийный текст, который входит в жизненный опыт личности на правах подлинной реальности. В такой ситуации субъект переживает и интерпретирует уже не реальность, а виртуальность. С реальной реальностью субъект утрачивает связь и теряет над ней контроль. Поскольку средства массовой информации обладают способностью инкорпорировать в свое пространство любые формы проявления культуры, возникает дифференциация среди их пользователей, что приводит к появлению виртуальных сообществ.

Формируется новая форма идентификации – идентификация с виртуальным, которая в то же время предстает как виртуальная идентификация.

В силу динамизма социальной реальности, особенно в периоды трансформации общества, субъект оказывается вынужденным менять сообщества, с которыми он себя отождествляет. В этом случае идентификация приобретает «эстафетный» характер, становится куматоидной. Наличие такой «скользящей», а точнее, постоянно ускользающей от субъекта, идентичности свидетельствует о том, что специфической чертой идентичности, как результата идентификации, становится неопределенность.

Одним из возможных векторов идентификации в условиях современных глобальных преобразований становится «ретро-идентификация» – возврат к первичным источникам идентичности. Указывая на это обстоятельство, Мануэль Кастельс в своей работе «Информационная эпоха: экономика, общество и культура» пишет: «В мире, где господствует столь неконтролируемые и беспорядочные изменения, люди склонны группироваться вокруг первичных источников идентичности: религиозных, этнических,

территориальных, национальных» [2, с. 14]. Если в современной России такой вектор идентификации хорошо просматривается в феномене «этнизации» и в возросшем интересе к религии, то в белорусском обществе, в силу незавершенности процесса формирования белорусской нации, в качестве такого первичного источника идентичности выступает территория.

Заметным явлением становится сегодня фрагментарная идентификация, воспроизводящая частичную личность, у которой сформированными и проявленными являются не все части ее «Я». Современная массовая культура активно продуцирует клише, по которым субъект может идентифицировать свое телесное или социальное «Я», оставляя практически без внимания «Я» духовное. В этом же направлении действуют средства массовой информации, постоянно напоминая человеку, каким должно быть его тело. Идентификация, ориентированная на проявленность физического «Я», как правило, сопровождается высвобождением деструктивного бессознательного, что способствует дальнейшему углублению духовного кризиса.

Подводя итог, следует отметить, что на постсоветском пространстве в условиях социальной трансформации существенным образом деформировался процесс идентификации. Он приобрел новые формы, а его основными модусами стали модус неопределенности и модус фрагментарности. Это привело к изменению структуры идентичности, поскольку исчезли или существенным образом модифицировались социальные реалии, с которыми личность ранее себя отождествляла.

ЛИТЕРАТУРА

1. Бодрийяр, Ж. Прозрачность зла / Ж. Бодрийяр. – М., 2006.

2. Кастельс, М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура / М. Кастельс. – М., 2000.

< Предыдущая		Следующая >

10 причин, почему кризис идентичности является одним из самых важных событий DC

В 2005 году автор Брэд Мельцер начал публиковать Identity Crisis на DC Comics. В отличие от других кризисных событий от издателя, Identity Crisis не был чем-то угрожающим для вселенной. Вместо этого, «Кризис идентичности» вращается вокруг тайны убийства после смерти Сью Дибни, жены Удлиненного человека.

СВЯЗАННЫЙ: О дивные новые миры: DC Comics Elseworlds Stories, рейтинг

Истории доказала довольно раскол среди любителей, с теми, кто хвалит его ссылкой на заземленном, песчаном и личном взять рассказ об убийстве, в то время как те, кто ненавидит его, как правило, ссылается на элементы темнее и тропы в рамках истории.Независимо от качества Identity Crisis, он по-прежнему оказал большое влияние на персонажей DC и вселенную в целом. Чтобы отметить некоторые из наиболее важных изменений, вот наш список из 10 причин, по которым Identity Crisis является одним из самых важных событий DC.

10 Тайное убийство

Как упоминалось ранее, Identity Crisis отличался от других крупных событий DC Crisis тем, что являлся обоснованной тайной убийства.После того, как жена Удлиненного Человека обнаруживается убитой, Лига Справедливости приходит в смятение, пытаясь найти убийцу. По мере того, как лига углубляется в тайну, раскрываются темные секреты и совершаются предательства.

СВЯЗАННЫЙ: 10 крупных кризисов округа Колумбия, рейтинг

Тем не менее, несмотря на все это, Identity Crisis по-прежнему оказал очень большое влияние на Вселенную DC в целом.Персонажи были сильно затронуты в той или иной степени, и эти изменения отразились далеко за пределами самой истории. С детективным романистом Брэдом Мельцером во главе истории, «Кризис идентичности» практически гарантированно был полон множества шокирующих поворотов и поворотов.

9 Атака была очень личной

Многие люди, возможно, даже не слышали о Сью Дибни или даже о удлиненном человеке.Хотя эта пара какое-то время не имела отношения к DC Comics, убийство Сью все равно было очень трагичным. Даже если читатели не привязаны к этим персонажам, Identity Crisis фактически заставляет зрителей сожалеть о потере кого-то, кого считали членом лиги. Кроме того, никогда раньше не было нападений на члена лиги с таким масштабом и точностью, что делало необходимость разгадывать загадку еще более важной.

8 Он основан на широком, но прочном корпусе

Хотя атака могла быть очень личной, она все же затронула очень широкую группу персонажей, придав Identity Crisis невероятно большой эффект.Однако актерский состав по-прежнему ограничен Землей. В отличие от большинства кризисных событий из Вашингтона, в которых участвуют мультивселенная, альтернативные версии персонажей и / или космические существа, Identity Crisis следует за большой группой земных героев.

СВЯЗАННЫЙ: 10 недооцененных флеш-историй, которые должен прочитать каждый поклонник постоянного тока

Люди от Бэтмена до Супермена, до Зеленой стрелы и Детстроука — все игроки, пока разгадывается тайна.Учитывая, что у него все еще очень значительный состав, Identity Crisis отлично справляется с задачей заставить большинство персонажей чувствовать себя так, как будто они принадлежат к истории, не заставляя книгу казаться переполненной. Кроме того, интересно посмотреть, как кризис меньшего масштаба все еще сильно повлияет на Вселенную DC в будущем.

7 В нем использовано много неизвестных символов

При работе с очень большим составом персонажей появляется шанс проявить себя гораздо меньшим, более неизвестным персонажам.Конечно, в истории используются оба Дибни, но такие персонажи, как Атом, Доктор Лайт, Мистер Чудо, Капитан Бумеранг и Затанна, также играют довольно большие роли. Точно так же участвуют такие группы, как Общество Справедливости Америки и Подростковые Титаны, а это означает, что одна история охватывает невероятно большую группу героев. Увидеть, что у этих маленьких персонажей есть моменты, чтобы сиять, всегда приятно и помогло сделать некоторые моменты еще более личными в Identity Crisis .

6 Это вызвало много историй в округе Колумбия

Брэд Мельцер определенно провел свое исследование, прежде чем заняться некоторыми из самых громких имен округа Колумбия. Хотя его критиковали за то, что он писал персонажей из их типичных образов, нельзя отрицать, что Мельцер знает некую неясную историю округа Колумбия.Во-первых, он смог глубоко понять предысторию удлиненного человека, которая, конечно же, была необходима для основной истории Identity Crisis . Мельцер также узнал многое из личного прошлого Рэя Палмера (Атома).

СВЯЗАННЫЙ: 10 самых противоречивых историй о Бэтмене за всю историю, рейтинг

Наконец, Мельцер переделал историю Доктора Лайта, чтобы она соответствовала сюжету, сделав одного из более слабых злодеев округа Колумбия главной силой, с которой нужно считаться.Конечно, он, возможно, промахнулся в характеристике других популярных героев, но нельзя отрицать, что Мельцер определенно знает свою историю DC.

5 Великие предательства

Часть того, что сделало Identity Crisis таким шокирующим, было в том, что некоторые главные члены Лиги Справедливости предали других членов.Например, выясняется, что Затанна стерла память Бэтмена после того, как он напал на нее и некоторых других членов, что является прямым нарушением кодекса Лиги справедливости.

СВЯЗАННЫЙ: 10 самых гнусных предательств, которые когда-либо претерпела Лига Справедливости

Более того, тот факт, что члены Лиги нарушали кодекс, также стал большим предательством.В целом, хотя эти действия были шокирующими и изменили часть истории округа Колумбия, они также являются тем, с чем у многих читателей были проблемы в книге.

4 Он задавал много вопросов о супергероях

Еще один подход Мельтцера к книге был очень современным.Вкратце, Мельцер заставляет величайших героев округа Колумбия справляться с множеством серых ситуаций. Граница между добром и злом, правильным и неправильным определенно стирается на протяжении всего периода Identity Crisis . Однако, хотя некоторые жаловались на это, это также позволило Мельцеру перенести этих персонажей на новую территорию. Он использует Identity Crisis , чтобы задать определенные вопросы о современных супергероях и посмотреть, как они отреагируют, когда все будет не так черно-белым. Хотя некоторые считают, что он, возможно, промахнулся, он все же исследовал некоторые уникальные идеи и применил интригующий подход к Вселенной DC.

3 Последствия отражены в других книгах

Как и в случае с любым другим кризисным событием, его последствия нашли отражение в других книгах DC после завершения названия.Однако из-за личного характера Identity Crisis книга продолжала присутствовать в DC Comics, что казалось более длительным, чем обычно.

СВЯЗАННЫЙ: 10 худших поражений в истории Лиги справедливости

Такие игры, как Justice League , Batman , Teen Titans и другие, будут продолжать бороться с последствиями завершения Identity Crisis .По сравнению с другими кризисными событиями, конечно, имеет смысл, что в результате финала будет гораздо больше затяжных эффектов.

2 Более молодые игроки были вовлечены

Хотя Teen Titans были вовлечены в изрядное количество кризисных событий, помимо Identity Crisis , они действительно делают шаг в центре внимания, особенно со всем, что происходит с Тимом Дрейком.По мере того, как сериал завершается, в жизни Тима происходят радикальные изменения, которые отражаются в его будущем. Однако, помимо Тима Дрейка, Юные Титаны и другие молодые персонажи, такие как Опустошитель, участвуют в этом событии немного больше, чем обычно. Независимо от взглядов на кризис идентичности, все же приятно видеть, как молодые персонажи DC получают некоторое признание в крупном событии комиксов.

1 Лига справедливости завершилась

В результате кризиса идентичности Лига Справедливости была фактически распущена.Вскоре после завершения мероприятия Мельцер перезапустил титул Лиги справедливости с песней «Путь Торнадо». Эта история в значительной степени вращалась вокруг Красного Торнадо в то время, когда Троица Бэтмена, Супермена и Чудо-женщины из округа Колумбия пыталась восстановить Лигу справедливости. Эта история также оказалась удачной или неудачной для некоторых фанатов, но она успешно обновила тон и настроение команды в будущем. Точно так же он показывает, насколько велико влияние Identity Crisis на Лигу, поскольку ни один другой кризис не привел к уничтожению всей Лиги Справедливости.

ДАЛЕЕ: 10 историй DC, которые намного важнее, чем вы думали

следующий Комиксы Marvel: 10 самых бесполезных доспехов

Об авторе

Дж.Ричленд Андерсон (Опубликовано 298 статей)

Дж. Любит читать и писать комиксы в свободное время и искренне любит супергероев. Как человек, который считает себя невероятно ботанистым, Джей в равной степени наслаждается DC, Marvel и независимыми играми. Его любимые персонажи — Бэтмен, Болотная тварь, Синий Жук, Человек-паук и Люди Икс.

Кризис идентичности: левые антипробуждения — чушь собачья

Когда критика «политики идентичности» — это просто аргумент в пользу классового представительства при капитализме.

Эта статья является ответом на более широкие дебаты, которые постоянно бушуют вокруг политики идентичности и класса. Он затрагивает творчество Адольфа Рида-младшего не потому, что он является худшим примером критики политики идентичности, а потому, что он один из лучших.

Критика Адольфом Ридом-младшим политики идентичности уходит корнями в анализ реакции американского капитализма на освободительные движения чернокожих в 70-х годах и их соавторства в качестве метода демобилизации. Он провел обширное исследование взаимоотношений между расой и классом и того, как политика «расы превыше всего» использовалась для посредничества в классовой борьбе в США.

Однако, игнорируя классовое содержание и революционную политику участников освободительных движений чернокожих 60-х годов, Рид заканчивает тем, что отвергает революционную классовую борьбу как таковую в пользу дальтоничного представительства классов руководителями профсоюзов и социалистическими политиками.

Примечание: когда люди говорят о «политике идентичности», они могут иметь в виду все, что угодно, от продвижения отдельных женщин и темнокожих политиков в Демократической партии, законов о доступе к туалетам, ответственности за сексуальное насилие, интерсекциональности или городских восстаний против полицейского насилия.Вместо того, чтобы пытаться ограничить определение или использовать несколько альтернатив, таких как « либеральная репрезентативная политика идентичности » против « коммунистической практики, основанной на интерсекциональности », эта статья будет в основном следовать за Ридом в использовании политики идентичности для обозначения одной или всех этих вещей в разное время. , и опираться на конкретные исторические и текущие примеры для определения.

Рид на протяжении десятилетий писал критические оценки роли политики идентичности в американской политике. Его соратник Седрик Джонсон «Революционеры — лидеры расы» документирует процесс, в ходе которого радикальные черные движения 60-х были кооптированы и демобилизованы в 70-х, что привело к тому, что многие стали избирать чернокожих представителей в местные органы власти и правительства штата.Джон Клегг в Brooklyn Rail обсуждал роль чернокожего представительства в Балтиморе через работу Джонсона в форме как чернокожих полицейских, так и черных местных политиков в подавлении протестов, последовавших за убийством Фредди Грея полицией.

Однако Рид идет дальше, чем указывает на важность черного политического класса в управлении черным рабочим классом. Скорее, он находит истоки черного политического класса в самой освободительной борьбе черных:

Хотя жизнь чернокожих в целом не претерпела значительных улучшений, кроме устранения расовой сегрегации, в 1970-х годах определенные слои внутри черного сообщества действительно получили пользу.Это развитие является прямым результатом активности 1960-х годов: взаимодействия «движения» и интегративной логики административного капитализма. И эта интерпретация «завоеваний шестидесятых» не может объяснить, что такое «удовлетворение», потому что она сама по себе является идеологией именно тех слоев, которые извлекли выгоду из событий 1960-х годов внутри черного сообщества.

Изучение Ридом этого процесса привело к тому, что он отверг антирасистскую политику как таковую. Вместо этого он утверждает, что класс отвечает за поддержание существующего расового неравенства: сотни лет рабства, десятилетия Джима Кроу, красная линия и т. Д.привели к появлению высоко расового рабочего класса США. С появлением политики « дальтонизма » в 60-х и отказа неолиберализма от государства всеобщего благосостояния и гарантий занятости в 70-х, теперь именно класс преимущественно поддерживает эти расовые классовые разделения по своей собственной логике, а не по своей логике. узаконенная дискриминация:

Я все больше убеждаюсь, что вероятная причина в том, что расовая линия сама по себе является классовой линией, которая полностью соответствует неолиберальному переопределению равенства и демократии.Он отражает социальное положение тех, кто может извлечь выгоду из взгляда, что рынок является справедливой, эффективной или даже приемлемой системой для вознаграждения талантов и добродетелей и наказания их противоположностей, и что, следовательно, устранение «искусственных» препятствий для его функционирования, как раса и пол сделают его еще более эффективным и справедливым.

В условиях, когда Обама председательствовал на участившихся депортациях иммигрантов, милитаризации полицейских сил и применении слезоточивых газов и резиновых пуль в Фергюсоне и Балтиморе, эта критика представительства чернокожих в электоральной политике как улучшения чего-либо для черного рабочего класса остается актуальной.В этом году машина Демократической партии и либеральный комментатор часто встречали политическую критику Кори Букера и Кемалы Харрис обвинениями в расизме (фигура «расист, сексист, Берни брат» или «альтернативный левый»), даже когда эта критика происходят от черных социал-демократов или коммунистов. Итак, мы видим, что эта стратегия капитала продолжается, и на этом пути к ней были привлечены защитник чартерных школ и основатель Campaign Zero Дерэй Маккессон, баллотирующийся на пост мэра Балтимора в 2016 году и поддержавший Хиллари Клинтон на посту президента.Это касается не только Демократической партии: бывший лидер Партии Черных пантер Элдридж Кливер в 1986 году выдвинул сенатскую заявку в качестве республиканца.

Рид критикует не только освободительное движение черных, но и политику идентичности в целом:

Движения за гражданские права и власть чернокожих предвосхитили наступление этой новой эпохи; феминистская фотокопия черной дороги в никуда была его фарсовым повторением.

По мере того, как я читал больше о работах Рида за последний год или около того и видел, как они использовались в дискуссиях о «политике идентичности», я заметил значительные недостатки как в его историческом повествовании, так и в решениях, которые он предлагает. преодолеть ограничения «политики неолиберальной идентичности».Это сопровождается увольнением тех, кого он критикует как «антимарксистов», а его собственные работы приправлены отсылками к Франкфуртской школе и Маркузе.

Создавая историческое повествование от силы черных до «Черных лиц в высших кругах», Рид не обращается к тем элементам движений 60-х, которые решительно выступали против такого вывода и осознавали риски в то время.

Фред Хэмптон был лидером «Черных пантер» в Иллинойсе и сыграл важную роль в организации «Радужной коалиции», в которую входили, среди прочего, «Молодые патриоты» и «Молодые лорды».Намерение состояло в том, чтобы объединить борьбу на основе идентичности по классовым линиям.

Хэмптон был убит полицией Чикаго в 1969 году, но, хотя ему был всего 21 год, когда он умер, он уже очень ясно понимал, что освобождение черных связано с отменой капитализма:

Мы не думаем, что лучше всего бороться с огнем с помощью огня; мы думаем, что лучше всего бороться с огнем водой. Мы будем бороться с расизмом не с расизмом, но мы будем бороться с солидарностью. Мы говорим, что не собираемся бороться с капитализмом с помощью черного капитализма, но мы собираемся бороться с ним с помощью социализма. Мы встали и заявили, что не собираемся бороться с реакционными свиньями и реакционными государственными прокурорами, подобными этой, и реакционными государственными прокурорами, такими как Ханрахан, с любой другой реакцией с нашей стороны. Мы будем бороться с их реакцией, собравшись вместе и устроив международную пролетарскую революцию.

Отвечая на вопрос о Фреде Хэмптоне в недавнем интервью о Та-Нехизи Коутсе и Берни Сандерсе, Рид сосредоточился на наиболее реакционных элементах черного национализма, а не на каком-либо изложении того, что влечет за собой подход Хэмптона.

Рид также специально отвергает «интерсекциональность», сводя ее к простому кампусному активизму и просто расширению неолиберальной политики идентичности, игнорируя то, что она возникла как работа черных феминисток, конкретно обращающихся к провалам борьбы в 60-х.

На самом деле трудно или невозможно найти примеры, когда Рид говорил о Хэмптоне или об организации таких групп, как Движение Революционного Союза Уловок или Лига революционных чернокожих рабочих.Барабан возник в результате двух событий: восстания в Детройте 1967 года и безудержной забастовки пожилых польских женщин и молодых чернокожих рабочих на сборочном заводе в Хамтрамке. Это также произошло в контексте революционных групп, включая группу Facing Reality, связанную с CLR Джеймсом (в изгнании в Великобритании) и Мартином Глаберманом, и Корреспондентский издательский комитет, связанный с Грейс Ли Боггс (это была одна группа до раскола в 1962 году. и оба сохранили присутствие в Детройте).

Возможно, это связано с недостаточным участием Рида в работе и что он ссылается на эти группы. Однако их существование и идеи создают серьезные проблемы для решения Рида ограничений либеральной политики идентичности. Их акцент на самоорганизации рабочих против профсоюзного аппарата и работодателей, отражающий и влияющий на движение Facing Reality к явно антигосударственной коммунистической позиции, находится в прямом противоречии с надеждой Рида на то, что « профсоюзы » могут быть возрождены в коалиции с социалистическая партия.

Если мы посмотрим на вмешательство Рида в практическую политику, он был членом Временного национального совета Лейбористской партии, а в последнее время участвовал в кампании «Труд за Берни», вот он рассказывает о том, почему он был вовлечен:

Что меня привлекло в кампании Сандерса в целом, так это то, что мне, очевидно, нравится то, что он говорит, […] это в некотором роде то, что она стала средством объединения людей в рабочем движении, людей, стоящих и которые представляют людей в рабочем движении, которые сами готовы попытаться еще раз продвинуться в направлении создания некой независимой политики рабочего класса.
Есть связь с лейбористской партией. Вы, наверное, уже видели, что Национальный союз медсестер поддержал Сандерса. Я имею в виду, что они были частью Лейбористской партии. На борту находится президент Объединенного транзитного союза. Он был парнем из лейбористской партии, прежде чем стал президентом. Марк Димонштейн, президент Американского союза почтовых рабочих, также является активистом Лейбористской партии. Вокруг достаточно людей с такой приверженностью построению политики рабочего класса.
Работа для Берни сводит все воедино.Есть список из более чем 30 000 профсоюзных активистов, которые записались в лейбористскую партию Берни. […]
Чего многие люди, особенно молодые, не понимают, так это того, что, если вы не участвуете в профсоюзном контракте, единственные права, которые у вас есть на работе, — это право против дискриминации. Но обеспечение соблюдения антидискриминационного законодательства на данном этапе настолько слабое, что вы можете также сказать, что единственные права, которые у вас есть на работе, связаны с профсоюзным контрактом.

Внимательность и внимание к деталям, которые Рид применяет к восстановлению борьбы чернокожих, к сожалению, нигде не проявляется, когда он начинает говорить о профсоюзах или Берни Сандерсе.Расплата с наследием DRUM и LRBW потребовала бы противостояния тому, что вместо простой организации чернокожих рабочих в профсоюзе им пришлось бороться против как их профсоюза (с полностью белым руководством), так и своих работодателей.

Это не единичный исторический образец, он воспроизводится на протяжении всей истории рабочего движения как в США, так и за рубежом. В книге Глабермана «Забастовки во время войны» показана борьба фабричных рабочих против запрета на забастовку, заключенного профсоюзами во время Второй мировой войны.Забастовка Джереми Брехера свидетельствует о том, сколько массовых забастовок в истории США были безудержными акциями против протестов профсоюзного руководства, начиная с забастовки на железных дорогах 1877 года и заканчивая послевоенной волной забастовок.

IWW с момента своего основания занимался «солидарным профсоюзным движением», часто объединяя чернокожих и мигрантов, когда они были исключены из основного профсоюзного движения, и уделяя особое внимание получению уступок от работодателей посредством прямых действий рабочих независимо от того, было ли это союзный договор.IWW Local 8 в доках Филадельфии был одним из первых примеров. То, что Рид предлагает в качестве возврата к классовой политике, вместо этого оказывается возрождением институтов самих профсоюзов в коалиции для поддержки социалистических кандидатов на выборах. Это снова игнорирует историю обоих социалистических кандидатов на выборах в целом, но даже конкретную историю Берни Сандерса, руководившего джентрификацией и повышением арендной платы в Берлингтоне в 80-х годах.

То, что мы видим, — это обвинение «политики идентичности» в неудачах борьбы 60-х, что привело к представлению черных в политике как новой форме контроля.Рид не приводит эквивалентных аргументов в пользу классовой политики, хотя истории борьбы и выздоровления в рабочем движении очень похожи.

Вместо «политики идентичности» как таковой, я бы локализовал эти неудачи в политике «представительства» и сосредоточился на роли рабочих внутри, а не против капитализма. Рид рассматривает политику идентичности как причину, а репрезентацию как симптом, а не рассматривает роль представительства (в руководстве профсоюзов, партийных авангардах и, да, электорализме) как неизменную тему в поражении классовых движений.

Когда его спросили об ошибках Черных пантер, бывший пантера и анархист Лоренцо Ком’боа Эрвин сказал следующее:

Начну со структуры организации. Одна из вещей, которая всегда запоминается мне, — это то, как БПП потерпела неудачу с точки зрения вопроса о лидерстве. Руководство не отвечало перед членами. После того, как стало очевидно, что Хьюи Ньютон явно недееспособен [мягко говоря — страдающий психической паранойей, которой не помогло большое количество кокаина и передозировка силы], мы не смогли удалить его.
Я думаю, что весь этот вопрос заключается в кадровых организациях, а не в структурах с широкой базой — кадры — это всего лишь руки, глаза и уши руководства структур. Организации должны иметь более широкую основу; базируется и контролируется сообществом. Полагаю, я больше поддерживаю политику SNCC. Если бы вы могли объединить эти два аспекта и создать широкую организацию с политически ориентированной и воинственной позицией, я думаю, у вас будет шанс создать массовое движение и предотвратить репрессии.

Эрвин говорит сегодня, как и Хэмптон в то время, «может быть автономия с одной стороны (определенно для борьбы черных и борьбы женщин) — и в то же время может быть классовое единство». Здесь на первый план выходят и автономная организация, основанная на идентичности, и коллективная борьба, основанная на классе, причем критика связана с недостаточной подотчетностью революционных организаций и недостаточным вниманием к « политике идентичности » или « классу » как причинам разделения, а не попыткам примирить эти два.

Робин Д. Г. Келли обсуждал неразделимость идентичности и класса в 1997 году в эссе, которое предвосхищает большую часть дискуссий последних 20 лет и которым вам следует заняться целиком:

Я не знаю, сколько раз мне говорили: «Не атакуй их, они на нашей стороне!» […] Группа Гитлина / Томаски совершает серьезную ошибку, изображая движения, борющиеся вокруг вопросов расы, пола и сексуальности, как по своей сути узкие и партикуляристские.Неспособность осознать эти социальные движения как существенные для эмансипации целого остается фундаментальным камнем преткновения на пути построения глубокой и прочной классовой политики.

Здесь мы переходим к обвинению Рида в антимарксизме:

Я был поражен тем уровнем интуитивного и язвительного антимарксизма, который я наблюдал в этой группе защитников антирасизма как политики. Мне не ясно, что этим движет, потому что это принимает форму ехидного увольнения, а не прямых аргументов.Более того, увольнения обычно включают пустое признание того, что «конечно, мы должны выступать против капитализма», что бы это ни значило. В любом случае, характер этого антимарксизма напоминает те правые дискурсы, многие из которых маскировались под либеральные, в которых одного лишь упоминания слова «марксизм» было достаточно, чтобы отвергнуть противоположный аргумент или позицию.

Нам не нужно защищать «антирасистскую политику» как «марксистскую», наша роль здесь не в том, чтобы оспаривать, что такое «антирасистская политика» или «марксизм», а в том, чтобы твердо выявлять проблемы, основанные на расе и гендере, внутри история классовой борьбы.

Однако, поскольку мы рискуем попасть в категорию «антимарксистов» или даже «неолиберальных интерсекциональных идентитарных», мы можем взглянуть на собственные работы Маркса, чтобы определить, как он рассматривал классовые отношения:

Даже самые ранние Маркс и Энгельс в 1845 году определили пролетариат не как социальную категорию, которую лучше представить в качестве конкурирующего интереса при капитализме, а как одну из сторон социальных отношений, которые должны уничтожить и капитал, и себя как класс:

Напротив, пролетариат, как пролетариат, вынужден уничтожить себя и тем самым свою противоположность, частную собственность, которая определяет его существование и делает его пролетариатом.Это отрицательная сторона антитезиса, его неугомонность внутри самого себя, растворенная и саморазлагающаяся частная собственность.

Много позже, в Критике Готской программы, Маркс резко критиковал лассальянскую замену программы пролетарского самоубийства программой перераспределения благ при капитализме внутри национального государства:

[..] только тогда можно будет полностью пересечь узкий горизонт буржуазного права и общество начертит на своих знаменах: от каждого по способностям, каждому по потребностям!
Я более подробно рассмотрел «неуменьшенные» доходы от труда, с одной стороны, и «равное право» и «справедливое распределение», с другой, чтобы показать, какое преступление представляет собой покушение на с одной стороны, чтобы снова навязать нашей партии, как догмы, идеи, которые в определенный период имели какое-то значение, но теперь стали устаревшим словесным вздором, а с другой стороны, снова извращают реальное мировоззрение, для устранения которого потребовалось столько усилий внушают партию, но которая теперь в ней укоренилась, посредством идеологической чепухи о правых и прочей чепухи, столь распространенной среди демократов и французских социалистов.
[..]
Вульгарный социализм (а от него, в свою очередь, часть демократов) перенял у буржуазных экономистов рассмотрение и трактовку распределения как независимого от способа производства и, следовательно, представление социализма как принципиально включающего распространение. После того, как реальная связь давно прояснилась, зачем снова идти назад?

Итак, то, что выдается за самоидентифицируемый «марксизм», к сожалению, часто коренится в этой подогретой лассальянской социал-демократии, а не в идеях самого Маркса.Раскол не в электорализме как таковом, а уходит корнями в концепцию классовой политики как относительной силы рабочего класса как социальной категории (буквально « социальный класс »), конкурирующей за управление капиталистическим производством, а не борьбы за отмена капитала. Это не новый или теоретический аргумент, это был один из фундаментальных расколов в рабочем движении, будь то коммунизм совета KAPD и AAUE и анархо-синдикализм FAUD в противовес СДПГ или комитет по переписке (предшественник Facing Reality). ) образование после отделения от SWP.

Назад к язычку:

Одной из наших проблем является или должна быть тенденция среди группы энергичных левых провозглашать программно разрозненные коалиции и подчинять классовую программу политике контрсолидаристской идентичности.
Я думаю, что мы должны опираться на более дальновидные аспекты программы, например, потребность в бесплатном государственном высшем образовании, демодифицированное здравоохранение и т. Д. И жизненно важную борьбу за прекращение TPP, и да, конечно, против дискриминации по признаку расы. , пол, сексуальная ориентация и т. д., а также против неолиберальной полицейской деятельности и постоянно расширяющегося государственного / частного карцерального аппарата, который мы должны понимать и настаивать на том, чтобы другие также понимали, что это классовая проблема.
[…]
Как это «экономический редукционизм» — проводить кампанию по программе, которая стремится объединить широкий рабочий класс вокруг проблем, разделяемых всем классом, независимо от расы, пола и других линий? По иронии судьбы, в американской политике сейчас есть левые, для которых любая ссылка на политическую экономию может быть подвергнута критике как «экономический редукционизм».

Здесь мы видим фундаментальное ограничение этого «марксизма». Вместо оппозиции рабочего класса капиталу, это противостояние «классовой» политики, основанной на либеральном социальном благосостоянии, против «идентитарной» политики, основанной на борьбе с дискриминацией и разнообразием.Он противопоставляет перераспределение признанию. Мы не хотим ни признания, ни перераспределения внутри капитализма (в равной степени, не сработаем против них, поскольку они могут иногда уменьшить вред в краткосрочной перспективе), а вместо этого революционная классовая борьба, приводящая к фундаментальной реорганизации общества, поэтому отвергайте это дихотомия в целом.

Хотя Рид правильно определяет законодательство как о рабочих, так и о гражданских правах как конечный результат «социальных движений», а не избирательной активности как таковой, он быстро отвергает любую деятельность, которая не находится в узнаваемом левом институте.При этом игнорируется тот факт, что многие уступки движению за гражданские права были сделаны после городских восстаний, а также формальных организаций и маршей:

Подобная политика также, как мы видели, по крайней мере, со времен Black Power, рай для хастеров. И все тысячелетние версии ерунды New Age-y о безлидерстве и бесструктурности затмевают тот факт, что отсутствие организационных механизмов подотчетности позволяет любому говорить что-либо или отрицать что-либо сказанное от имени «движения».
Переоценка политического значения протеста и связанная с этим, слишком знакомая проблема смешения воинственности и радикализма способствуют преувеличению значимости извержений, подобных тем, которые связаны с BLM. Воинственность — это поза; радикализм связан с программой социальных преобразований, а протесты вовсе не обязательно бросают вызов властным отношениям.

Это не дихотомия класса и идентичности, которую мы представляем, если мы посмотрим на действительную историю классовой борьбы, а не на широкие апелляции к «марксизму» и «историческому материализму».Вместо этого мы видим борьбу рабочих, выходящую за рамки институтов, которые стремятся их представлять, будь то политические партии или профсоюзы, и даже против них, часто как реакция на разногласия по признаку расы или пола. Борьба чернокожих и работающих женщин против расизма и женоненавистничества велась не просто за « равные возможности » в рамках капитализма, но часто была направлена на устранение структурного неравенства и злоупотреблений внутри как профсоюзов, так и самих революционных организаций, будь то Dodge Revolutionary Union Movement или Mujeres Libres во время Гражданская война в Испании.Элдридж Кливер был одновременно необъяснимым лидером «Черных пантер», хваставшимся изнасилованием женщин, а позже и кандидатом от республиканцев в сенат, выступавшим в защиту жизни. Слишком много политики идентичности или слишком мало того, чтобы винить это постоянное женоненавистничество?

В этом контексте и «политика либеральной идентичности» и «классовая политика» привели к дальнейшей интеграции в капитализм и продвижению представителей и институтов, будь то черные политики или профсоюзы, против все еще расового рабочего класса.Поэтому нам нужно смотреть на классовую борьбу не как на утверждение рабочего класса внутри капитализма, а как на уничтожение рабочего класса и капитала. Это означает признание не только сопричастности борьбы с дискриминацией к капитализму, но также сопричастности «рабочего движения» к управлению капитализмом против рабочих и поддержанию разделений на основе приписываемых идентичностей, будь то применение цветных полос в профессиях, или недавно президент AFL-CIO Трумка и лидер Лейбористской партии Великобритании Джереми Корбин поддержали более строгий иммиграционный контроль.Таким образом, капитал не только воспроизводит расовые и гендерные разделения через классы, но, в свою очередь, эти разделения подрывают движения против капитала и класса — не действия тех, кто работает над искоренением расизма и женоненавистничества, но в абстрактных призывах к « единству », которые скрывают реальные разделения и власть. дисбаланс по признаку расы, пола, социального класса, инвалидности и т. д., с которыми необходимо бороться, чтобы их преодолеть. Мы не должны противопоставлять черному представлению классовое представительство, но противопоставлять самоорганизованную классовую борьбу обоим.

С практической точки зрения, хотя мы можем выступать против наемного труда и государства, мы часто ведем оборонительные битвы — против краж заработной платы или сокращения услуг. Как совместить оппозицию наемному труду с борьбой за более высокую заработную плату или оппозицию государству с борьбой за защиту социального жилья? Как мы связываем эту повседневную борьбу с крупномасштабными мобилизациями, такими как Фергюсон в 2014 году или протестами против «мусульманского запрета» в 2017 году?

IWW и его Комитеты общей защиты, сети солидарности, такие как SeaSol, и модель, предложенная SolFed в Великобритании, Fighting for Ourself предлагают способ связать разрозненные защитные схватки по поводу краж заработной платы, выселений, депортаций ICE, самообороны сообщества от далеких -правые группы и полиция в унитарную организацию противостоят наемному труду и капиталу.Такие группы, как Project Salvage, сосредоточились на борьбе с женоненавистничеством и злоупотреблениями внутри групп активистов, так же как и их предшественники из «Черных пантер» и «Mujeres Libres».

Таким образом, борьба вокруг «конкретных» проблем, которые не затрагивают всех работников (в равной степени или вообще), может быть условием объединяющей борьбы. Это можно наблюдать снова и снова, когда сексуальное насилие вытесняет людей из движений, поскольку преступников защищают партийные и профсоюзные иерархии или влиятельные фигуры в более неформальных движениях.Хотя обвинения в «расколе» и «политике идентичности» неизменно бросаются в адрес тех, кто бросает вызов сексуальному насилию, само насилие блокирует объединительную борьбу. Расизм часто играет аналогичную роль, и таким образом антирасистские усилия, понимаемые в терминах самоорганизованной классовой борьбы, могут быть необходимым условием классового единства, а не неизбежным шагом к представлению черных и неолиберальному менеджменту. Автономная борьба часто возникает, когда эти усилия блокируются в попытке обойти блокировку.Вышеупомянутый пример DRUM в Детройте является ярким примером.

Классовое единство против капитализма не может проистекать из абстрактных апелляций к нему, которые чаще всего являются попытками создать группу избирателей для политической платформы или конкретной партийной группировки. Вместо этого единство должно быть построено из разнородных движений против капитала и государства. Вместо того, чтобы относить движения против полиции и пограничного насилия, сокращение услуг по борьбе с домашним насилием, доступ трансгендеров к здравоохранению как «политику идентичности», мы должны вместо этого признать их существенными для движения против капитализма.Поддержка, которую кампании Сандерса и Корбина оказали полиции и пограничному контролю, — это не просто случайность или досадная политическая ошибка, но важна для проекта, основанного на управлении капиталом через государство.

Примечание:

В недавно опубликованном журнале Удай Джайна «Белый марксизм, критика якобинцев» приводится ряд политических аргументов против идентификации, выдвигаемых в журнале такими фигурами, как Вивек Чиббер, Уолтер Бенн Майклс, Ниведита Маджумдар и Адольф Рид.Это напомнило мне о критическом чтении Рида в начале этого года. Однако в то время как Джайн в основном занимается расовой политикой этих аргументов, моей главной критикой Рида было его понимание класса, которое, похоже, не имеет ничего общего ни с Марксом, ни с историей классовой борьбы. Поскольку это было выражено только в паре веток твиттера, пришло время наконец написать об этом через несколько месяцев. Эта статья вообще не является прямым ответом на статью Джайна.

Ведущее фото Тони Вебстера

Проблемы национальной идентичности в Казахстане

Национальная идентичность любого национального сообщества определяется множеством факторов, включая исторические, политические, культурные, языковые, территориальные, цивилизационные и другие.

Проблема идентификации и самоидентификации ее представителей сложна и актуальна в развитии общества. Потому что это означает, насколько человек идентифицирует себя или не идентифицирует себя с обществом. Это чувство принадлежности, отождествление человека с кем-то или с чем-то, помощь ему в успешном усвоении его норм и ценностей, передача качеств и характеристик его внешней среды человеку. Идентичность служит основой для процесса имитации, так сказать не насильственного, а свободного выбора тех качеств, навыков и ценностей, которыми он хотел бы обладать.Хорошо известно, что каждый человек принадлежит к определенной этнической группе. Этническая идентичность служит культурной основой этнополитической мобилизации, которую следует рассматривать как готовность людей, объединенных на этнической основе, к групповым действиям для реализации национальных интересов.

Идентичность формируется на основе соответствующей национальной парадигмы, на пересечении национально-исторической, социально-психологической, социальной, культурной, политической, культурной и других сфер.В его содержание входят устоявшиеся черты национальной культуры, этнические особенности, обычаи, верования, мифы, нравственные императивы и т. Д. Он тесно связан с понятием национального характера. Здесь мы говорим об представлениях людей о себе, о своем месте в мире. Национальная идентичность объединяет внутренние и внешние компоненты. Для нее особенно важно совпадение внешнего и внутреннего, формы и содержания, проявления и сущности. Внутреннее чувство идентичности подразумевает сущностную идентичность, близость, общую основу, единое начало.Этническая идентичность — это осознанный акт этнического самоопределения человека, отнесения себя к определенной этнической общности. Также важно, что национальная идентичность является условием внутренней интеграции любого общества. Национальная идентичность — это основа национального государства, в том числе его отличительная черта.

Проблемы государственной, национальной или гражданской идентичности, ее сохранения и дальнейшего развития без нарушения целостности — одна из основных проблем, анализ которой необходим для развития наиболее эффективного вхождения Казахстана в мировое сообщество и решения проблем глобализация.

Национальная идентичность имеет множество различных аспектов — политический, государственно-правовой, социально-экономический, идеологический, идеологический, культурно-цивилизационный, исторический и т. Д., Где можно и нужно найти место философии. Она, эта идентичность, предполагает само казахстанское содержание, основанное на истории и культуре казахского народа, на его неотъемлемых правах на создание национальной, собственно казахской по сути и содержанию, государственности с ее последствиями. В этом утверждении нет ничего националистического в отрицательном смысле этого слова.Более того, он выражает только реальное положение вещей, т.е. должное, естественное.

Судя по всему, национальная идентичность хорошо прослеживается в трудные для этноса времена, когда дается импульс к поиску причин и путей укрепления или восстановления национальной идентичности, поиску того, что нас объединяет, формулированию ценностей, ради которых стоит жить. или умирает. Очевидно, национальная идентичность является питательной средой, формирующей сознание людей, в то время как осознание идентичности каждого народа невозможно без и независимо от его собственной истории, его героических или трагических событий, основанных на прошлом опыте и интересах будущего. .Этническая принадлежность остается доминирующей формой социальной категоризации в структуре индивидуальной и групповой идентичности населения Казахстана. В целом, судя по опрошенным респондентам, этническая принадлежность по-прежнему остается чуть ли не единственной доминантой в структуре идентичности подавляющего большинства по отношению к гражданской идентичности.

Как показывает практика национального строительства, в разных государствах существуют разные подходы к разрешению этого противоречия. В развитии общенациональной идеи Казахстана необходимо использовать оба понятия нации — гражданское и этнокультурное, а не опираться только на одно из них, отбрасывая другое.Смит называет такой способ построения нации одним из самых распространенных в мире — моделью доминирующей этнической группы. Тем не менее, вернемся к влиянию глобализации на национальную идентичность, которое является предметом исследовательского интереса. Наблюдаемые сегодня в мире процессы глобализации и трансформации нарушают традиционные формы идентичности, ставят под сомнение субъективные чувства самоидентификации людей и этнических групп, сформированные в рамках прежних традиций. Ряд процессов глобализации напрямую влияет на обострение кризиса идентичности.

Эти процессы, которые включают демократизацию, экономизацию, информатизацию, культурную стандартизацию, универсализацию ценностей, среди многих других, неизбежно наталкиваются на национальную идентичность как препятствие для их естественного развития, как центральное ядро, хранящее тысячелетия наиболее устоявшихся, иногда накапливающихся, сообществ о самих себе. В то же время развиваются разнообразные конфликты, исход которых зависит от силы или хрупкости существующих национальных идентичностей, их бескомпромиссности и стойкости, невосприимчивости к новому или, наоборот, их гибкости, способности адаптироваться к изменениям, обновления без потеря ядер культурной идентификации.Глобализация, которая стремится измельчить национальную идентичность, растворить ее в глобальных процессах, является своего рода отборочным турниром для таких ядер.

Государственная этнополитика новейшей истории Казахстана отражает трансформационные процессы международного сообщества и вызовы глобализации. Практика государственного строительства нации и формирования казахстанской модели идентичности прошла этап широких дискуссий, частью которых были вопросы мультикультурализма.Позиции и дискуссии казахстанских экспертов выстроились в контексте изменения международных подходов к политике и принципов мультикультурализма.

Предметом исследования является казахстанская модель межнациональной интеграции и особенности государственного строительства в Казахстане. После обретения Казахстаном суверенитета и независимости полиэтнический и многоконфессиональный характер казахстанского общества стал рассматриваться экспертным международным сообществом как риск и источник потенциальных конфликтов.Однако продуманная политика в сфере межнациональных отношений, выработанная более четверти века, позволила властям Казахстана сохранить политическую стабильность и дух единства в многонациональном казахстанском обществе.

Современный Казахстан является примером многонационального общества с разнообразием культур, религий и языков, поэтому сохранение гражданского мира и межнационального согласия является ведущей государственной политикой. Ежегодно казахстанцы отмечают государственный праздник, наполненный особым смыслом — День единства народа Казахстана.Целенаправленная государственная политика способствовала созданию особой казахстанской модели межэтнической интеграции и гражданского согласия, которую политологи часто называют уникальной площадкой для межкультурного и межконфессионального диалога. За годы независимости в Казахстане сложились основы законодательного и нормативного регулирования межэтнических и межконфессиональных отношений, которые формируют необходимые условия для достижения внутриполитической стабильности и гражданского согласия в полиэтническом обществе.

При рассмотрении вопросов государственного строительства в Казахстане оказывается, что нет однозначного, общего для всего народа ответа на него. Одна часть граждан Казахстана заявляет, что они казахи, а другая часть граждан не желает признавать себя титульной нацией и предлагает другой ответ, что они казахстанцы. Получается, что сегодня в Казахстане существуют две национальные идентичности, в зависимости от того, как разные части общества отвечают на вопрос, кто мы.Одну из этих идентичностей можно определить как казахскую, поскольку она основана на определении, что мы — титульная нация. Другая идентичность может быть определена как Казахстан, поскольку основана на формуле гражданской идентичности

Этническая идентичность в Казахстане относится к коренному населению Казахстана и несет, прежде всего, этнокультурный, этнонациональный смысл. Гражданская идентичность казахстанцев с советских времен выражает территориальный аспект, имеет административный, политический и идеологический оттенок.Гражданский термин относился к Казахской ССР и всему, что с ней связано. Точно так же этот термин теперь относится к Республике Казахстан.

Например, с советских времен представление, что казахский народ порода лошадей несет этнокультурное содержание, так как относится к казахам как к коренному населению Казахстана, издревле ведущему кочевой образ жизни, занимающемуся разведением лошадей и, соответственно, разведение своих новых пород. В то же время термин «казахстанские сорта пшеницы» имеет очевидное неэтническое, территориальное значение.Это касается сортов пшеницы, выведенных на территории Казахстана, но не казахов, которые как животноводы не занимались земледелием. Также следует учитывать, что зерновая промышленность в Казахстане начала развиваться в результате освоения целинных земель. Эта кампания проводилась под руководством Коммунистической партии, мобилизовавшей для этого представителей славянских народов из европейской части СССР. Из этого ясно, что слово «Казахстан» несло в себе, в том числе, политическое и идеологическое содержание.

Территориальное, административное, политическое и идеологическое содержание также присутствует в гражданском термине, который был введен для обозначения всего населения Советского Казахстана, которое включает представителей всех национальностей Казахстана. В силу исторической преемственности этот термин широко используется в современном суверенном Казахстане в том же собирательном значении, хотя его содержание претерпело определенную трансформацию, о чем будет сказано ниже. Исторически сложилось так, что право говорить от имени всех национальностей страны, всего казахстанского общества в целом может быть только гражданскими терминами.Этнические термины не могут заменить это, поскольку они относятся только к части, а не ко всему населению страны. Это мнение прочно вошло в общественное сознание Казахстана.

Интересно, что на самом деле гражданское понимание, как и этнические термины, наполнены вполне определенным этническим смыслом. Само название нашего Казахстана означает земля казахов или страна казахов. Следовательно, и этнический, и гражданский термины полностью эквивалентны по своему логическому содержанию.Однако политическая, социальная и национальная практика советского, а затем и постсоветского общества способствовала тому, что слово «Казахстан» в его реальном употреблении во многом потеряло свое первоначальное значение «страна казахов». То же самое произошло и со словом «казах», которое с определенного периода перестало применяться ко всему Казахстану во всех его социально-политических значениях, включая территориальный, административный, государственный, национальный и другие, оставаясь только в вышеупомянутой конкретной этнокультурной использовать.Повсеместное применение в этих сферах общественной жизни Казахстана приобрели искусственные сооружения.

Этническая принадлежность и мобилизация в то время способствовали росту национальной идентичности казахского народа. Рост национальной идентичности, в свою очередь, способствовал росту казахстанской самооценки, благодаря чему казахская идентичность стремилась утвердиться в новом качестве и покинуть подчиненное положение по отношению к казахстанской идентичности. Казахская идентичность все больше начала приобретать собственное значение и ценность.Иными словами, казахская идентичность все больше трансформировалась из этнокультурной идентичности в национальную, точнее, этнонациональную идентичность.

В то же время произошла трансформация концепций идентичности. Гражданское понятие «сохранилось в постсоветский период и даже сохранило, как уже говорилось выше, свое собирательное значение. Однако сейчас под этим понятием понимается не часть советского народа, а совокупность всех граждан Казахстана независимо от их национальности.Самобытность Казахстана больше не является советской идентичностью, а относится исключительно к Казахстану, который теперь по своему статусу не союзная республика, а национальное государство. Еще в советские времена идентичность Казахстана не была национальной идентичностью в ее гражданском смысле, с тех пор у Казахстана не было собственного гражданства. Гражданство в то время было общим для всех советских людей, поэтому советская идентичность по своему статусу действительно была национальной идентичностью в гражданском смысле. Что касается казахстанской идентичности, то по своему реальному положению она носила некий промежуточный характер, являясь своего рода республиканской идентичностью.Союзная республика была в соответствии с советским национально-государственным строем номинальным, но не реальным государством, не имевшим такого важного атрибута, как собственное гражданство.

В настоящее время идентичность Казахстана как идентичности всех граждан Казахстана с его национальным государством по своему формальному правовому статусу является национальной идентичностью. При въезде в другие государства мы, граждане своей страны всех национальностей, заполняя таможенные и другие декларации, указываем страну в пункте о нашей национальности, что указывает на нашу национальную принадлежность.Однако в государстве Казахстан национализируется в его фактическом положении, статус национальной идентичности, помимо казахстанской, также требует казахской идентичности.

Отсюда можно прийти к выводу, что между двумя идентичностями — существует конкуренция за статус национальной идентичности страны. Подобная конкуренция возникла сразу после обретения Казахстаном суверенитета 27 лет назад. Конкуренция казахской и казахстанской идентичностей выражается в попытках и претензиях каждого из них отстаивать свое право представлять Казахстан в одиночку как национальное государство и определять его внутреннюю и внешнюю политику.Речь идет о попытках и претензиях каждой из идентичностей определить, в конечном итоге, судьбу Казахстана. Возможно, более активными и инициативными выглядят те, кто действует от имени казахской идентичности, в своих претензиях на статус национальной идентичности Казахстана. Произошла трансформация казахской этнокультурной идентичности советского общества в этнонациональную идентичность постсоветского Казахстана. Такое изменение содержания своей идентичности позволило казахам осуществить переход от полупериферийного положения общества к его центру, как минимум заявить о своих претензиях на центральное положение в казахстанском обществе.

Значение казахстанского подхода к развитию этнополитики, а также успехи, достигнутые на этом пути, отмечались широким кругом ученых. У казахстанской модели есть главное преимущество — она системно подходит к формированию механизмов формирования межнационального согласия. Анализируя казахстанскую модель межэтнического и межконфессионального согласия, российский эксперт отметил преимущество казахстанского опыта, обеспечивающего дополнительную поддержку в политике поддержания социальной стабильности — апробированные инструменты и механизмы, с помощью которых эта политика реализуется.По его мнению, опыт Казахстана малоизвестен в России, иначе в российской прессе не попадались бы такие заявления о том, что Ассамблея народа России — это то же самое, что Ассамблея народа Казахстана. Основное отличие, по мнению независимого публициста, состоит в том, что Ассамблея народа Казахстана имеет гарантированное представительство в нижней палате парламента, тогда как в России многое сводится к чисто консультативным функциям, а аппарат Ассамблеи и ее местная структура не имеют никаких реальных полномочий, кроме функций мониторинга.

В Казахстане одинаково отвергаются как подход, ведущий к этническому изоляционизму, который опасен развитием сепаратистских тенденций, так и «политика этнической ассимиляции», ведущая к развитию конфликтного потенциала. Для Казахстана характерна практика межэтнической интеграции, направленная на объединение этносов с консолидирующей ролью казахского народа, но при этом сохранение культурных особенностей, присущих той или иной этнической группе.Исследователь приходит к выводу, что в Казахстане полагаются на «концепцию этнического разнообразия», основанную на двух ключевых элементах — продуманной и хорошо проработанной правовой базе этнополитики и государственных (и полугосударственных) институтах, регулирующих сферу межэтнических отношений. отношения, среди которых автор выделяет Казахстан.

Несмотря на поддержку идей мультикультурализма в казахстанском экспертном мейнстриме, среди сторонников национал-патриотической точки зрения отношение к ней более чем скептическое.Некоторые авторы видят в этом угрозу программе продвижения казахской культуры и языка; другие видят потенциальную опасность в распространении среди национальных меньшинств завышенных ожиданий в отношении своего языка и статуса. Наша псевдопатриотическая и чрезмерно мультикультуралистская правящая элита считает необходимым отложить развитие государственного языка, его фундаментальную реформу и модернизацию, включая введение латинской графики, на как можно более длительную перспективу.

Одним из основных и хорошо известных подходов казахстанского руководства была политика репатриации этнических казахов, разбросанных по всему миру.В начале 1990-х годов репатриация казахов на историческую родину была объявлена одним из приоритетов миграционной политики Республики Казахстан. Специально разработано

Кризисы национальной идентичности угрожают мировому порядку

Энтропия в геополитическом мире растет. По словам Чарльза Хилла, бывшего советника госсекретарей США Джорджа Шульца и Генри Киссинджера, в настоящее время основные страны и регионы переживают «глобальный кризис национальной идентичности».

«Я думаю, что русские ищут то, кем они являются в посткоммунистической, пост-холодной войне, в новую эру 21-го века», — сказал Хилл в недавнем интервью The Moscow Times. «И то, что я вижу в массированной молниеносной атаке СМИ из Москвы, — это попытка российского правительства попытаться рассказать россиянам, кто они такие».

». Вы можете увидеть, как китайцы пытаются сделать что-то подобное, проводя одну крупную внутреннюю пропагандистскую кампанию в СМИ за другой.А в Соединенных Штатах президент Барак Обама пытается убедить американский народ в том, что у него действительно есть идентичность, которая разительно отличается от того, что американцы думали о своей идентичности в течение последних 75 или более лет. Европа, наверное, хуже всех. Это похоже на подростковую фазу, когда вы пытаетесь узнать, кто вы, когда вам 15 лет, и мы наблюдаем, как это разыгрывается по всему миру », — сказал он.

Что такое национальная принадлежность? Это коллективное понимание группы людей, которые считают себя единой нацией с общими ценностями и мифом об общем происхождении.Кризис идентичности возникает, когда члены этого сообщества разделяются по поводу того, что составляет их основные ценности.

В 1993 году политолог Сэмюэл Хантингтон одним из первых написал о кризисах идентичности. В своей статье «Столкновение цивилизаций?» Хантингтон утверждает, что с крахом основных мировых идеологий конфликты в развивающемся мире будут происходить в первую очередь не из идеологии или экономики.

«Национальные государства останутся самыми влиятельными игроками в мировых делах, но основные конфликты глобальной политики будут происходить между нациями и группами различных цивилизаций…» — пишет он.«Линии разлома между цивилизациями станут линиями сражений будущего». Конфликт на Украине, разворачивающийся на границе, которую Хантингтон назвал границей между западной и православной цивилизациями, уже подтвердил эту теорию.

В своей книге 2004 года «Кто мы? Вызовы национальной идентичности Америки» Хантингтон написал, что основная проблема в Соединенных Штатах связана с новым типом иммиграции из Южной Америки. В отличие от различных волн иммиграции в прошлом, с 1965 года около половины всех иммигрантов в США.С. прибыл из Южной Америки, и четверть из них — только из Мексики.

Из-за открытости современного мира новые иммигранты хуже справляются с ассимиляцией в Соединенных Штатах и испытывают трудности с изучением ключевых элементов культуры США. В результате США превращаются из своей традиционной роли «плавильного котла» в «салат», в котором разные культуры больше не сливаются в один народ, а остаются отдельными элементами.

В своей книге «Боулинг в одиночестве: крах и возрождение американского сообщества» гарвардский социолог Роберт Патнэм показывает, что последнее поколение американцев стало гораздо менее активным в гражданских делах.Они меньше вовлечены в дела местных сообществ, клубов и организаций и все меньше интересуются политикой. В отличие от Хантингтона, Патнэм винит во всем не иммиграцию, а ухудшающуюся экономическую ситуацию и растущее неравенство в США

Экономические факторы могут объяснить кризис идентичности в Европе. Экономически неблагополучные южноевропейские страны испытывают большие трудности с интеграцией в более крупный Европейский Союз. Главное препятствие в том, что исторически Европа никогда не была единым сообществом.За исключением ужасающих воспоминаний о Холокосте, этим странам еще предстоит найти общий «миф» о своем прошлом или наборе ценностей, которые все они разделяют.

В Европе также отсутствуют некоторые элементы, которые обычно характеризуют политическую жизнь на национальном уровне — популярные политические деятели, СМИ и даже юмор. Например, есть анекдоты про французов, англичан и черногорцев, а про «европейцев» — нет.

В отличие от ЕС и США, коммунистические страны интерпретировали распад Советского Союза как признак ошибочности своего предыдущего политического пути и видели необходимость пересмотреть свою идентичность.Как утверждал Суйшэн Чжао в своей статье «Прагматичный национализм Китая: можно ли с ним справиться?» (The Washington Quarterly, 2005), китайские лидеры чувствовали себя все более одинокими и уязвимыми в мире, когда другие коммунистические режимы рухнули после окончания холодной войны.

Китай борется с своего рода комплексом неполноценности по отношению к Западу, который находит выражение в постоянной попытке «переварить» западные идеи, такие как марксизм и капитализм, их собственным, уникальным способом, чтобы развить подлинную версию национализма.Эта борьба наиболее ярко иллюстрируется спором между китайскими «универсалистами» — сторонниками западного пути и постепенной демократизации Китая — и сторонниками «китайской исключительности», которые хотят, чтобы страна пошла по особому пути и сохранила свою авторитарную систему.

Коммунистическая партия Китая сталкивается с проблемами своей легитимности во все более открытом обществе. Это двойной вызов, состоящий из внешних сил с Запада и либерально-националистического движения внутри страны.Продолжающийся экономический рост страны пока удерживает эту тенденцию в стороне, но проблема грозит вырваться наружу.

Россия имеет аналогичные проблемы с национальной идентичностью. Ситуация усугубляется тем, что здесь родился «коммунистический проект». Для России распад Советского Союза был особенно болезненным. Это было еще одно, гораздо более крупное политическое поражение, которое стало национальной травмой.

В своей книге «Строительство государств и рынков после коммунизма: опасности поляризованной демократии» Тимоти Фрай из Колумбийского университета показывает, что после распада Советского Союза политическая поляризация была значительно выше среди «основателей» коммунистических государств, чем в тех, где был коммунизм. навязанный внешним завоеванием.

Они были поляризованы, потому что, в отличие от «завоеванных государств», они не могли объединиться вокруг общих национальных идей, борьбы против своего коммунистического прошлого и так далее.

Основная проблема, стоящая перед современным миром, заключается не в непостоянстве национальных идентичностей, а в том, что национальная идентичность часто формируется, когда страна объединяется против внешнего врага. На протяжении большей части 20-го века Советский Союз играл роль такого врага для Европы, что объясняет, почему ЕС пережил кризис идентичности после распада Советского Союза и исчезновения его основной внешней угрозы.

Однако во время кризиса национальной идентичности лидеры, пытающиеся удержать власть, часто создают воображаемых врагов. Именно этим в последнее время активно поступают российские лидеры, используя образ Запада как своего «призрака».

Это привело к рекордно высокому отрицательному отношению к США и ЕС. Такая политика не может продолжаться бесконечно: эта негативная энергия должна в конечном итоге найти выражение в действии.

Агрессия России против Украины уже привела к беспрецедентным потрясениям в мире и разрушению международного права.Мы можем только представить, какие ужасы ждут мир, если руководство Китая пойдет по тому же пути.

Мария Снеговая, кандидат технических наук. студент-политолог Колумбийского университета и обозреватель газеты «Ведомости». Этот комментарий изначально был опубликован в «Ведомостях».

От арабизации к тюркизации: кризис идентичности Пакистана

Пакистан — колыбель одной из самых древних цивилизаций Инда — страдает от кризиса идентичности с момента обретения независимости в 1947 году.Кризис конфликта идентичности был очевиден с самого начала, поскольку политическая элита находилась под сильным влиянием западной культуры, в то время как среди простых масс были внедрены исламские корни. Чтобы преодолеть разрыв, общий язык был найден в образе араба. Эмоциональная ассоциация пакистанской общественности с арабской землей, особенно с Саудовской Аравией, а также финансовые и политические выгоды пакистанской политической элиты от арабских монархов помогли государству и обществу создать совместное предприятие.Однако сегодня тенденция, похоже, меняется в сторону турок, поскольку арабы начали терять свое очарование.

Пакистанское общество оставалось инклюзивной платформой, на которой процветали традиции суфизма. Умеренный характер общества начал нарушаться, когда в 1980-х годах была введена арабизация. Арабизация принесла с собой сегменты фундаментализма и «салафизма», то есть возврата к практике предков. Следовательно, любая новая практика была названа кощунственной, разжигающей сектантство в стране.Формирование сектантских групп, целевые убийства и рост исламистских партий были примечательными чертами этого процесса.

Арабизация была побочным продуктом финансирования афганского джихада. Поскольку религиозный фактор побуждал массы к борьбе с Советским Союзом в Афганистане, американское оружие и финансирование КСА помогли в создании медресе и обучении студентов. В результате во имя ислама в умы масс была внедрена иностранная идеология, и арабизация стала синонимом исламизации.Однако два фактора дополнили снижение статуса арабизации в пакистанском обществе. Первый — это прибытие наследного принца Мухаммеда бин Салмана, который провел модернизацию, а второй — ослабление статуса арабских монархов в регионе и за его пределами.

Таким образом, пакистанская элита и общество, которые полагались на арабов в интерпретации исламских норм, остались в смятении. Вакуум был заполнен еще одним игроком, который имел историю обладания столь же достойным статусом в пакистанском обществе i.е. турки. Турки сыграли важную роль в контексте субконтинента, учитывая Великих Моголов, которые проследили свои корни до турецкого происхождения. Еще один важный фактор — это честь Османской империи, которая высоко ценилась среди мусульман субконтинента. Движение Халифат против демонтажа Империи было свидетельством настроений индийских мусульман.

На региональном уровне Турция стремится восстановить свой статус лидера мусульманского мира.Исламистские корни Партии справедливости и развития, от которой принадлежит президент Эрдоган, и последующая идеология «неоосманизма» указывают на намерения Турции. Вместе с тем его соперничество с Саудовской Аравией имеет как историческую, так и стратегическую сущность.

Исторически сложилось так, что именно дом Сауда сотрудничал с британцами в распаде Османской империи и создании независимых арабских государств. В стратегическом плане более активное участие Турции в соседних государствах наряду с ее противодействием Израилю за Кудс дало ей выдающийся статус среди обычных мусульманских масс.И наоборот, растущие отношения между арабами и Израилем внушили мусульманам чувство предательства. Однако по иронии судьбы Турция является одним из основных торговых партнеров Израиля в регионе и за его пределами.

Тем не менее, растущая принадлежность пакистанской общественности к Турции также заключается в поддержке последней дела Кашмира, о котором арабы обычно хранят молчание. Культурное вмешательство посредством турецкой драматической индустрии также захватило умы публики.Недавно решение премьер-министра Имрана Хана выпустить в эфир турецкий драматический сериал «Дилирис Эртугрул» произвело завораживающее впечатление на пакистанскую публику, которая чувствует себя «раскрытой» после знакомства с «историей ислама». Все это попытка сохранить актуальность исламских ценностей в обществе. Поскольку арабы оставались колыбелью ислама, турки в целом доминировали в истории ислама с конца 1200-х до начала 1900-х годов.

Однако в поисках подходящего значения ислама пакистанская политическая элита всегда шла на компромисс с местными ценностями.«Импорт» ислама из арабов и турок ослабил социально-религиозную ткань пакистанского общества. Во имя ислама иностранные идеологии были фактором вторжения среди общественности, который путает их с разновидностью ислама. При президенте Эрдогане турецкий национализм слился с исламским сознанием, в результате чего возникла панисламистская версия Турции, также известная как неоосманизм. Благодаря панисламистскому подходу арабов Пакистан уже испытал на себе последствия нетерпимости, теперь же воспроизведение того же подхода через турецкую версию не принесет никакой пользы.Чтобы развиваться в международной политике, государство должно сохранять свою идентичность и идеологию, а не быть стороной геополитических расколов.

Связанные

КРИЗИС ИДЕНТИЧНОСТИ | Kirkus Обзоры

Расовые и религиозные опасения, а не экономические проблемы, подпитывали победу Дональда Трампа.

Профессора политологии Сайдс (Университет Джорджа Вашингтона.; Игра: выбор и шанс на президентских выборах 2012 года , 2013 и т. Д.), Ваврека (UCLA; The Gamble , 2013 и т. Д.) И Теслера (Калифорнийский университет, Ирвин; пострасовых или Самый расовый ?: Раса и политика в эпоху Обамы (, 2016 и т. Д.) Противоречат некоторым популярным предположениям об удивительном исходе президентских выборов 2016 года, в ходе которых два «исторически непопулярных кандидата в президенты» столкнулись друг с другом. В повествовании, полном графиков и таблиц, авторы выступают против распространенной идеи о том, что Трамп привлекал белых избирателей, которые чувствовали себя жертвами потери работы и беспокойства по поводу экономической незащищенности, вместо этого приводя многочисленные доказательства своего утверждения о том, что групповая идентичность имеет большее значение для избирателей, чем восприятие. экономических трудностей или неравенства.«Простые рассказы о гневе избирателей, — пишут они, — скрывают, кто и почему рассердился». Они утверждают, что в Республиканской партии «разногласия сосредоточились на том, как избиратели относились к группам, к которым они не принадлежали, включая чернокожих, мусульман и иммигрантов». Эти группы вызвали сильные эмоции и активизировали расовую и религиозную идентичность белых избирателей, которые усилились во время президентства Барака Обамы и вызвали негативную реакцию против разнообразия. Авторы называют три основные причины победы Трампа: «раздробленность» внутри Республиканской партии, которая мешала партийным лидерам объединяться в поддержку любого кандидата; чрезмерное освещение в СМИ Трампа, из-за которого он казался лидером, даже когда освещение было сосредоточено на скандалах; и «расовая экономика», в которой расовые взгляды «сформировали то, как избиратели понимают экономические результаты.«У Хиллари Клинтон были проблемы как с посланием, так и со стратегией кампании, она никогда не получала достаточной поддержки от разных избирателей, включая женщин. Авторы сомневаются, что вмешательство России изменило исход выборов. «Контент, спонсируемый Россией», — заключают они, — «составлял бесконечно малую долю» твитов и сообщений, и, хотя этот контент был «вводящим в заблуждение и поляризующим», кампания уже была наполнена подобным подстрекательским контентом. Более того, они утверждают, что «большинство избирателей являются предсказуемыми партизанами, чье мнение трудно изменить.”

Убедительный, хорошо задокументированный анализ выборов 2016 года.
Дата публикации: 23 октября 2018 г.
ISBN: 978-0-691-17419-8
Количество страниц: 336
Издательство: Princeton Univ.
Posted in Разное

Социально-методический центр поддержки СО НКО Московской области