Интеллигенты и интеллектуалы – шаманы и жрецы новой эпохи
В более близкие нам времена шаманы и жрецы приобретают подобающий эпохе вид, не теряя внутренней сути. Характерными образами, в которых можно узнать эти извечные фигуры человеческого мира, являются интеллигенты и интеллектуалы. Первые соответствуют шаманам, а вторые жрецам.
В интеллигенции воплощается психотип людей Возрождения, адептов хаоса, что на большой фактическом материале показано в книге П. Уварова «Дети хаоса: исторический феномен интеллигенции». Хаос — стихия свободы, в то время как космос предполагает наличие ясных знаний, отвергающих другие пути, отсекая иные варианты развития как неверные.
Другое наименование интеллигенции — гуманисты. Но по-скольку адепты Просвещения тоже могут именоваться гуманистами, будем использовать термин интеллигенты, то есть опирающиеся на понимания (лат. intelligentia «понимание», от intellegere «воспринимать, познавать, мыслить», что выводят из inter- «между» и legere «собирать, читать», но и итал.
legato — связанно, лат. lego — посылать, назначать, откуда происходят понятия «делегировать» и «легитимность»). В то время как люди Просвещения опираются на знание, которое может быть просто убеждением, верой.
Как хаос состоит из многих космосов, а из шаманов рождают-ся жрецы, так из интеллигенции возникают узкие специалисты — интеллектуалы. Эти профессионалы в разных областях являются людьми Просвещения, знающими что делать и как делать. Что касается вопроса «зачем делать», то здесь интеллектуал является типичным буржуа. Делать что-либо нужно ради выгоды, успеха, карьерного роста. Люди Просвещения как любые жрецы выступают про-водниками двух высших воль — природы (ведь служение своему «эгоистическому гену» отвечает природной программе) и власти, которая «знает как», воплощает порядок.
Интеллигент в силу обстоятельств может становиться винти-ком системы, но не находит в ней себя, не раскрывается и не расцветает. Вот почему настоящая интеллигенция не может выступать против свободы.
Только в поле свободы возможно развитие интеллектуальных и культурных способностей людей. А противятся свободе в первую очередь люди бездарные, занимающее не свое место, не желающие уступить свой статус.
Если интеллектуалы стараются «пригождаться» там, где это сулит больше выгод (большие города, дворы монархов — места их силы, где ощутима близость к деньгам и людским потокам), то интеллигентом чаще оказывается простой учитель, врач, местечковый поэт и художник. Специфическая черта интеллигента — жизнь вблизи народа. Обычно их участь незавидна, но роль в местной жизни очень важна. Все нации, возникшие в 19-20 веках, стали итогом деятельности местных интеллигентов, изучавших быт, собиравших фольклор, создававших словари диалектов, восстанавливая историю народов, а не монархов. Люди Возрождения возрождали дух своих племен, но на новом историческом уровне это восстановление шло вместе с просвещением как необходимостью приобщения к единой общечеловеческой культуре.
Интеллигент соединяет в себе противоположности — культуру и свободу, консерватизм и либерализм.
Консерватизм — память, знания культурного опыта, накопленного человечеством. Даже знаний тупиковых, ошибочных. Но все знания должны существовать. Хотя бы для того, чтобы не повторять ошибок прошлого. Консерватизм — это «нижний мир» интеллигента, куда полезно путешествовать за поиском ответов на некоторые вопросы. Но для интеллигента более важен «верхний мир» — мир свободы, возможного, будущего. Для жрецов и интеллектуалов эти миры меняются местами. Их верх — мир позитивных, накопленных знаний, а низ — сфера опасной свободы, которую можно использовать лишь дозировано, под присмотром специалистов.
Интеллигенция играет для культуры ту же роль, что инфраструктура для цивилизации. Это символическая канализация, причем в обоих смыслах слова: канализация как процесс направления культуры и образования в народ, в каждое поселение; и канализация как клоака, сточная канава, через которую общество пытается очиститься. Исполняя первую функцию, интеллигент играет роль жреца системы, духовного проводника ее власти на места.
Но и проводника культуры и цивилизации, универсальных знаний. Вторая функция выражается в выполнении роли социального терапевта, имеющего дело с человеческим невежеством, жестокостью, страхами.
Как шаман взаимодействовал с миром светлых духов и ми-ром нечисти, так интеллигент вынужден находиться на границе света культуры и тьмы угнетенных, запутавшихся и запуганных душ. Но всегда ли результат работы такого интеллигента — благо? Если он служит только свету культуры, то, пожалуй, миссия интеллигента будет позитивной. Если же в интеллигенте перевешивает жрец системы, его миссия будет двойственной, вместе со светом знаний он вложит в души и зерна идеологической ограниченности. Грань между настоящим интеллигентом и псевдоинтеллигентом зыбкая, в некоторых поступках одни и те же люди могут переступать ее. По-этому всегда трудно сказать о ком-то — «это интеллигент». Пока человек жив, его духовный центр подвижен, он может переходить на разные стороны силы.
Фанатичные поборники «единственно правильной» культуры или идеологии вряд ли могут быть отнесены к интеллигенции.
Человек, ратующий за приоритет какой-то науки, одного метода по-знания мира — псевдоинтеллигент, изуродованный наспех сколоченной системой образования специалистов. Он же — сноб, привыкший вести себя как чуть подросший ребенок, поучающий младших, играя роль взрослого, более опытного, искушенного и «свободного». Интеллигенту чужда такая «культурная дедовщина». Ментальная черта человека Возрождения — терпимость и интерес к другим, их культуре и мыслям. Потому свобода у интеллигента в приоритете. Сакральное (свобода) первично, сакрализованное (культура) вторично. Поэтому интеллигенция не может быть не либеральной. Но это не значит, что всякий либерал — интеллигент.
Как разрешается конфликт свободы и культуры в душе интеллигента? Внутренней работой по созданию набора представлений, который может быть подвижным, пока живо сознание, способное воспринимать новое, критически переоценивая прежнее. Такой подход делает культуру полем игры смыслов, а не набором догм. Носителем по-настоящему живой культуры может быть только мыслящий субъект.
Поэтому интеллигент выступает источником новых культурных смыслов для других.
Агентом свободы в нас является разум. Чистый разум оперирует только фактами, а значит, он должен быть свободен от влияния культуры, устоявшихся законов, мер и авторитетных мнений. Поэтому настоящие философские тексты выглядят всегда свежо — они свободны от коры представлений, привносимых местом и временем, обращаются к чистому разуму. Если мы попытаемся отделить подлинного интеллигента от мнимого, то определим его по приоритету разума, мысли, свободы над культурой и памятью. Те же, кто превозносят в первую очередь культуру, память, авторитетные представления, ближе к снобам и жрецам.
Жрецы и снобы — категории отчасти совпадающие, но между ними есть сущностная разница. Снобы обычно защищают господствующую в их сознании систему представлений из–за ее «престижности», ведь она является признаком принадлежности к «высшему обществу», а жрецы защищают культуру и господствующую систему из–за того, что она их кормит, дает власть.
Жрец — штатный служитель господствующей системы, а сноб — добровольный помощник, готовый трудиться на ее благо ради ощущения собственной важности.
По ироничному замечанию Олдоса Хаксли, «лицемерие — дар Божий: если бы не интеллектуальные снобы и не их деньги, искусство сдохло бы с голоду вместе со своими служителями». Существование чистого искусства в значительной степени поддерживается за счет снобов и рекламы, возбуждающей в обычных/неискушенных людях те же снобистские чувства. Искушенность и есть снобизм: всякая искушенность влечет замутнение восприятия, поэтому искушенные очень часто неправы. Им скучно жить, ведь восприятие требует новизны, что напоминает необходимость непрерывного повышение дозы у наркомана.
Говоря об интеллигенте, обычно представляют его с книжкой в руках, посещающим театры, кино, культурные мероприятия. Но эти черты в первую очередь характеризуют сноба. Интеллигент это сэлфмен — человек, делающий себя сам. А сноб — сэлфимен, привыкший смотреть на себя чужими глазами, любуясь отражением в зеркалах.
Объединяет их только характерная оторванность от большинства, что заставляет многих не видеть разницы, путать сноба и интеллигента.
По внешним признакам отличить их бывает трудно, потому что сноб мимикрирует под интеллигента, подражая ему в деталях. Но все по-настоящему важное, сущностное скрыто от глаз. Настоящую работу сознания уже невозможно скопировать, или сымитировать. А вот несведущим людям пыль в глаза пустить можно. Да и сами снобы способны искренне считать себя настоящими интеллигентами. Для этого они и стараются перенимать внешние повадки, будучи не в силах понять ход внутренних механизмов души интеллигента.
Почему же фигура интеллигента столь притягательна? Почему снобы ему подражают, жрецы пытаются уничтожить как конку-рента, а толпа готова растоптать лишь потому, что он слишком «не такой»? По той причине, что интеллигент — наиболее роскошный типом человека, каким и должен быть субъект, стремящийся отделиться от природного и социального царства, где царит необходимость.
И снобы, и жрецы, и толпа — типы людей зависимых, подчиняющихся каким-то законам и правилам. Интеллигент же пытается сражаться с драконами в одиночку, начиная с себя, с войны с зависимостями внутри своей души.
***
Одно из наиболее емких обозначений интеллигента: чело-век, слишком много думающий о том, что его не касается. Но такова подлинная повестка человек вообще, как существа космического, которого касается и интересует все. Настоящий интеллигент — прежде всего творец собственного мировоззрения, пытающийся охватить пониманием целостность мира во всей его сложности. Внутри же себя он, как и первобытный шаман, этот противоречивый мир сшивает, переживая все его конфликты. Такое стремление к целостности выразил Людвиг Фейербах: «Я хочу прижать к своему сердцу природу, перед глубинами которой отступает в ужасе богослов; я хочу полюбить человека, но всего человека, которого может понять не богослов, не анатом или юрист, а только философ».
Шаман и интеллигент становятся таковыми, обретая власть над собой и стихиями, которыми выступают общество и природа.
Сознание и есть эта воля, «авангард нашего психического существования, за которым длинный хвост колебаний, слабостей, комплексов и предрассудков» (Карл Юнг). Но не каждый, окунувшийся в океан разрозненных знаний, способен эти противоречия переварить и выработать собственную позитивную программу. Отсюда и образ вечно ноющего «вшивого интеллигента» как слабого и безвольного человека.
Человек большинства тоже никогда ее не вырабатывает, его жизнь выглядит как перманентная адаптация и поиск себя. Впрочем, именно такой вечно становящийся человек выступает идеалом в философии экзистенциалистов. Почему образ слабовольного интеллигента так импонирует человеку массы? Почему образы «лишних людей» и «маленького человека» стали популярны в культуре модерна, а экзистенциализм — мейнстримом в философии ХХ века? Потому что человек массы и интеллигент оказались в сходных условиях утраты духовных ориентиров. Но ошибка экзистенциалистов, что они не разделяют свободу и волю. По их представлениям, мы обречены выбирать всю жизнь, даже отказываясь от выбора.
Такой экзистенциальный человек описан А. Камю в образе Сизифа — персонажа, обреченного на мучения, проживая абсурдную жизнь. И действительно, абсурдной и мучительной является жизнь человека внутренне свободного, но безвольного, страдающего от навязанной ему воли. Тем не менее, большинству удается к определенному возрасту, который обычно определяется как зрелость, достичь со-стояния духовного отупения, когда можно «перестать беспокоиться и начать жить». Чаще всего конец исканиям связан с принятием ценностей окружающего большинства.
Становясь сознательным, субъект достигает зрелости, но оказывается в ответе и за весь окружающий мир, слишком зависящий от человеческой деятельности. Поэтому видеть мир в целостности его сложных связей — необходимость для мыслителя. Не зря слова «университет» и «универсум» имеют один корень. Универсум — мир в его целостности, космос в греческом понимании этого термина, «красивый мир» в противовес непонятному и пугающему хаосу. Университетское образование призвано формировать всесторонне развитых людей, то есть интеллигентов, способных расколдовать вселенский хаос, увидеть за ним порядок.
Деление интеллигенции на «физиков» и «лириков», на техническую и гуманитарную — искажение, появившееся в высшем образовании, когда возник запрос на узких специалистов. Такое деление уводит от полнокровного восприятия мира-универсума, а общества, где торжествует узкопрофильная псевдоинтеллигенция, обречены на блуждание в исторических потемках, на бесплодные, а иногда и опасные социальные эксперименты. Так называемая «техническая интеллигенция» является жрецами-интеллектуалами, чей разум, часто довольно мощный, направлен на решение узких задач. Обычно философией и этическими проблемами такие умы не захватывают, выплескиваясь в различных играх в бисер, типа разгадывания кроссвордов или построения схем личного обогащения.
Интеллигента также характеризует умение не навредить чрезмерным знанием. «Разумному достаточно» — максима, свидетельствующая, что более развитому сознанию нужно меньше информации, чтобы понять что-то. Но это еще и этическая формула, позволяющая останавливаться в познании на определенной мере достигнутого.
Для понимания нет необходимости в полном знании, хотя полное знание в принципе недостижимо. Но даже стремление к полному знанию способно приводить объектов или субъектов такого познания к разрушению. Поэтому уважение субъектности включает признание права на тайну. Не только сознательно оберегаемую, но и тайну как сущностное качество субъекта, принципиально непостижимое даже им самим.
Правда, принцип разумной достаточности противоположен европейскому, сформировавшемуся на заре Возрождения, и выраженному в емкой формуле: «знание — сила». Ее высказал Ф. Бэкон, считавший, что ученый должен пытать вещи, силой вырывая их тайны. Не случайно Шпенглер назвал западноевропейскую цивилизацию фаустовской, ведь Фауст — образ ученого и мага. А магия и ее наследница наука не знают меры в познании, поскольку не подчинены морали. Поэтому западноевропейская цивилизация почти не знакома с феноменом интеллигента, замещаемого интеллектуалом — узкопрофильным специалистом.
В либеральных обществах интеллигента поджидает другое испытание — превращение в разновидность жреца, специалиста определенного узкого профиля, теряющего свою «космическую» суть.
Обычно такой жрец служит не бюрократической системе, а более подвижной, шарнирной — рыночной. Здесь тоже не все про-сто со свободой, но все–таки ее больше. Отсюда и большинство успехов Запада.
***
О феномене русской интеллигенции написано много, особенно самими русскими интеллигентами. Тем не менее, это не уникально русское явление. Такой социальный тип возникает везде, где существует слишком забюрократизированная и оторванная от народа система власти и отсутствуют проявления общественных свобод. Все колесики в таком обществе вертятся по директивам власти, поэтому человек с шаманским даром, пытаясь сохранить себя, превращается в маргинала. Либо служит системе в качестве ее жреца в рабочее время, а в нерабочее становится вольнопрактикующим «человеком культуры». Но такое раздвоение не может не ломать, от него вряд ли появится удовлетворение самим собой. А значит, духовный «дзенский» механизм, определяющий характер интеллигента, легко подвержен слому.
Хотя интеллигент бессознательно воплощает в себе основные качества шамана, существует между ними и ряд различий, мешающих интеллигенту реализоваться в полной мере, а обществу — получить плоды от его реализации плоды.
Таких принципиальных различий два: посвящение и признание. Отсутствие синергии творческого меньшинства с обществом и политической системой делает фигуру русского интеллигента столь трагичной и противоречивой. Обычно «русский интеллигент» — травмированная личность, недошаман, страдающий от невозможности быть собой, от необходимости приспосабливаться и притворяться. Либо его духовный механизм покрывается ржавчиной цинизма, снобизма, ненависти ко всем и вся — более успешным, простому народу, власть имущим.
«Я русский интеллигент. В России изобретена эта кличка. В мире есть врачи, инженеры, писатели, политические деятели. У нас есть специальность — интеллигент. Это тот, который сомневается, страдает, раздваивается, берет на себя вину, раскаивается и знает в точности, что такое подвиг, совесть и т. п. Моя мечта — перестать быть интеллигентом», — писал в дневнике Юрий Олеша.
Интеллигент избыточно для своего общества образованный и культурный, а потому воспринимаемый большинством как странный, либо даже опасный.
Он вынужден постоянно воспроизводить в себе психологическую матрицу «чужого среди своих и своего среди чужих». Не случайно в лучших образцах русского, а потом и советского искусства и литературы, создателями которых была интеллигенция, преобладала тема одинокого и непонятого обществом человека. По сути, русский, а затем советский интеллигент жил во враждебном окружении — как евреи среди гоев. Не зря добрая половина советской культуры создана евреями. Разницы между позднесоветским и еврейским культурным продуктом почти невозможно увидеть. Евреи-интеллигенты Бродский, Довлатов, Шнитке и т. д. обогащали не русскую, а советскую культуру, делая ее уже неким подобием американской, имеющей характер сплава, в котором этнические начала теряются.
Из книги «Революция для своих»
«Интеллигент всегда трудится для других» — Татьянин день
Мы часто гордимся своей интеллигентностью, но при этом плохо понимаем, что это такое. А рядом живёт память об интеллигентах подлинных. Одним из них был великий русский философ Алексей Фёдорович Лосев.
Вчера, 22 сентября, ему исполнилось бы 106 лет.
Алексей Лосев
Интеллигент — человек будущего
Интеллигентность не есть ни большое накопление знаний, ни владение какой-нибудь профессиональной специализацией, ни участие в o6щекультурном прогрессе, ни просто моральное поведение или художественная способность, ни просто какое-нибудь общественно-историческое происхождение, ни просто принадлежность к некоторой общественно-политической прослойке. Все эти качества и особенности либо являются выражением интеллигентности, но не самой интеллигентностью, либо нейтральны к интеллигентности, либо даже враждебны к ней.
Обычно это заменяется употреблением тех или иных частных и более или менее
случайных признаков. Говорят, например, что интеллигентный человек — это умный,
начитанный, добрый и внимательный к другим людям, вежливый, услужливый,
мыслящий, симпатичный, живущий своей особой внутренней жизнью, помогающий людям
в их добрых делах и в их бедах, надежный, бескорыстный, духовно благородный, широкий
в своих взглядах, не эгоист и т.
д. Такие характеристики часто бывают
правильными и даже существенными, часто же необязательными и случайными. Но
самое важное то, что всякая характеристика всегда бывает слишком частной и
лишена необходимой здесь обобщенности.
Делая предельно общий вывод и подводя итог всем частностям, необходимо сказать,
что интеллигентен тот, кто блюдет интересы общечеловеческого благоденствия.
Интеллигент живет и работает в настоящее время так, как в будущем станет жить и
работать человек в условиях общечеловеческого благоденствия. И при этом вовсе не
обязательно, чтобы интеллигент сознавал это в подробностях и чтобы вообще это
сознавал. В этом смысле интеллигентность почти всегда бессознательна. Наоборот,
чересчур большая сознательность в этом деле может только помешать
интеллигентности как живому процессу жизни. А в такой интеллигентности есть
свои глубины, но совершенно необязательно, чтобы интеллигент это понимал. И в
такой интеллигентности есть своя красота; но плох тот интеллигент, который
понимает это совершенно точно; и еще хуже тот, кто это свое понимание выражает
для других напоказ.
Сделать мир лучше
Культурную значимость интеллигентности можно обозначить как постоянное и
неуклонное стремление не созерцать, но переделывать действительность.
Интеллигентность, возникающая на основе чувства общечеловеческого
благоденствия, не может не видеть всех несовершенств жизни и не может
оставаться к ним равнодушной. Для этого интеллигенту не нужно даже много
размышлять. Интеллигентность есть в первую очередь естественное чувство
жизненных несовершенств, инстинктивное к ним отвращение.
Трудиться, трудиться, трудиться
Латинское слово «культура» означает «обработка»,
«разработка», «переработка», «возделывание»…
Она всегда есть сознательная работа духа над своим собственным совершенствованием
и над упорядочением всего того, что окружает человека. Поэтому интеллигентность
существует только там, где есть вооруженность против всякого рода природных,
общественных и исторических несовершенств. Но для этого необходима длительная подготовка,
а для нее идеологически ознаменованный труд.
Быть интеллигентом — значит постоянно и неустанно трудиться.
И притом
интеллигентность не есть просто вооруженность, но и готовность вступить в бой.
А чтобы вступить в бой, надо ориентироваться в общественно-исторической
обстановке. Но так как подобная ориентация требует уже критического подхода к
действительности, то интеллигентность свойственна только такому человеку,
который является критически мыслящим общественником… Еще надо знать, когда
вступать в бой, а когда не вступать. Все эти вопросы интеллигент решает на
основе своей общей идеологической направленности и на основе критического
понимания общественно-исторической обстановки. Это и есть культурное дело
интеллигентности. Такой культурный труд не есть печальная необходимость, но всегдашняя
радость, всегдашняя духовная легкость и всегдашний праздник. Для
интеллигентного человека труд есть праздник вечной молодости и радостного
служения обще человеческому счастью.
Быть интеллигентом — опасно!
В истории весьма редки и непродолжительны такие периоды, когда можно быть
интеллигентом и в то же самое время быть уверенным в своей полной безопасности.
Чаще и продолжительней те периоды, когда интеллигентность заставляет людей
заботиться о себе и о своей культуре, когда она вынуждена обстоятельствами
заботиться о своем вооружении и о своей защите. Однако еще чаще, еще
продолжительней такие периоды, когда наступает необходимость боя. Да и не
только в истории как в общей картине человеческого развития. Самый обыкновенный
быт, самая мирная с виду обывательская жизнь всегда полны забот и тревог,
опасностей и потерь, всегда бурлят неизвестно какими возможностями. Поэтому
подлинная интеллигенция вооружена но только ради открытого в полемическом споре
обнаружения истины, но и ради необходимости бороться со всякого рода скрытыми
несовершенствами жизни.
Но это значит, что подлинная интеллигентность всегда есть подвиг, всегда есть
готовность забывать насущные потребности эгоистического существования; не
обязательно бой, но ежеминутная готовность к бою и духовная, творческая
вооруженность для него.
И нет другого слова, которое могло бы более ярко
выразить такую сущность интеллигентности, чем слово «подвиг».
Интеллигентность — это ежедневное и ежечасное несение подвига, хотя часто только
потенциальное.
Чем проще, тем лучше!
Подлинный интеллигент всегда прост и незатейлив, всегда общителен и откровенен и не склонен аналитически вдумываться в свою интеллигентность. Интеллигент тот, кто, как сказано, всегда целесообразно трудится; но он всегда настолько прост душой, что даже не чувствует своего превосходства над людьми неинтеллигентными. В этом смысле интеллигентности нельзя научиться, но она требует длительного воспитания и самовоспитания. Она не есть философский трактат об интеллигентности; но она есть та культурная атмосфера, которою дышат люди; и она есть простота, которая где-то и когда-то и часто неизвестно почему сама собой возникает в человеке и делает его интеллигентным.
Вот почему интеллигентность не может получить свое определение от тех частных
ее свойств, с которых мы начали свое сообщение.
Естественно поэтому возникает
проблема уже чисто воспитательного характера, но как воспитывается
интеллигентность — это уже предмет совсем другого рассуждения.
В заключение мне бы хотелось ответить на один вопрос, который возникает у
многих при ознакомлении с моей теорией интеллигентности. Говорят, что такая
интеллигентность чересчур уж высока, чересчур недосягаема и потому практически
неосуществима. На это я должен сказать, что для большинства людей учебник
дифференциально-интегрального исчисления тоже очень труден, тоже требует
больших усилий для усвоения и многих лет учебы в области элементарной
математики. При этом одни усваивают такого рода учебник глубоко и даже
становятся профессиональными математиками. Другие с успехом применяют
математику в астрономии и в технике. Третьи усваивают такой учебник с большим
трудом, лишь бы сдать этот предмет на экзамене. Наконец, четвертые, а их подавляющее
большинство, и вовсе не приступают к изучению этой науки.
Интеллектуальное определение и значение | Британский словарь
1 интеллектуал /ˌɪntəlɛktʃəwəl/ прилагательное
1 интеллектуал
/ˌɪntəlɛktʃəwəl/
прилагательное
Britannica Dictionary определение ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОГО
1
:
способности логически мыслить или относящейся к ней
детский интеллектуальный развитие/рост
интеллектуальные вызовы
интеллектуальные деятельность/упражнения
[+] больше примеров [-] скрыть примеры [+] Примеры предложений [-] Скрыть примеры
2
[более интеллектуальный; самый интеллектуальный]
:
включая серьезное изучение и размышление
социальная и интеллектуальная жизнь кампуса
приверженность библиотеки интеллектуальной свободе [=свободе, которая позволяет людям думать или изучать то, что они хотят]
[+] больше примеров [-] скрыть примеры [+] Примеры предложений [-] Скрыть примеры
б
человека
:
умный и наслаждающийся серьезной учебой и размышлениями
[+] больше примеров [-] скрыть примеры [+] Примеры предложений [-] Скрыть примеры
/ˌɪntəlɛktʃəwəli/ наречие
[+] больше примеров [-] скрыть примеры [+] Примеры предложений [-] Скрыть примеры
2 интеллектуал /ˌɪntəlɛktʃəwəl/ существительное
множественное число интеллектуалы
2 интеллектуал
/ˌɪntəlɛktʃəwəl/
сущ.
множественное число интеллектуалы
Britannica Словарь определения ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОГО
[считать]
:
умный человек, который любит серьезно учиться и думать
:
интеллектуальный человек
Он думает, что он интеллектуал , но он не знает, о чем говорит.
Она трудолюбивая, но не очень интеллектуальная .
кафе, где общаются художники и интеллектуалы
[+] больше примеров [-] скрыть примеры [+] Примеры предложений [-] Скрыть примеры
— Лексикон Айн Рэнд
Домашняя страница
Поиск Поиск Профессиональный интеллектуал — полевой агент армии, чей
главнокомандующий — философ .
Интеллигент несет в себе
применение философских принципов ко всем областям человеческой деятельности. Он
задает курс общества, передавая идеи из «башни из слоновой кости»
философ университетскому профессору — писателю — художнику —
газетчику — политику — кинорежиссёру — в ночной клуб
певец — обывателю. Специфическими профессиями интеллектуала являются
в области наук, изучающих человека, так называемых «гуманитарных наук», но
именно поэтому его влияние распространяется на все другие профессии. Те, кто
иметь дело с науками, изучающими природу, должны полагаться на интеллектуальное для
философское руководство и информация: для моральных ценностей, для социальных теорий,
для политических предпосылок, для психологических положений и, прежде всего, для
принципов эпистемологии, той важнейшей области философии, которая изучает
средством человеческого познания и делает возможными все другие науки.
интеллектуал — это глаза, уши и голос свободного общества: это его работа для
наблюдать за событиями в мире, оценивать их значение и информировать
мужчин во всех других областях.
«Для нового интеллектуала»,
Для нового интеллектуала , 27
[Интеллектуалы] — это группа, обладающая уникальной прерогативой: быть либо самым продуктивным, либо самым паразитическим из всех социальных группы.
Интеллектуалы служат проводниками, законодателями моды, приводными ремнями или посредники между философией и культурой. Если они примут философию разума, если их целью является развитие разумных способностей человека и стремление к знаниям — они являются наиболее продуктивными и наиболее влиятельными в обществе. группе, потому что их работа обеспечивает основу и интеграцию всех других Деятельность человека. Если над интеллектуалами доминирует философия иррационализм, они становятся безработными и безработными в обществе.
С начала девятнадцатого века американские интеллектуалы — с очень
исключением — были смиренно послушные последователи европейской философии,
вступил в эпоху упадка. Приняв его основы, они не смогли
иметь дело с или даже понять природу этой страны.
«Предварительный просмотр»,
Письмо Айн Рэнд , I, 24, 1
Исторически профессиональный интеллектуал — совсем недавнее явление: он
датируется только промышленной революцией. нет профессиональных
интеллектуалы в первобытных, диких обществах есть только знахари.
В Средние века не было профессиональных интеллектуалов, были только
монахи в монастырях. В эпоху после Возрождения, до рождения
капитализм, люди разума — философы, учителя,
писатели, ранние ученые — были людьми без профессии, т. е. без
общественно признанное положение, без рынка, без средств заработка
средства к существованию. Интеллектуальные занятия должны были зависеть от случайности унаследованного
богатство или на благосклонность и финансовую поддержку какого-либо богатого защитника. И
богатство также не было заработано на открытом рынке; богатство было приобретено
завоевание, силой, политической властью или благосклонностью тех, кто
политическая власть. Торговцы находились в более уязвимой и опасной зависимости от
благосклоннее, чем интеллигенция.
Профессиональный бизнесмен и профессиональный интеллектуал вошли в существование вместе, как братья, рожденные промышленной революцией. Оба являются сыновья капитализма — и если погибнут, то погибнут вместе. Трагический ирония будет заключаться в том, что они уничтожили друг друга; и основная доля вина будет принадлежать интеллектуалу.
«Для нового интеллектуала»,
Для нового интеллектуала , 12
Copyright © 1986, Гарри Бинсвангер. Авторские права на введение © 1986 Леонарда Пейкоффа. Все права защищены. За информацией обращайтесь в New American Library.
Отрывки из книги «Зловещие параллели » Леонарда Пейкоффа.
Copyright © 1982 Леонард Пейкофф. Перепечатано с разрешения
Издательство Штейн и Дэй. Выдержки из Романтический манифест ,
Айн Рэнд. Copyright © 1971, The Objectivist .
Перепечатано с разрешения Harper & Row, Publishers, Inc.