Рифмы к слову ПАНИКЕР на сайте Slovopoisk.com
ЭКС-СПИКЕР
ЛИКЕР
СПИКЕР
КИНОХРОНИКЕР
КИНОХРОНИКЕР
ХРОНИКЕР
ХРОНИКЕР
ШЛИКЕР
ВИЦЕ-СПИКЕР
ЛИКЕР
ТИККЕР
ТАНКЕР
ПОКЕР
РОЛКЕР
КЛАКЕР
АСКЕР
БЛЕНКЕР
ДОКЕР
КАЗАСКЕР
СТУДЕБЕКЕР
ШАНКЕР
ФЛАНКЕР
НКЕР
КРЕКЕР
ПАРКЕР
КЛАКЕР
ДЮКЕР
ЗЕНКЕР
БЕДЕКЕР
КАМЕР-ЮНКЕР
ШТЕКЕР
РОКЕР
БУККЕР
ФЛАНКЕР
ФЛИККЕР
ДЖОКЕР
БЛОК-МАРКЕР
СПИНАКЕР
КЮХЕЛЬБЕКЕР
МАРКЕР
БРОКЕР
БРАКЕР
ЮНКЕР
БУНКЕР
КВАКЕР
ЭКЕР
КОКЕР
БРАКЕР
СУПЕРТАНКЕР
ПОРТУПЕЙ-ЮНКЕР
ЭСТАНДАРТ-ЮНКЕР
СТАКЕР
АНКЕР
СТОКЕР
НУКЕР
ШТЫК-ЮНКЕР
ПЕЙКЕР
ЭККЕР
ТАБАКЕР
БУКМЕКЕР
КИОСКЕР
ХАКЕР
ЭРКЕР
КИОСКЕР
МАРКЕР
КЛИНКЕР
ФЕЙЕРВЕРКЕР
ГЕОСФЕР
ЛЫКОДЕР
ВЕНДИСПАНСЕР
ГРУНТОМЕР
ДЫМЕР
АВАНКАМЕР
МАГНЕТИЗЕР
ФЕХТМЕЙСТЕР
БРОНЕТРАНСПОРТЕР
ЭЛЕКТРОМОНТЕР
НУТРОМЕР
СОРЕЖИССЕР
КАМЕРДИНЕР
ГОСПИТАЛЬЕР
ЛАСЕНЕР
ГЕЛЛЕР
ЧАРТЕР
ЭКСТЕРЬЕР
АССЕМБЛЕР
ЛАЗЕР
ПОНТОНЕР
АРХИМИЛЛИОНЕР
ГЕТТЕР
ФРИЗЕР
ЭММЕР
РЕКОРДЕР
СТРИПТИЗЕР
ПРОГИБОМЕР
РЕЙТЕР
СНЕГОТРАНСПОРТЕР
ВЕБЕР
СТИПЛЕР
ГЕРОЛЬДМЕЙСТЕР
МЕТРАМПЕР
КУЛЬЕР
ФРАКЦИОНЕР
БОБЕР
ЖОСТЕР
БЛОК-СОПОЛИМЕР
ЗВУКОРЕЖИССЕР
ЗАИНТЕР
ОБМЕР
СНЕГОМЕР
БЕДЕР
КОНВЕЙЕР
ВОЛОНТЕР
МЮНСТЕР
ФЛЮГЕР
ГЛЕТЧЕР
ПАДЕПАТИНЕР
КОСТЫЛЕДЕР
ЭКСГАУСТЕР
БИОПОЛИМЕР
ТАПЕР
ХАРАКТЕР
КООРДИНАТОМЕР
РЕЙСФЕДЕР
ГОФМЕЙСТЕР
ИСТЕР
ГИТЛЕР
ИМПОРТЕР
ДОЖДЕМЕР
ВОЛЬТИЖЕР
ОСЕР
ЗАСВЕР
ЭФЕМЕР
ВЫСОКОМЕР
КОМПОСТЕР
ЗАПЕР
ГУВЕР
ХИТЕР
КОНЦЕССИОНЕР
КОММИВОЯЖЕР
ЭСПЕР
РЕФУЛЕР
ДИЛЕР
ОДЕР
ЭЛЕКТРОЛИЗЕР
ВАЛЬВЕР
ПАРИКМАХЕР
ЗУБОДЕР
КЛАСТЕР
ФУЖЕР
ВОДОМЕР
КОНВЕР
РОСТОМЕР
ХОППЕР
МЕНЕДЖЕР
АДЛЕР
МИНЕР
КУАФЕР
Александр Васинский — Сады Приапа, или Необыкновенная история величайшего любовника века » Страница 15 » Каждый день читать книги онлайн бесплатно без регистрации
Лапиков опытным глазом слуги давно научился различать, когда хозяин нервничает из-за женщин, а когда по причине деловых осложнений. На этот счет имелся верный индикатор: интенсивность окраса пятен, выступавших на черепе босса в минуты волнения. Мягкая разжиженная розоватость, быстро переходящая в глухую агрессивную багровость, — это женщины. При этом любовные пятна ползли к темени от заушных выступов зигзагами по затылку. Коммерческие и всякие деловые неприятности вызывали пятна бледные, обескровленные, блеклой цветовой гаммы. Маршрут миграции у деловых пятен был другой — они, как некие ледники, сползали с макушки вниз по всей площади черепа (обтекая лицо) и скрывались в складках шейного платка.
Но сегодня пятна вели себя странно: по цвету они были любовные, а по маршрутам миграции — деловые. И Лапикова осенило: ба! здесь замешаны и женщина, и финансовые виды, и тщеславие… Лапиков вспомнил вчерашний ажиотаж, беготню Юджина, которому босс поручил невыполнимое задание: сделать его, Уда, потомственным дворянином и бароном ко времени встречи с Афродитой. В голову этим выходцам из низов самых низов иногда приходят дерзновенные мысли. Что касается титула барона, то Уд на этом заколдобился только потому, что ему ужасно нравилось слово «баронесса».
Сначала Юджин категорически отказался от задания, заявив, что все эти игры с титулами сплошная пошлость.
— К тому же, — сказал Юджин, — все это претит моим убеждениям.
Босс посмотрел ему в глаза долгим взглядом и спросил его, какой том собрания сочинений у него выходит.
— Четвертый, — сказал Юджин и поехал в Московское Дворянское собрание. Он отстоял двухчасовую очередь. Там с него для начала потребовали такое количество справок, свидетельств, поручительств и т. п., что он понял: задание босса сорвано. Страх сменился стыдом. Он клял себя за интеллигентскую слабохарактерность. При выходе из особняка к нему подошел человек какой-то неопределенной пепельной внешности, представился стряпчим императорского дома и, выслушав его, приободрил.
— Ваша проблема решаема, — сказал он. — За срочность двойная плата.
Юджин заметил у стряпчего на руке наколку якоря, но ему было не до придирок: до свидания босса с Афродитой оставалось всего 27 часов.
…И вот утром по сотовой Лапикову звонит Юджин: можно ехать, все готово, остались маленькие формальности. Лапиков записывает адрес, докладывает боссу.
— Он еще на связи? — спросил Уд.
— Да, — сказал Лапиков.
— Спроси у него: мое генеалогическое древо готово?
— Юджин, босс спрашивает, его генеалогическое древо готово? Понял. Шеф, он говорит, что как раз этим занят. И девизом, и фамильным гербом.
— Молодец. Хорошо. Поехали.
Когда огромный лимузин остановился возле обшарпанного одноэтажного особняка по соседству с прачечной и военкоматом, Уд сразу заподозрил туфту.
— Лапиков! Что это, Лапиков?
Лапиков вынул какую-то бумажку, сверил адрес, все сходилось.
— Это резиденция представителя Его Императорского Высочества, регента и блюстителя Российского престола. Так написано, босс.
Тем временем у подъезда особняка и в маленьком дворике толклись личности, которые сразу не понравились Уду. Богатые прощелыги. Шушера. Мелькнул известный шоумен. И опять мордовороты. Не понравилось Уду и то, что все соискатели дворянского звания подъезжали сюда на иномарках. Откуда-то из полуподвала вышли явно поддатые казаки и с ними такие же ряженые «господа офицеры», видимо, участники будущей «церемонии». Уд увидел в окне Юджина, он с кем-то довольно бурно объяснялся. Это был человек из свиты блюстителя престола, герольдмейстер императорского дома.
Юджин на повышенных тонах наседал на герольдмейстера.
— Как так сорвалось? Мы же договаривались именно о потомственном дворянстве! — почти кричал Юджин. — За такие деньги любую фамилию можно вписать в Готский альманах!
— Не получилось по времени, я пытался, даю слово дворянина, — верещал герольдмейстер.
— К черту ваше слово! Меня из-за вас четвертуют!
— Умоляю… успокойтесь… Я вам предлагаю вполне легитимную августейшую грамоту — вашему клиенту будет пожаловано дворянство и титул. Я и так взял на себя грех…
— Какой еще, к черту, грех?!
— В принципе, я не имею права выдавать документы на титул барона, если клиент не знает французского языка.
— Но вам же за это незнание заплатили пять тысяч долларов!
— Тише, тише, — герольдмейстер пугливо озирался. — Я и так весь на иголках. Я просто разрываюсь на части. Я наложу на себя руки.
С неуместной улыбкой Юджин, глядя на этого человека, вспомнил про странное животное, о котором недавно читал в журнале «Знание — сила». Это несчастное существо природы называлось по-латыни bulldog-ant и принадлежало к одному из видов австралийских муравьев. Эти агрессивные существа как бы воплощали собой трагедию раздирающих их внутренних противоречий. Неуживчивость с собой могла кончиться для них смертельно. Если муравья раздирали на части, то голова с челюстями начинала борьбу с собственным хвостом, а тот, в свою очередь, отражал нападения головы своими выпадами и уколами.
Герольдмейстер, недовольный собой, готов был, кажется, размозжить себе голову руками. Наконец, усилием воли (или привычки) он унял в себе эмоции саморазрушения и быстрым движением положил перед Юджином какой-то каталог.
— Что это?
— Это образцы фамильных гербов и девизов. Не угодно ли взглянуть?
Юджин полистал фолиант, ткнул пальцем.
— Что там?
— Вот это — «Non sine labore».
— «Ничего, кроме труда»… — кисловато повторил герольдмейстер. — Вы уверены? Не очень ли приземленно, господин Манкин? Не хотите вот этот девиз, номер 87 — «Habeas corpus tuum» — «Располагай своим телом»? Или вот под № 101 — «Vive ut vivas», а? «Живи, чтобы жить». Намного веселее, а стоит столько же.
— Хорошо. Пусть будет № 87. Внесите в счет. А герб можно вот этот. Спинка горностая, три белые лилии на голубом…
— Извините, господин Манкин… Это ваш клиент вон там стоит, на вас смотрит?
Дернувшись шеей, Юджин увидел зрящее на него свирепое лицо босса.
— Боже мой, он давно тут стоит?
— Уже минут семь, — сказал герольдмейстер. — Ия скажу вам, господин Манкин, что этот герб ему совершенно не подходит. Какие белые лилии, когда ваш клиент, прости Господи, конь с яйцами!
— Что-о? Вы в своем уме, герольдмейстер? Что вы такое несете?..
— Ну, простите, простите… Знаете, от этих новых дворян голова идет кругом…
…Грянул туш. Парадный лакей громким, хорошо поставленным голосом пригласил всех в залу. Босс стоял возле лимузина и не двигался с места.
— Это самая настоящая «кукла», Лапиков, — сказал босс. — Я не барон, но я не дурак. Это самая настоящая дешевка.
Он вдруг замолчал, схватился за ручку дверцы лимузина.
— Что? Телевидение?
И скрылся в салоне.
— Мотай отсюда быстрее, мудак! — крикнул он шоферу.
Минут через семь брошенный Манкин звонил ему по сотовой.
— Ты знаешь, я много раз был тобой доволен, Юджин, — перебил его Уд. — Но с этим дворянством ты схалтурил. Во-первых, Лапиков говорит, что этот блюститель российского престола — самозванец. Как его, Лапиков? А? Ну как? Тем более. Где ты его откопал? Не надо никаких оправданий… А что это было за телевидение? Ты вызывал? «Времечко»? Ну, Манкин, ты меня подставил. Я от тебя такого не ожидал, такую «куклу» ты мне подсунул.
— Какая «кукла», босс! Десять тысяч баксов наличными!
— Вот именно, — отрезал Уд. — Есть вещи, которые не продаются и не покупаются. А здесь какой-то эксченч. Что-что, а блатное дворянство мне не нужно.
Он бросил аппарат на колени Лапикову. Юджин что-то продолжал говорить, но Уд кивнул Лапикову, чтобы выключил связь. Лимузин бесшумно катил по центру. По ту сторону тонированных стекол плыли Александровский сад, краснокирпичное здание Музея В. И. Ленина… Развернулись у Большого, двинули по Тверской, налево, к Арбату.
— Ну и морды там были… — брезгливо сказал босс. — Налей ванну. Хочу отмыться.
— Что? — не расслышал Лапиков.
— Ванну, говорю, налей барону, холоп! — крикнул с хитринкой босс и захохотал, сбрасывая с себя накопившееся напряжение. — А потом, Лапиков, отвези меня в казино. Мне надо расслабиться. Скажи мне, Лапиков, почему я люблю прожигать деньги в казино, а?
Лапиков подумал и сказал:
— Потому что эти деньги, босс, — улики.
Уд посмотрел на Лапикова и зауважал его.
3
Да, это был первый прокол Манкина за время службы у босса. Поэтому, когда поехали в Дом журналиста на презентацию фирменного ликера второго поколения, Юджин старался всячески вернуть расположение шефа после прокола с псевдодворянством. И ему, похоже, это удалось. Презентация прошла отлично, на халяву съехался весь репортерский цвет. Уд произнес блестящую речь, которую процитировали некоторые газеты. Потом в отдельных кабинетах провели успешные переговоры на поставку ликера в ряд стран СНГ. За обедом в своем узком кругу (босс, Лапиков, Юджин, постельничий, два-три эксперта) обсуждали итоги первой половины насыщенного событиями дня. Юджин время от времени что-то записывал.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ НАЧАЛО ЦАРСТВОВАНИЯ. Король Георг V
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
НАЧАЛО ЦАРСТВОВАНИЯ
Конец эпохи. — Шляпа, трость и перчатки. — Отравленные перья. — Эшер и Менсдорф. — Королевские резиденции. — Помазанник Божий.
6 мая 1910 г. принц Уэльский вступил в права наследства, которым так гордился и которого так страшился. В этот день он записал в дневнике:
«В 11.45 тихо скончался любимый папа. Я потерял своего лучшего друга и лучшего из отцов. Я так и не успел с ним как следует поговорить. Я убит горем и исполнен печали, но Господь поможет мне исполнить свои обязанности, а дорогая Мэй, как всегда, будет мне утешением. Да придаст мне Господь сил, и пусть он направит меня в выполнении той трудной задачи, что выпала на мою долю».
Последние дни короля Эдуарда, как в зеркале, отразили всю его беспокойную жизнь. Вечером 27 апреля, в среду, он возвратился в Лондон после отдыха в Биаррице. Несмотря на усталость после поездки и подхваченный где-то бронхит, он уже через два часа отправился в «Ковент-Гарден» послушать пение Тетраццини в опере «Риголетто». На следующее утро он вернулся к обычным государственным делам, а так же побывал на закрытом просмотре в Королевской академии и пообедал с мисс Агнес Кейзер, основавшей в Лондоне больницу, ныне носящую ее имя; королева Александра оставалась на Корфу со своим братом, греческим королем, и приехала в Лондон лишь за день до смерти мужа. В пятницу король снова побывал в театре, где слушал оперу «Зигфрид». Выходные он провел в Сандрингеме и, несмотря на дождь и ветер, обходил имение, чтобы посмотреть, как идут работы. Во второй половине дня в понедельник, вернувшись в Букингемский дворец, он почувствовал боли в сердце, ему стало трудно дышать. Тем не менее всю эту последнюю неделю он работал и не отменил ни одной назначенной встречи. «Я не сдамся, — заявил он одному из посетителей, когда тот стал уговаривать его поберечь себя. — Я буду работать до конца». Утром в пятницу 6 мая он попытался выкурить сигару и во фраке принял своего ближайшего друга сэра Эрнеста Кассела. Однако после полудня король совсем лишился сил и все же не соглашался лечь в постель. Вечером он был еще способен воспринять известие, что его лошадь по кличке Повелитель Воздуха выиграла скачки в Кемптон-парке. Когда же принц Уэльский повторил это сообщение, отец ответил: «Да, я понял. И очень рад». Это были его последние членораздельные слова. Около полуночи король умер.
Рано утром следующего дня старший сын сообщил новому королю Георгу V, что над Букингемским дворцом, где скончался покойный король, приспущен королевский штандарт. Георг тут же приказал развернуть его во всем величии над его собственной резиденцией — Мальборо-Хаус. Точно такой же инцидент имел место девятью годами раньше, когда новый король Эдуард VII заметил, что приспущенный королевский штандарт развевается над яхтой, которая перевозила из Осборна останки его матери. Когда у капитана яхты потребовали объяснений, тот пояснил: «Королева умерла», на что Эдуард VII ответил: «А король жив».
Покончив с этим небольшим, но многозначительным инцидентом, Георг V начал первое утро своего царствования со встречи с членами Тайного совета, к которым обратился с короткой искренней речью. Через два дня он присутствовал на традиционной церемонии, и герольдмейстер объявил о его восшествии на трон:
«ПОСКОЛЬКУ ВСЕМОГУЩИЙ ГОСПОДЬ ПРИЗВАЛ К СЕБЕ НАШЕГО ПОКОЙНОГО СУВЕРЕНА, ЛОРДА КОРОЛЯ ЭДУАРДА СЕДЬМОГО, ДА БУДЕТ БЛАГОСЛОВЕННА И ПРЕКРАСНА ЕГО ПАМЯТЬ, С ЕГО СМЕРТЬЮ ИМПЕРСКАЯ КОРОНА СОЕДИНЕННОГО КОРОЛЕВСТВА ВЕЛИКОБРИТАНИИ И ИРЛАНДИИ ПО ПРАВУ ПЕРЕХОДИТ К ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО БЛАГОРОДНОМУ И МОГУЩЕСТВЕННОМУ ПРИНЦУ ГЕОРГУ ФРЕДЕРИКУ ЭРНЕСТУ АЛЬБЕРТУ.
ПОЭТОМУ МЫ, ДУХОВНЫЕ И МИРСКИЕ ВЛАДЫКИ СЕГО КОРОЛЕВСТВА, В ПРИСУТСТВИИ ЧЛЕНОВ ТАЙНОГО СОВЕТА ЕГО ПОКОЙНОГО ВЕЛИЧЕСТВА, МНОГИХ ДРУГИХ НАИБОЛЕЕ ДОСТОЙНЫХ ДЖЕНТЛЬМЕНОВ, ЛОРДА-МЭРА, ОЛДЕРМЕНОВ И ГРАЖДАН ГОРОДА ЛОНДОНА НАСТОЯЩИМ ЕДИНОДУШНО И ЕДИНОГЛАСНО, ГОЛОСОМ И СЕРДЦЕМ ОГЛАШАЕМ И ОБЪЯВЛЯЕМ:
БЛАГОРОДНЫЙ И МОГУЩЕСТВЕННЫЙ ПРИНЦ ГЕОРГ ФРЕДЕРИК ЭРНЕСТ АЛЬБЕРТ НЫНЕ, ПОСЛЕ КОНЧИНЫ НАШЕГО ПОКОЙНОГО, БЛАЖЕННОЙ ПАМЯТИ СУВЕРЕНА, СТАНОВИТСЯ НАШИМ ЕДИНСТВЕННЫМ ПО ЗАКОНУ И ПРАВУ СЕНЬОРОМ ГЕОРГОМ ПЯТЫМ, БОЖЬЕЙ МИЛОСТЬЮ КОРОЛЕМ СОЕДИНЕННОГО КОРОЛЕВСТВА ВЕЛИКОБРИТАНИИ И ИРЛАНДИИ, А ТАКЖЕ ЗАМОРСКИХ БРИТАНСКИХ ДОМИНИОНОВ, ЗАЩИТНИКОМ ВЕРЫ, ИМПЕРАТОРОМ ИНДИИ, КОЕМУ МЫ ИСКРЕННЕ И СМИРЕННО ВЫРАЖАЕМ СВОЮ ВЕРНОСТЬ И ОБЕЩАЕМ НЕИЗМЕННОЕ ПОВИНОВЕНИЕ, А ТАКЖЕ МОЛИМ БОГА, ПО ЧЬЕМУ ПОВЕЛЕНИЮ ЦАРСТВУЮТ КОРОЛИ И КОРОЛЕВЫ, БЛАГОСЛОВИТЬ ПРИНЦА КРОВИ ГЕОРГА ПЯТОГО НА ДОЛГИЕ И СЧАСТЛИВЫЕ ГОДЫ ЦАРСТВОВАНИЯ.
БОЖЕ, ХРАНИ КОРОЛЯ!»
Супруга Георга уже без особой помпезности, также поменяла имя и титул. До 1910 г. она была известна как принцесса Мэй и официально подписывалась первым из двух ее имен — Виктория. Через несколько дней после восшествия на престол она писала тете: «Надеюсь, ты одобришь мое новое имя Мария. Джордж не любит двойных имен, а Викторией я быть не могу. Только как-то странно в 43 года быть заново окрещенной». И далее королева Мария добавила: «Я сожалею о том тихом, спокойном времени, которое было раньше, теперь все станет более сложным и более официальным».
Неотложной обязанностью нового монарха была встреча с членами правительства. Поскольку премьер-министр Асквит еще не вернулся из поездки по Средиземноморью, первым из министров, кого пригласили в Букингемский дворец, стал канцлер Казначейства Ллойд Джордж. «Король был чрезвычайно мил, — отметил канцлер. — Много говорил об отце, которого, очевидно, очень любил. Глаза его были полны слез».
Скорбь по умершему королю Эдуарду принимала различные, иногда весьма причудливые формы. Одна хозяйка гостиницы, в которой он когда-то останавливался, вшила черные шелковые ленты в нижнее белье своей дочери; другая обмотала черную траурную повязку вокруг дерева, которое за пять лет до этого король посадил в ее саду. Бакалейщик с Джермин-стрит отметил смерть известного обжоры тем, что заполнил свою витрину черными браденхэмскими окороками. Сэр Артур Герберт, британский посол в Норвегии, устроивший в здании миссии танцы как раз в тот вечер, когда, как потом выяснилось, и умер король, получил выговор от Форин оффис, а на следующий год досрочно отправлен в отставку.
За три дня к выставленному в Вестминстер-холле катафалку пришли попрощаться с королем 250 тыс. подданных. Сэр Шомберг Макдоннелл, секретарь Его Величества канцелярии, замечает, что первыми из них были «три женщины из числа белошвеек, очень плохо одетые и очень почтительные». Их чувство приличия, добавляет он, составляло резкий контраст по сравнению с более высокопоставленными скорбящими: «Был здесь и премьер-министр вместе с мисс Асквит; прислонясь к одной из напольных ламп, он наблюдал за проходящими. Эту его позу и общее поведение лично я нахожу довольно оскорбительными. Боюсь, что он перед этим хорошо отобедал и был склонен рассматривать происходящее как некий спектакль».
Поведение министра внутренних дел Уинстона Черчилля было еще более вызывающим. Вечером, в 22 ч. 40 мин., когда зал был уже закрыт на ночь, он с семьей на четырех автомобилях нагрянул в Вестминстер, чтобы взглянуть на гроб короля. Получив отказ, стал спорить, оскорбил возмущенного служителя и лишь тогда уехал. Подобное поведение было вообще характерно для первых лет карьеры Черчилля. Несколькими днями раньше, во время официальной аудиенции у нового короля, он внезапно заявил, что в конституцию необходимо внести большие изменения. Монарх, задетый бестактностью Черчилля, сумел себя сдержать, лишь заявил, что против всяких резких изменений.
На похоронах в Виндзоре присутствовали восемь королей и один император; расходы на их содержание и содержание других официальных участников траурной церемонии составили 4644 фунта. Сразу за гробом шествовал любимый терьер короля Эдуарда по кличке Цезарь; и германский император иронично заметил, что ему в жизни приходилось совершать много одиозных поступков, но ни разу не доводилось уступать место собаке. Маленькая дочь лорда Кинноулла, которая присутствовала на похоронах и на которую церемония произвела сильное впечатление, в тот вечер отказалась молиться на ночь. «Это не имеет смысла, — объяснила она. — Бог слишком занят, распаковывая вещи короля Эдуарда».
Охваченному скорбью новому королю, однако, пришлось столкнуться с теми мелочами протокола, которые при дворе часто выходят на первый план. Так, представители Королевской конной гвардии считали, что именно им, а не гренадерам должна быть доверена охрана гроба с телом Эдуарда VII перед отправкой его из Букингемского дворца в Вестминстер-холл. Действительно, соглашались гвардейцы, именно гренадеры в 1901 г. охраняли в Остине останки королевы Виктории, но это была частная резиденция, а не королевский дворец. Вопрос был переадресован лорд-канцлеру,[32] который мудро заключил, что в деле назначения своих слуг для исполнения той или иной миссии суверен не может быть связан какими-либо прецедентами.
Другим раздражающим фактором стала полная некомпетентность в административно-хозяйственных вопросах герцога Норфолкского, который в качестве наследного графа-маршала Англии[33] отвечал за организацию похорон в церкви Святого Георгия в Виндзоре. Всего за день до службы в объявленном им распорядке выявилось множество ошибок, так что одному из придворных и четверым клеркам пришлось провести взаперти несколько часов, переписывая его заново. «Я люблю герцога, — говорил король Георг Шомбергу Макдоннеллу, — он очаровательный, честный, прямодушный маленький джентльмен, лучше некуда. Но как деловой человек он никуда не годится. Вот я и спрашиваю Вас, Шом, разве мне не тяжело?»
Но больше всего хлопот в эти первые дни нового царствования доставляла королю волевая, с властным характером сестра королевы Александры Мария Федоровна. Вдовствующая российская императрица побуждала вдову короля Эдуарда занять место впереди жены царствующего государя: этому обычаю следовали в Санкт-Петербурге, но отнюдь не при Сент-Джеймсском дворе.[34] С характерной для них сдержанностью ни король Георг, ни королева Мария не пожелали в такой момент спорить с королевой Александрой, и вдовствующая императрица добилась своего. Таким образом, во время похорон возле гроба стояла королева Александра в сопровождении сестры, тогда как королева Мария заняла менее почетное место.
Доставляли беспокойство и некоторые дипломатические представители. Французский министр иностранных дел мсье Пишон был шокирован тем, что в похоронной процессии впереди него оказались принцы Орлеанского дома, и пожаловался министру иностранных дел сэру Эдварду Грею. Оказавшись в одной карете с экс-президентом США Теодором Рузвельтом, он также заговорил о пренебрежении, с которым якобы относятся здесь к представителям республик. Их кучер, негодовал он, одет в черное, тогда как кучера следующих впереди королевских карет одеты в багряно-красные ливреи. Рузвельт отнесся к его словам равнодушно и заметил, что был бы доволен даже в том случае, если бы кучер был одет в желтое с зеленым. Это ехидное замечание, произнесенное на скверном французском, Пишон понял с точностью до наоборот, решив, что Рузвельт желает, чтобы кучер был одет именно в такие цвета.
Специально присланные для участия в похоронах дипломаты также не всегда желали соблюдать установленное правило, по которому они обладали более высоким статусом, чем их посольства и миссии в Лондоне. Незадолго до аудиенции у короля — а он должен был принять всех по очереди в установленное время — один из них написал записку королевскому распорядителю лорду Орматуэйту, прося принять первыми его вместе с соотечественниками, поскольку на этот день у них назначена важная встреча в Манчестере. Орматуэйт, подавив искушение немедленно отвергнуть эту просьбу, решился передать ее королю. Вечером получил ответ. Вероятно, он ожидал вспышки гнева, но в записке, нацарапанной карандашом, было лишь несколько слов: «Я приму их последними».
Другие проблемы нового царствования не были разрешены так же по-императорски.
Когда король Георг V взошел на трон, оставалось всего несколько недель до его сорокапятилетия. Хотя он был едва ли ниже ростом, чем его отец, ему все же не хватало величественной осанки покойного короля. Всю жизнь он оставался довольно худым, отвергая обувь на высоких каблуках, с помощью которых Эдуард VII увеличивал свой рост. Когда леди Минто принимала в Доме правительства в Калькутте тогда еще принца Уэльского, она отметила, что Книга взвешиваний, в которой должны были регистрироваться даже самые именитые гости, открывалась записью от 3 января 1876 г., сделанной будущим королем Эдуардом VII: «Альберт Эдуард, — шутливо писал он, — 14 ст. 9 и 3/4 ф.,[35] в тяжелой военной форме». Ровно через тридцать лет его сын сделал свою запись: «Георг П.: 10 ст. 7 ф.».[36] За четверть столетия он едва прибавил семь фунтов.[37] Затем болезнь лишила его привычной физической нагрузки, и в 1930 г. он записал в своем дневнике: «Обратился к портным, чтобы перешили мою форменную одежду, которая, увы, стала чересчур тесной!»
Но даже самый искусный портной не мог скрыть дефект его внешности, из-за которого он мучился всю жизнь, — у него были вывернутые внутрь колени. Чтобы исправить у своих детей этот врожденный дефект, он заставлял их спать в специальных шинах, сконструированных его лейб-медиком сэром Фрэнсисом Лейкингом. Когда ему сообщили, что приставленный к детям Фредерик Финч внял мольбам юного принца Альберта и разрешил ему снять эти шины, принц Уэльский сразу же вызвал этого мягкосердечного слугу. Подтянув кверху свои брюки так, чтобы были видны его колени, принц сурово произнес: «Посмотрите на меня. Если этот мальчик, когда вырастет, будет выглядеть так же, в этом будете виновны Вы». Лечение было продолжено и оказалось успешным.
Во время поездки короля в Южный Йоркшир, состоявшейся в первые годы царствования Георга V, архиепископ Ланг подслушал следующий разговор двух шахтеров-угольщиков:
— Слышь, который из них король?
— Да вон тот невысокий малый в котелке.
— Ну, он не такой красавчик, как Тедди.
— Ну и что, зато оторвал себе красивую, здоровущую жену.
Салонные остряки, говоря о короле Георге V, обязательно упоминали и о королеве Марии, называя ее Четыре Пятых. Французы, на которых стать королевы тоже производила большое впечатление, называли ее Soutien-George, что буквально означает «опора Джорджа», но также созвучно со словом «soutien-gorge», что переводится как «бюстгальтер».
Хотя королева Мария и в самом деле выглядела высокой импозантной женщиной, чуть ли не на голову выше своего мужа, это была всего лишь иллюзия. Спина у нее была прямая, как шомпол, а величавой внешностью Мария во многом оказалась обязана шляпкам и туфлям. Они с королем были одного роста — пять футов шесть дюймов.[38] Застенчивый характер также заставлял ее выглядеть внушительно. Лорд Линкольншир, ставший в 1912 г. маркизом, писал в дневнике: «Король и королева были очень любезны; они тепло меня поздравили и пожали мне руку, что редко бывает с нынешней королевой». Другой придворный отмечал «этот робкий кивок, который так сильно обижает». А господин Асквит заявлял, что чувствует себя «более утомленным после ужина рядом с ней, чем после окончания дебатов в парламенте».
Лишенный как высокого роста, так и внушительной внешности, король, однако, сумел использовать весь арсенал возможностей, которыми располагал. Его волосы всегда были тщательно причесаны, борода аккуратно подстрижена и сбрызнута лавандовой водой, руки с маникюром во время охоты защищены перчатками. В 1928 г., находясь едва ли не на смертном одре, он все еще посылал за зеркалом. Заканчивая ритуал одевания к обеду, он любил, чтобы вокруг него собирались все домашние: при них он заводил часы, слегка надушивал носовой платок, в последний раз поправлял белый галстук и звезду ордена Подвязки — и словно время возвращалось вспять, а в Версале вновь правил Король-Солнце.
Подобно отцу, король Георг тщательно следил за своей одеждой — ведь он вырос в эпоху, когда этому придавалось большое значение. На рубеже столетий ни один даже самый бедный из подданных его бабушки не рискнул бы выйти из дома без шляпы; богачи переодевались по нескольку раз в день. Ни климат, ни соображения удобства в расчет не принимались. Артур Ли, член парламента, который подарил стране Чекере в качестве загородной резиденции для премьер-министра, в 1908 г. вынужден был после первого же визита навсегда покинуть фешенебельный Херлингемский клуб: фланелевый костюм и панама, которые он считал вполне подходящими для жаркого летнего дня, вызвали неприязненные взгляды одетых в котелки и фраки членов клуба. Появляться без фрака в театре или в обеденном зале Лондонского клуба считалось просто неприличным. Что отличало короля от его современников, так это неуклонное следование в одежде эдвардианскому стилю; ненавязчивая элегантность помогала скрывать его природные недостатки.
В официальной обстановке он всегда был во фраке и с цилиндром; несколько мрачноватый вид оживляли накрахмаленные манжеты, выступающая из-под жилета рубашка и иногда гардения в петлице. Ансамбль, предназначенный для Аскота и других летних мероприятий, был серого цвета. На скачки и на выставку цветов в Челси король надевал не менее элегантный костюм из тончайшей коричневой или серой ткани — на синий цвет он достаточно насмотрелся на флоте — и высокий, твердый, с загнутыми полями котелок черного, коричневого или серого цвета. Он также носил отутюженные сверху донизу, со стрелкой, брюки, длинные пальто и рубчатые черные перчатки. Галстук он не завязывал, а протягивал через кольцо и скреплял бриллиантовой булавкой. Ботинки предпочитал туфлям и неизменно носил с собой трость. В дни охоты его камердинер доставал твидовый костюм в удивительно яркую клетку, доходившие почти до колен гетры на восьми пуговицах и фетровую шляпу. Своей яхтой король управлял в белом фланелевом костюме и плоской фуражке без козырька. Шотландии была отдана дань в виде килта,[39] пристегивающегося капюшона и шляпы с перьями. Вообще гардероб для короля был не только вещью утилитарной, но и представлял нечто вроде собрания священных реликвий.
Король сам предпочитал одежду модную в годы его молодости и ранней зрелости, поэтому ожидал того же от домашних. Отказ авантюристичного по натуре старшего сына следовать его консервативным вкусам осложнил и без того непростые отношения между королем и наследником престола, но об этом пойдет речь в одной из следующих глав. Королева Мария, однако, подчинялась почти деспотическим требованиям короля с тем же смирением, какое проявляла во всех остальных вопросах супружеской жизни. Она никогда не забывала, что муж одновременно является и ее сувереном, потому, повинуясь его диктату, всю жизнь носила одежду только тех моделей и расцветок, которые тот одобрял. Перемены, происшедшие в женской моде после упразднения турнюра, его не обрадовали. Леди Эрли, однако, была уверена, что королева Мария втайне желала избавиться от длинных платьев и шляп без полей, которые всегда ассоциировались с ее обликом. Тем не менее изредка королева позволяла себе слабые проявления непокорности, например, однажды она отказалась снять длинные серьги, которые, как считал король, деформируют уши. На официальных церемониях и званых обедах королева Мария олицетворяла собой традиционный блеск монархии. Со временем ее внешний облик даже стал вызывать доброжелательные отклики. «Королева имела колоссальный успех, — писал в 1914 г. один из придворных о государственном визите во Францию. — Парижская публика от нее без ума, и ходят слухи, что ее старомодные шляпки и платья времен начала правления королевы Виктории в будущем году войдут в моду!»
Свое царствование король Георг V начал без особого энтузиазма. «Он говорит мне, что не может спать, — через десять дней после восшествия Георга на престол писал в дневнике лорд Эшер. — Он встает около пяти часов утра и ловит себя на том, что начинает делать заметки о предстоящей работе». Король к тому же страдал от несварения желудка и зубной боли, что постоянно повергало его в меланхолию. Он не был таким суеверным, как его отец, который никогда не позволял переворачивать в пятницу свой матрац и не садился за стол тринадцатым, но тем не менее всегда помнил о неизвестно кем сделанном в середине XIX в. предсказании, о котором сообщил ему бестактный доброжелатель. Предсказание заключалось в том, что в истории Англии царствование королевы Виктории будет самым долгим и незабываемым, а за ней последуют два короля, которым будут отмерены весьма короткие сроки, после чего придет третий правитель по имени Давид, и именно его царствование будет не менее славным, нежели Виктории. Будучи заботливым сыном, Георг никогда не рассказывал об этом предсказании отцу, но в 1910 г., когда Эдуард VII умер, проведя на троне всего девять лет, у нового короля появились основания ожидать и для себя столь же краткого царствования. Но даже если бы правление отца и оказалось продолжительным, сама мысль о том, что ему придется взвалить на себя бремя, освободиться от которого можно только сойдя в могилу, была для Георга невыносимой. «Король Англии — всегда король, — заметил в первые годы царствования Георга V лорд-канцлер Элдон, — и когда он беспомощный младенец, и когда дряхлый старик».
Георг V также страдал от клеветнических измышлений, по одному из которых он был пьяницей, по другому — двоеженцем.
Миф о пристрастии короля к алкоголю существовал в течение нескольких лет. Во время его визита в Индию еще в качестве принца Уэльского леди Минто записала в дневнике:
«На днях я получила известие из Англии о том, что в день, когда в Калькутте устроили праздничную иллюминацию, принц ужинал с лордом Китченером; могу подтвердить, что это действительно так, поскольку сидела с ним рядом. Однако там еще повествуется, будто принц с лордом Китченером так напились, что после ужина не смогли появиться на людях. Однако после ужина я сама с ним разъезжала в течение часа, а лорд Китченер следовал за нами в своем экипаже. Зная о подобных слухах, принц сам заговорил со мной о них; он сказал, что, видимо, в Индии думают так же, поскольку на одной из триумфальных арок было написано „Боже, помоги принцу“… Я считаю, что это очень жестоко, ведь он почти не притрагивается к вину, не пьет ни шампанского, ни ликеров, только слабое мозельское».
С тех пор минуло пять лет, и вот вскоре после восшествия Георга на престол австрийский посол граф Менсдорф в донесении в Вену написал:
«Толпа на улицах на все лады обсуждает алкоголизм Его Величества. На собраниях верующих в Ист-Энде[40] возносятся молитвы за королеву Марию и королевских детей — Господа просят заступиться за несчастную семью пьяницы. Архиепископ Кентерберийский и духовенство, а также люди, занятые благотворительностью и потому постоянно сталкивающиеся с низшими классами, пытаются развеять нелепую легенду о пьянице-короле, но для этого, очевидно, понадобится длительное время».
Кроме красного лица и громкого голоса, у короля не наблюдалось никаких других признаков пристрастия к горячительным напиткам. По сути дела, он был едва ли не трезвенником, хотя и мог выпить после ужина бокал портвейна. Налив его до краев, он подносил бокал к губам все той же твердой рукой, какой держал ружье на охоте. Продолжая с успехом заниматься любимым спортом, он зарекомендовал себя необычайно метким стрелком и сумел посрамить некоторых из своих хулителей. Остальным же подобные шутки постепенно приелись, и со временем разговоры о пьянице-короле сошли на нет.
Другой слух, также омрачивший зрелые годы короля, достиг его ушей за неделю до того, как он сделал предложение принцессе Мэй. 25 апреля 1893 г., в конце своего отдыха на Средиземном море, он написал личному секретарю отца из британского посольства в Риме: «История о том, что я уже женат на американке, действительно весьма забавна. Касту сообщили то же самое из Англии, только он слышал, будто моя жена находится сейчас в Плимуте. Интересно, почему?» 3 мая, в день помолвки, лондонская газета «Стар» опубликовала более обстоятельный отчет: герцог Йоркский недавно заключил на Мальте тайный брак с дочерью британского морского офицера.
Сначала Георг не принимал все это всерьез. «Видишь ли, Мэй; — сказал он однажды невесте, — оказывается, мы не можем пожениться. Я слышал, что у меня есть жена и трое детей». Однако на следующий год Кейр Харди, член парламента от радикальной партии, шокировал палату общин, обсуждавшую предложение поздравить герцога и герцогиню Йоркских по случаю рождения их первого ребенка. «Следуя уже существующему прецеденту, — говорил он о новорожденном принце Эдуарде, — его в свое время отправят в кругосветное путешествие, после чего, возможно, пойдут слухи о морганатическом союзе, а в итоге стране придется за все расплачиваться».
Слухи о двоеженстве продолжали беспокоить принца Георга и в те годы, когда он был еще герцогом Йоркским, и тогда, когда стал принцем Уэльским. «Его особенно угнетает собственное бессилие, — писал Менсдорф в марте 1910 г. — Ему недостает счастливой беззаботности короля Эдуарда». В мае, после восшествия Георга на трон, эти слухи вновь возникли и не стихали, несмотря на официальные опровержения, сделанные в июле настоятелем Нориджа и в октябре — Бигге. К концу года, однако, появилась возможность уничтожить их раз и навсегда. Издававшаяся в Париже и бесплатно рассылавшаяся всем членам британского парламента газета республиканского направления под названием «Либерейтор»[41] напечатала статью Э. Ф. Майлиуса под названием «Санкционированное двоеженство». В ней утверждалось, что в 1890 г. будущий король Георг V вступил на Мальте в законный брак с дочерью адмирала сэра Майкла Кульм-Сеймура, что от этого союза родились дети и что через три года новобрачный, после смерти брата оказавшийся прямым наследником трона, «предательски покинул законную жену и вступил в фальшивый и позорный брак с дочерью герцога Текского». Далее в статье говорилось: «Англиканская церковь с ее развращенными, лицемерными священниками имеет не большее отношение к христианству, нежели какой-нибудь фетиш племени южноморских каннибалов…
Наш самый что ни на есть христианский король и защитник веры, словно какой-нибудь магометанский султан, имеет множество жен, и все это освящено англиканской церковью».
В следующем выпуске «Либерейтор» снова вернулся к этой теме: «Лондонская „Дейли ньюс“ сообщает нам, что король планирует нанести визит в Индию со своей женой. Может, газета любезно сообщит нам, с какой именно женой?» Юристы короны, однако, уже решили, что Майлиусу будет предъявлено обвинение в злостной клевете. Пост атторней-генерала[42] тогда занимал сэр Руфус Айзекс, а позднее лорд Ридинг, будущий лорд — главный судья и вице-король Индии; а его помощником был — сэр Джон Саймон, будущий министр иностранных дел и лорд-канцлер. В совместной записке, датированной 23 ноября 1910 г., эти проницательные и сильные юристы выражали сомнение относительно того, следует ли создавать всемирную известность статье, опубликованной в сомнительной газете с маленьким тиражом. Тем не менее они признавали, что еще живы все главные свидетели, способные подтвердить ложность публикации: старейшему из них, адмиралу Кульм-Сеймуру, было тогда семьдесят четыре года. Потому было решено возбудить дело. Министр внутренних дел Уинстон Черчилль с самого начала придерживался такого же мнения. 18 декабря 1910 г. он писал королю: «Эта клевета — всего лишь разговоры, циркулирующие в среде наиболее легковерных и низких людей. Тем не менее они достаточно широко распространены, чтобы служить для Вашего Величества источником неприятностей». 26 декабря Майлиус был арестован.
Правительство, исполненное решимости лишить узника всякой возможности снискать расположение публики, действовало по всей строгости закона. Майлиусу вроде бы позволили выйти на свободу под залог, но, как писал королю Черчилль, «сумма в 10 тыс. фунтов и два поручительства по 5 тыс. делают это совершенно нереальным». Не проводилось также и предварительного слушания. «Таким образом, возможно, — писал своему суверену министр иностранных дел, — что данное дело вообще не привлечет внимания публики до тех пор, пока не будет ей представлено вместе с тщательно продуманным заявлением генерального прокурора, доказывающим полную несостоятельность этих клеветнических измышлений и, как следует ожидать, приговором суда».
Смелый шаг Майлиуса — вызов короля повесткой в суд в качестве свидетеля — также оказался тщетным. Ходатайство было в закрытом порядке рассмотрено лордом — главным судьей Альверстоуном и сразу же отклонено. Требование Майлиуса действительно противоречило конституционному закону. Являясь источником правосудия, суверен не может выступать в качестве свидетеля (хотя король Эдуард VII в свою бытность принцем Уэльским дважды давал свидетельские показания: первый раз — по делу о разводе Мордаунта, а второй — по делу о клевете, возбужденному сэром Уильямом Гордоном Каммингом против своих гостей в Транби-Крофт). В любом случае, как заверял Бигге Черчилль, «в отсутствие даже тени доказательств, подтверждающих данные клеветнические измышления, требование защиты о вызове в суд короля является бесстыдным фиглярством и должно быть отвергнуто с подобающим этому презрением».
Дело было рассмотрено лордом — главным судьей и жюри присяжных 1 февраля 1911 г. Адмирал сэр Кульм-Сеймур показал: что принял командование Средиземноморским флотом в 1893 г., а его жена и две дочери присоединились к нему на Мальте в том же году и ранее там никогда не были; что его старшая дочь Лора Грейс умерла незамужней в 1895 г., ни разу даже не заговорив с королем; что его младшая дочь Мэй не имела встреч с королем в промежутке между 1879 г., когда ей было всего восемь лет, и 1898 г. Мэй, которая в 1899 г. вышла замуж за будущего вице-адмирала сэра Тревельяна Напьера, подтвердила его показания — как и трое ее братьев. Было также доказано, что король не был на Мальте с 1888 по 1891 г., а в ведущихся на острове записях актов гражданского состояния, которые жюри предложили изучить, нет никаких записей о его якобы заключенном браке. Майлиус, который отказался от защитника, не пытался опровергать эти сведения и лишь цеплялся за свое требование вызвать короля в суд в качестве свидетеля. Когда это требование вновь было отвергнуто, он больше не предпринимал в свою защиту никаких действий. Жюри вынесло вердикт «виновен», и тогда лорд — главный судья приговорил Майлиуса к двенадцати месяцам тюремного заключения — максимальному сроку для такого случая, если его различные публикации не рассматривать как отдельные клеветнические выступления.
После того как приговор был вынесен, генеральный прокурор зачитал подписанное королем заявление. В нем говорилось, что он никогда не был женат ни на ком, кроме королевы, лишь с ней вступив в брачные отношения, и что он дал бы эти показания лично, если бы не возражения юристов короны, которые утверждают, что появление в суде суверена в качестве свидетеля было бы нарушением конституции.
Это и было действительной целью всего процесса — не столько наказать Майлиуса, сколько отстоять честь короля. При существовавшем законодательстве достичь ее было не так-то легко. Генеральный прокурор Саймон записал в дневнике:
«Нам очень повезло, что дело Майлиуса закончилось столь удовлетворительно. Если бы Майлиус, вместо того чтобы оправдываться, признал свою вину и объяснил, что он всего лишь повторил то, о чем не один год безнаказанно говорят тысячи уважаемых людей, мы никогда не смогли бы столь эффективно доказать, что это ложь».
Через несколько часов после того, как ему доложили о приговоре, король собственноручно написал Черчиллю, благодаря его за помощь в публичном разоблачении «всей низости этой злобной и гнусной клеветы». Свою признательность Айзексу и Саймону он выразил тем, что наградил каждого Королевским викторианским орденом, учрежденным еще его бабушкой для того, чтобы отмечать личные заслуги подданных перед королевской семьей.
Даже спустя годы король не упускал случая продемонстрировать свою благодарность этим двум юристам короны. Подобная возможность представилась в 1913 г., когда после ухода на пенсию лорда Альверстоуна премьер-министр назначил сэра Руфуса Айзекса его преемником на посту лорда — главного судьи Англии. По обычаю на эту должность назначался именно бывший атторней-генерал, так что Айзекс должен был вот-вот оказаться на вершине своей профессиональной карьеры. Однако за несколько месяцев до этого в палате общин состоялось голосование относительно законности его сделок на бирже. Депутаты, связанные решением фракций, одобрили деятельность атторней-генерала незначительным большинством — 346 голосами против 268. Суть дела заключалась в том, что, пользуясь конфиденциальной информацией, полученной от своего брата, управляющего английской дочерней компанией Маркони, Айзекс вложил деньги в ее американскую головную компанию, причем английский филиал в тот момент вел с британским правительством переговоры о заключении важного контракта, требующего ратификации парламента. Пытаясь оправдать свои спекуляции перед палатой общин, Айзекс повел себя неискренне. Естественно, его быстрое повышение должно было вызвать язвительные замечания и подлинное замешательство.
От конституционного монарха требовалось лишь формально одобрить это назначение, однако Георг еще направил Айзексу теплое поздравление. В ответ новый лорд — главный судья написал лорду Стамфордхэму (этот титул Бигге получил в 1911 г.): «Пожалуйста, передайте королю, что его послание послужило для меня величайшим стимулом, вдохновляющим на верную службу ему и государству, и что я всегда буду помнить и ценить его слова».
К помощнику атторней-генерала сэру Джону Саймону король также проявил больше благожелательности, нежели его коллеги: отдавая должное профессионализму Саймона, они при этом считали его человеком двуличным и неискренним. Став в 1913 г. тайным советником, Саймон написал своему суверену письмо, в котором благодарил за оказанную ему честь. «Прелестное письмо, написанное очень милым человеком», — прочитав его, заметил король.
Почти двадцать лет всякого рода нападок оставили в душе короля глубокую рану, потому вряд ли он мог проявить к своему мучителю Майлиусу великодушие. Через две недели после суда Стамфордхэм написал личному секретарю Черчилля Эдварду Маршу письмо, в котором выражал надежду, что заключенный отбудет наказание полностью и не будет досрочно освобожден. «Любая снисходительность, — добавлял он, — не вызовет чувства благодарности ни в нем, ни в его друзьях, а публику может навести на мысль, что дело было сфабриковано». Позднее Стамфордхэм специально позвонил Маршу, чтобы сообщить, что «выражает волю короля».
Эта мстительная акция оказалась, однако, вполне оправданной. Выйдя из тюрьмы, Майлиус возобновил свои клеветнические атаки и опубликовал в Нью-Йорке памфлет «Морганатический брак Георга V», в котором не только повторил все аргументы, уже опровергнутые на суде, но и привел якобы новые доказательства, подтверждающие его обвинения короля в двоеженстве. Мэй Кульм-Сеймур, писал он, зря клялась, что ни разу не встречалась с королем в период с 1879 по 1898 г. Пролистав подшивку «Гэмпшир телеграф энд Суссекс кроникл», Майлиус обнаружил, что адмиральская дочь 21 августа 1891 г., танцуя с герцогом Йоркским, открывала бал в Портсмутской городской ратуше. Однако то, что у мисс Кульм-Сеймур случился провал в памяти и она не смогла вспомнить событие двенадцатилетней давности, не имело в общем-то никакого отношения к обвинениям Георга в двоеженстве; даже Майлиус не пытался утверждать, что предполагаемый брак был заключен в Портсмутской городской ратуше.
Утверждения Майлиуса, однако, становятся более правдоподобными, когда он говорит о местонахождении будущего короля в тот год, когда он якобы женился на Мэй Кульм-Сеймур:
«Свидетели обвинения утверждали, что в 1890 г. король Георг официально не был на Мальте. Проведенные уже после суда расследования доказывают, что в 1890 г. принц Георг был назначен командиром канонерской лодки „Дрозд“, которая, направляясь на базу в Северную Америку, прибыла 9 июня 1890 г. в Гибралтар, где оставалась до 25 июня того же года, то есть в течение шестнадцати дней. Как известно, Мальта находится всего в пяти днях пути от Гибралтара…
Что делал принц Георг между 9 и 25 июня 1890 г.? Нет никаких свидетельств о его пребывании в Гибралтаре в этот промежуток времени или о посещении им каких-либо светских мероприятий… И вообще, почему Георг на 4000 миль отклонился от курса?»
Читатели этой книги уже знают, почему принц Георг отклонился от курса на 4000 миль — прежде чем пересечь Атлантику, нужно было отбуксировать в Гибралтар торпедный катер. Что же касается якобы потерянных шестнадцати дней, письма и дневники принца дают полную и точную картину того, как он провел их, ожидая окончания ремонта судовых двигателей. Подобно другим молодым морским офицерам, он играл в поло и теннис, в вист и на бильярде, ходил на пикники и смотрел на обезьян; обедал же он в офицерских столовых. А потому не имел времени на секретный вояж на Мальту и тайный брак. Репутации короля Георга и мисс Мэй Кульм-Сеймур и после этой атаки остались незапятнанными.
Судебное разбирательство 1911 г. стало толчком к проявлению в обществе симпатий к королю. Эти настроения нашли отражение в творчестве романиста Генри Джеймса, показавшем изменившееся отношение к монархии. До 1915 г. он оставался гражданином Соединенных Штатов, но всегда проявлял горячий интерес к британским институтам.
После смерти в 1901 г. королевы Виктории Джеймс писал: «Принц Уэльский архивульгарен… никудышные Йорки вообще полные ничтожества… Я настроен весьма пессимистично». Десять лет спустя, обнаружив, что его племянник Эдвард Холтон Джеймс сотрудничает с Майлиусом в издании «Либерейтора», он лишил его завещания.
Уважение к памяти отца не распространялось у короля на тех богатых и беспокойных космополитов, которые олицетворяли собой эпоху короля Эдуарда. Вскоре после его восшествия на престол Макс Беербом нарисовал карикатуру, изображавшую лорда Бернхэма, сэра Эрнеста Кассела, Альфреда и Леопольда Ротшильдов и Артура Сассуна, с опаской движущихся по коридорам Букингемского дворца на встречу со своим новым сувереном. Подпись под ней гласила: «Будем ли мы теперь желанными гостями?»
Во всех письмах, дневниках и сохранившихся записях бесед короля Георга нет ни малейшего намека на тот ярый антисемитизм, который во времена его правления пронизывал все слои британского общества: его чувства не имели ничего общего с тем презрением, с которым его личные секретари отзывались о «еврее-рестораторе Лайонсе». Просто друзья отца, как евреи, так и аристократы, ему не нравились. «Может, здесь и скучно, — говорил он о своем дворе, — но вполне респектабельно».
Лишь немногие из прежних друзей короля Эдуарда пользовались благосклонностью нового монарха — среди них лорд Эшер и граф Альберт Менсдорф, о которых уже упоминалось на страницах этой книги. Однако место в биографии короля Георга они заняли не столько из-за их участия в государственных делах, сколько благодаря аккуратному ведению дневников.
Реджинальд Бретт, второй виконт Эшер, родился в 1852 г., на тринадцать лет раньше короля. Его отец, амбициозный юрист из средних слоев, сумевший дорасти до должности начальника судебных архивов и получить титул пэра, отправил сына учиться в Итон. Там мальчику посчастливилось стать учеником Уильяма Кори — поэта, историка и романтика. Среди других учеников Кори был юный лорд Розбери, о котором его наставник писал: «Он один из тех, кто любит побеждать, но не любит мараться». Пальмовую ветвь победителя Розбери завоевал, но вскоре утратил ее из-за большого количества налипшей грязи: будучи в 1894–1895 гг. в течение пятнадцати месяцев премьер-министром, он больше никогда не претендовал на этот пост. Эшер, еще более брезгливый, даже и не пытался участвовать в этой гонке.
Его способности следует оценивать не по тем постам, которые он занимал, а по тем, от которых отказался. Солсбери предлагал ему стать губернатором Капской колонии; Бальфур приглашал на пост военного министра; Кэмпбелл-Баннерман видел его преемником Минто на посту вице-короля Индии. Он отверг все эти предложения, предпочитая сохранять свободу и оставаться в безвестности или, как он говорил, вести «осмотрительный образ жизни». Внешний мир знал его всего лишь как одного из рядовых членов парламента, занимавшего при королевском дворе незначительные посты.
Свой карьерой Эшер был обязан Розбери, одной из последних акций которого в качестве премьер-министра стало назначение старого друга и товарища по Итону секретарем управления делами короля; в то время серебряный век патронажа еще не сменился вульгарностью конкурсных экзаменов. Отвечая за королевские дворцы, он попал в поле зрения королевы Виктории и ее семьи; почтительное поведение и внимание к деталям были оценены. Король Эдуард VII, на которого произвело большое впечатление блестящее знание Эшером протокольных и исторических прецедентов, назначил его помощником коменданта и заместителем управляющего Виндзорским замком. Именно он спас от забвения накопившиеся за сорок лет архивы королевы Виктории и подготовил прекрасное издание ее писем. В течение всей жизни он пользовался доверием трех последовательно сменявших друг друга монархов.
Постепенно Эшер стал приобретать политическое влияние, ранее небывалое в установившейся конституционной практике. Являясь членом Королевской комиссии, назначенной для расследования подготовки и ведения Англо-бурской войны, а также председателем Комитета по реформе военного ведомства, именно он докладывал королю Эдуарду VII о повседневной деятельности этих органов. Сэр Джон Бродрик, с 1900 по 1903 г. являвшийся военным министром, с некоторой горечью писал:
«К тому моменту, когда любое решение созревает до той степени, что кабинет может изложить его суверену, оно уже в значительной степени предрешено благодаря односторонним оценкам наблюдателя, не имеющего никакого официального статуса. Другими словами, лорд Эшер вольно или невольно сделался неофициальным советником короны».
Придворных и чиновников одинаково раздражало влияние лорда Эшера на короля Эдуарда, не зависевшее от того, какое именно правительство в данный момент находилось у власти. «Он явно необычный человек и имеет значительное влияние в Букингемском дворце, — отмечал один министр, принадлежавший к партии либералов. — Кажется, он способен крутить им, как ему вздумается, что наверняка вызывает значительное недовольство придворных». Даже невозмутимый Стамфордхэм как-то заметил: «У него необычайное стремление все знать, причем обычно он добивается успеха!» Но, когда Эшер от имени короля телеграммой запросил в Форин оффис один меморандум, сэр Эдвард Грей резко ответил, что документ будет направлен только по запросу личного секретаря короля.
Чтобы играть роль серого кардинала при торжествующей в XX в. гласности, необходимо было обладать весьма своеобразным набором качеств: опытом, проницательностью, мудростью, тактом, чувством юмора и умением держаться в тени. Возможно, существовало некоторое противоречие между той отстраненностью, с которой Эшер анализировал поведение современных ему политиков, и его романтической привязанностью к королю Эдуарду. Вот что он пишет об одной аудиенции в Букингемском дворце: «На прощание король сказал мне: „Хоть Вы и не вполне должностное лицо, я всегда считал, что Вы самый ценный из моих государственных служащих“, — и тогда я поцеловал ему руку, как это иногда делал».
После смерти короля Эдуарда его вкрадчивые манеры, казалось, больше воздействовали на королеву Марию, чем на ее супруга. «Если бы Вы не были королевой, — говорил ей Эшер, — то при Вашем появлении все сразу начинали бы спрашивать, кто Вы такая». Довольная королева Мария отвечала, что ее матери всегда говорили то же самое. Вряд ли король Георг V когда-либо позволял Эшеру целовать ему руку, однако в отмеченные политическими неурядицами первые годы его царствования он мог смело полагаться на Эшера, знающего все конституционные прецеденты, и таким образом освежая поблекшие воспоминания об уроках Бейджхота. В целом Эшеру удалось сохранить при дворе обманчиво скромное положение: его влияние, хотя и не такое сильное, как при короле Эдуарде, распространялось отнюдь не только на трубы и подвалы Виндзорского замка.
Австрийский посол Альберт Менсдорф представлял собой другой реликт эдвардианской эпохи, успешно переживший смену монарха: в противоположность Эшеру он установил с Георгом V даже более близкие отношения, чем с Эдуардом VII. До того как его в 1904 г. назначили послом, его дипломатическая карьера в Лондоне в основном состоялась; теперь, в возрасте сорок двух лет, он стал самым молодым из австрийских послов. Не пренебрегая работой, он все же предпочитал ей разного рода развлечения. Менсдорф почти не скрывал своего отрицательного отношения к происшедшей в 1905 г. смене правительства, когда при сэре Эдварде Грее пышные приемы в Лэнсдаун-Хаус уступили место скромным трапезам, во время которых прислуживали обычные горничные. Король Эдуард жаловался, что посол проводит слишком много времени на частных приемах и скачках, хотя «не отличит лошадь от коровы». А Роберт Ванситтарт, будущий постоянный заместитель министра иностранных дел, называл его «слабохарактерной бабой, бесхребетным англофилом».
TOM BROWN AT OXFORD |
|||||||
|
Перевод и примечания Юлии Глек оригинал на Project Gutenberg http://www.gutenberg.org/etext/26851 |
|||||||
|
Глава 3 Завтрак у Драйсдейла |
|||||||
|
Главная
|
|
||||||
|
Предисловие переводчика
|
|||||||
|
Том Браун в Оксфорде
|
|||||||
|
Введение |
|||||||
|
Глава 1 |
Колледж Св. Амвросия |
||||||
|
Глава 2 |
На реке |
||||||
|
Глава 3 |
Завтрак у Драйсдейла |
||||||
|
Глава 4 |
Лодочный клуб колледжа Св. Амвросия, его руководство и бюджет |
||||||
|
Глава 5 |
Служитель Харди |
||||||
|
Глава 6 |
Как Драйсдейл и Блейк отправились на рыбалку |
||||||
|
Глава 7 |
Взрыв |
||||||
|
Глава 8 |
История Харди |
||||||
|
Глава 9 |
Искушение Брауна |
||||||
|
Глава 10 |
Летний триместр |
||||||
|
Глава 11 |
Мускулистое христианство |
||||||
|
Глава 12 |
Взгляды капитана |
||||||
|
Глава 13 |
Первое столкновение |
||||||
|
Глава 14 |
Замена в команде и что из этого вышло |
||||||
|
Глава 15 |
Буря собирается и разражается |
||||||
|
Глава 16 |
Буря бушует |
||||||
|
Глава 17 |
На новом месте |
||||||
|
Глава 18 |
Деревня Инглборн |
||||||
|
Глава 19 |
Предвестие лучшей погоды |
||||||
|
Глава 20 |
Примирение |
||||||
|
Глава 21 |
Колледж Св. Амвросия принимает у себя капитана Харди |
||||||
|
Глава 22 |
Отъезды ожидавшиеся и неожиданные |
||||||
|
Глава 23 |
Инглборнский констебль |
||||||
|
Глава 24 |
Экзамены «скулз» |
||||||
|
Глава 25 |
День Поминовения |
||||||
|
Глава 26 |
Прогулка на лугу Крайст Чёрч |
||||||
|
Глава 27 |
Нотация, прочитанная львице |
||||||
|
Глава 28 |
Окончание первого курса |
||||||
|
Глава 29 |
Переписка на каникулах |
||||||
|
Глава 30 |
Праздник в Бартон-Мэнор |
||||||
|
Глава 31 |
За сценой |
||||||
|
Глава 32 |
Кризис |
||||||
|
Глава 33 |
Браун Patronus |
||||||
|
Глава 34 |
Mηδέν ΰγαν |
||||||
|
Глава 35 |
Второй курс |
||||||
|
Глава 36 |
На берегу реки |
||||||
|
Глава 37 |
В ночном карауле |
||||||
|
Глава 38 |
Мэри в Мэйфере |
||||||
|
Глава 39 |
Ночной караул и что из этого вышло |
||||||
|
Глава 40 |
Погоня |
||||||
|
Глава 41 |
Суждения и затруднения лейтенанта |
||||||
|
Глава 42 |
Третий курс |
||||||
|
Глава 43 |
Послеобеденные посетители |
||||||
|
Глава 44 |
И снова письма |
||||||
|
Глава 45 |
Магистерский триместр |
||||||
|
Глава 46 |
Из Индии в Инглборн |
||||||
|
Глава 47 |
Свадьба |
||||||
|
Глава 48 |
Начало конца |
||||||
|
Глава 49 |
Конец |
||||||
|
Глава 50 |
Эпилог |
||||||
|
Список примечаний |
|||||||
|
Оксфорд, план города, 1850 г. |
|||||||
|
Двое из троих были сыновьями богачей, которые сами создали себе состояние и послали своих сыновей в колледж Св. Амвросия, потому что было очень желательно, чтобы молодые люди завязали полезные связи. Собственно говоря, их отцы рассматривали университет как выгодное вложение капитала и упивались торжеством, слушая, как сыновья на каникулах фамильярно рассказывают о своих добрых друзьях Лорде Гарри Таком-то и Сэре Джордже Сяком-то. |
|||||||
|
Драйсдейл, третий в этой компании, был наследником семьи не только богатой, но и старинной, и, следовательно, к его услугам были уже готовые связи, поэтому его мало волновало, с кем он общается, лишь бы это были приятные люди и у них были хорошие еда и вино. Его единственной целью на данный момент было наслаждаться жизнью, насколько это только возможно; но в глубине он был создан из хорошего материала, и если бы попал не в фешенебельный кружок, а в какую-нибудь другую компанию, то мог бы стать отличным парнем и сделать честь и колледжу, и самому себе. |
|||||||
|
Четвёртый член «завтракового клуба», Достопочтенный* Пирс Сен-Клу, был третьекурсником. Этот молодой человек был прекрасно одет, у него были прекрасные манеры и прекрасные связи. Для того кружка, в котором он вращался, его денежное содержание было маленьким, но он никогда ни в чём не нуждался. Принимал у себя гостей он действительно редко, но если уж принимал, то всё было по высшему разряду. Он держался очень обособленно и за пределами фешенебельного кружка не был знаком ни с кем в колледже, а внутри него предпочитал главным образом общество богатых первокурсников, потому что студенты его собственного курса, кажется, немного его сторонились. Зато с первокурсниками он был не разлей вода, жил у них в комнатах, пользовался их вином, лошадьми и прочим движимым имуществом как своим собственным и, будучи хорошим игроком в вист и бильярд и к тому же неплохим жокеем, всегда находил тот или иной способ заставить своих юных друзей как следует заплатить за честь знакомства с ним. Да и, в конце концов, почему бы и нет, тем более что некоторые из них специально поступили в колледж для того, чтобы завязать нужные знакомства? Разве его давний предок по прямой линии не прибыл сюда на одном корабле с Вильгельмом Завоевателем**? Разве не все его родственники были придворными и фрейлинами, носили белый или чёрный жезл***, вращались в святая святых самого высшего общества? И разве можно найти герб лучший, чем у него, во всём справочнике Бёрка****? |
|||||||
|
* Достопочтенный(ая) (The Honourable) – титул, который в Соединённом Королевстве носят сыновья и дочери баронов и виконтов и младшие сыновья графов. На родовитость Сен-Клу также указывает двойная фамилия французского происхождения. ** Вильгельм Завоеватель (William the Conqueror, 1027/1028 — 1087 гг.) – герцог Нормандии, организатор и руководитель норманнского завоевания Англии, король Англии с 1066 года. *** белый жезл (white stick) — символ придворной должности камергера. чёрный жезл (black rod) – символ придворной должности герольдмейстера Палаты лордов. **** справочник Бёрка (Burke’s Peerage, Baronetage & Knightage) – наиболее авторитетный генеалогический справочник дворянских фамилий Соединённого Королевства, впервые выпущенный в 1826 г. Джоном Бёрком.
|
|||||||
|
Наш герой познакомился с Драйсдейлом в одном загородном доме незадолго до начала своего первого триместра, и они пришлись друг другу по душе. Драйсдейл одним из первых нанёс ему визит, а когда однажды утром вскоре после своего прибытия в Оксфорд он выходил из часовни, скаут Драйсдейла подошёл к нему и передал приглашение на завтрак. Поэтому он зашёл к себе, приказал, чтобы его порцию отнесли на лестницу №3, и через несколько минут проследовал туда сам. Когда он туда пришёл, в комнатах у Драйсдейла никого не было, — ни один из членов клуба не окончил ещё свой туалет. Утренняя служба в часовне в планы джентльмен-коммонеров не входила и ими не приветствовалась. Они платили двойной церковный сбор, и, по-видимому, в благодарность за это от них не ожидалось, что они будут посещать её так же часто, как остальные студенты. По крайней мере, они этого не делали, и их отсутствие не имело никаких последствий. Когда Том вошёл, сильный плеск воды во внутренней комнате на мгновение затих, и голос Драйсдейла прокричал, что он в ванне, но выйдет к нему через минуту. Поэтому Том занялся разглядыванием комнат своего счастливого знакомого, и это были очень славные комнаты. Большая, в которой был накрыт к завтраку стол на пять персон, была высокая, хороших пропорций, с панелями из старого дуба; мебель была красивая и основательная и гармонировала с комнатой. |
|||||||
|
В ней было четыре глубоко сидящих окна высоко от пола, а под ними – сиденья с подушками. Два окна выходили на большой двор и два на внутренний. Снаружи за этими окнами Драйсдейл устроил висячие сады, и владелец лучшей оранжереи в Оксфорде круглый год следил за тем, чтобы они были полны цветами, так что даже в это февральское утро запах гардений и фиалок наполнял комнату и боролся за господство с запахом застоявшегося табачного дыма, который пропитал занавески и диваны. Над каминной полкой была большая застеклённая витрина в дубовой раме с великолепными трубками, портсигарами и всякими необычными вместилищами для табака; рядом с витриной висели маленькие резные дубовые рамки со списками сборных мест для псовой охоты на текущую неделю охотничьих клубов «Хейтроп», «Олд Беркшир» и Дрейка. На стенах висела пёстрая смесь картин и гравюр в хороших рамах; некоторые из них обладали значительными достоинствами, особенно несколько морских акварелей и гравюр с картин Лэндсира*. Тут же среди них висели Тальони и Черито** в коротеньких юбочках и невозможных позах, «Фосфор, выигрывающий Дерби»***, «Смерь Гримальди» (знаменитой скаковой лошади, а не бедного старого Джо) ****, состязания рысаков в Америке, а также Джем Белчер и Глухой Бёрк***** в защитных стойках. Несколько хлыстов для езды цугом и верхом с тяжёлыми серебряными рукоятями, двустволка и удочки занимали один угол, а полированный медный бочонок на пять галлонов****** лёгкого пива стоял в другом. Короче говоря, там хватало всего, кроме книг – насколько Том мог убедиться путём своего краткого осмотра, вся мировая литература была представлена несколькими красиво переплетёнными, но сильно потрёпанными томами классиков с торчащими из них шпаргалками. Они были засунуты в полуоткрытый шкаф, в котором также видны были полупустые графины, большие оловянные кружки, собачьи ошейники, колоды карт и прочие предметы, способные служить антидотом. |
|||||||
|
* Лэндсир (Sir Edwin Henry Landseer, 1802 – 1873 гг.) – выдающийся английский художник, особенно прославившийся своими рисунками животных (собаки, лошади, олени) и скульптурами львов на Трафальгарской площади в Лондоне. ** Тальони, Мария (1804 – 1884 гг.) – знаменитая итальянская балерина. Черито, Фанни (1817 – 1909 гг.) – итальянская балерина и хореограф. *** «Фосфор, выигрывающий Дерби» — Дерби – это конские скачки для лошадей 3-леток, которые проводятся в июне в Эпсоме (Epsom), графство Саррей (Surrey), Англия. Были впервые организованы лордом Дерби (Derby) в 1780 г. и названы в его честь. В 1837 г. победителем стал жеребец по кличке Фосфор. Здесь, вероятно, речь идёт о гравюре с картины английского художника Фрэнсиса Кэлкрафта Тёрнера (Francis Calcraft Turner, 1795-1865) «Фосфор, выигрывающий Дерби». Эта картина, датированная 1837 г., находится в Королевской коллекции Её Величества Королевы Елизаветы II. **** …«Смерь Гримальди» (знаменитой скаковой лошади, а не бедного старого Джо)… — Гримальди, Джозеф (Joseph Grimaldi, 1778 – 1837) – знаменитый английский клоун. Настолько знаменитый, что в честь него назвали лошадь. ***** Джем Белчер (Jem Belcher, 1781 – 1811) – английский боксёр-профессионал, чемпион Англии в 1800 – 1805 гг. Глухой Бёрк (James «Deaf» Burke, 1809 — 1845) – английский боксёр-профессионал, один из первых чемпионов Англии. ****** галлон – около 4,5 литра
|
|||||||
|
|
|||||||
|
Тальони в роли Флоры в балете Дидло «Зефир и Флора». Литография. 1831 г. Иллюстрация из Википедии, http://ru.wikipedia.org/wiki/Тальони,_Мария Вряд ли то, что висело в комнате у Драйсдейла, значительно отличалось от этой картинки. «Коротенькие юбочки и невозможные позы»… Вот вам и разница между викторианской и современной моралью! |
|||||||
|
|
|||||||
|
|
|||||||
|
Фрэнсис Кэлкрафт Тёрнер. Фоcфор, выигрывающий Дерби. The Royal Collection © 2009, Her Majesty Queen Elizabeth II RCIN 406003 Иллюстрация с сайта The Royal Collection http://www.royalcollection.org.uk/eGallery/object.asp?recent=Y&pagesize=20&object=406003&row=839 |
|||||||
|
|
|||||||
|
|
|||||||
|
Вот он, Глухой Бёрк – в защитной стойке, насколько можно судить. Боксёрские поединки среди профессионалов в те времена проводились без перчаток, что и видно на картинке. Иллюстрация из Википедии http://en.wikipedia.org/wiki/James_Burke_(boxer)
|
|||||||
|
Едва лишь Том успел завершить свой непродолжительный осмотр, как дверь спальни отворилась, и появился Драйсдейл, облачённый в свободную куртку на шёлковой подкладке, с бархатной шляпой на голове; всё остальное отличалось не меньшей роскошью. Он был приятной наружности, среднего роста, с тёмными волосами и весёлыми карими глазами с характерными искорками, которые говорили о чувстве юмора. В остальном его крупные черты были довольно некрасивы, но у него был вид и манеры настоящего джентльмена, получившего отличное воспитание. |
|||||||
|
Его первым действием, после того как он кивнул Тому, было схватить оловянную кружку и навестить бочонок в углу, откуда он нацедил около пинты содержимого, объяснив, что испытывает «адское желание к этому бедному созданию, лёгкому пиву*. Вчера мы до трёх играли в «ван-джон»** у Блейка, и он угощал нас жареными мясными косточками с острыми приправами и подогретым портвейном с пряностями. А после этого не будет никакого удовольствия от завтрака, если сначала не залить пожар внутри». |
|||||||
|
* …бедное создание, лёгкое пиво… — аллюзия на пьесу У. Шекспира «Генрих IV», часть II, акт II, сцена II, где принц Гарри заявляет о своём желании выпить «the poor creature, small beer». ** ван-джон – искажённое французское vingt-un, т.е. двадцать одно.
|
|||||||
|
Том, не знавший ещё, что это за «ван-джон», промолчал и отпил глоток пива, которое ему протянул хозяин; затем вошёл скаут и получил приказ привести Джека и подавать завтрак, никого не дожидаясь. Через минуту на лестнице послышались прыжки и царапанье, и в комнату влетел белый бульдог, жемчужина в своём роде: у него был широкий массивный лоб, кожа гладкая, как у леди, а хвост сужающийся к концу и почти такой же тонкий, как глиняная трубка. В целом же его вид, а также привычка обнюхивать икры незнакомцев, вызывали значительное беспокойство у нервных людей. Том, однако, привык обращаться с собаками и быстро с ним подружился, что явно понравилось хозяину. Затем подали завтрак – с пылу, с жару, и вместе с ним появились ещё два изысканных молодых человека, в бархатных шляпах и куда более вычурных нарядах, чем у Драйсдейла, особенно в том, что касается цвета. Их представили Тому, который нашёл, что эти молодые джентльмены довольно заурядны и даже несколько вульгарны. Один из них энергично протестовал против присутствия «этой проклятой собаки», поэтому Джеку велели лечь в углу, а затем все четверо приступили к завтраку. |
|||||||
|
Это был отличный урок гастрономии, но повторять его здесь не стоит. Просто удивительно, до чего сильно притягивают к себе люди, которые хорошо нас кормят; и, по мере того, как Том насыщался, его симпатия и уважение к хозяину безусловно росли. |
|||||||
|
Когда они почти окончили завтракать, в комнату вошёл Достопочтенный Пирс, высокий, хрупкого сложения, на два-три года старше, чем все остальные, красивый, очень хорошо и неброско одетый, но с таким задранным кверху носом и такими оттянутыми книзу уголками рта, что это сразу же настроило Тома против него. Холодный, высокомерный полукивок, которым он поприветствовал нашего героя после того, как их представили, был сам по себе достаточен, чтобы испортить ему пищеварение, и ранил его самолюбие гораздо сильнее, чем ему хотелось себе в этом признаться. |
|||||||
|
— Эй, Генри, — сказал Достопочтенный Пирс скауту, который им прислуживал, усевшись и рассматривая полупустые блюда, — что у меня на завтрак? |
|||||||
|
Генри засуетился и подал пару блюд. |
|||||||
|
— Это всё холодное, я не хочу. Ты что, не оставил мне пескарей? |
|||||||
|
— Но, сэр, — сказал Генри, — сегодня утром прислали только две дюжины, и мистер Драйсдейл велел приготовить их все. |
|||||||
|
— Конечно, велел, — сказал Драйсдейл, — как раз по полдюжины на каждого из нас четверых; они были первоклассные. Если ты не можешь добраться сюда к половине десятого, пескарей не получишь, это я тебе говорю. |
|||||||
|
— Значит, пойди и принеси мне жаркого из кухни, - сказал Достопочтенный Пирс, не удостаивая Драйсдейла ответом. |
|||||||
|
— Прошу прощения, сэр, кухня уже закрыта, сэр, - ответил Генри. |
|||||||
|
— Тогда отправляйся к Хинтону и закажи котлет. |
|||||||
|
— Эй, Генри, — закричал Драйсдейл вслед уходящему скауту, — только не за мой счёт, смотри! Запиши их на счёт мистера Сен-Клу. |
|||||||
|
Генри отлично знал, что в этом случае его путешествие будет напрасным, и, соответственно, вернулся к своим обязанностям официанта; а Достопочтенный Пирс занялся своим завтраком, ничем более не проявляя своего неудовольствия, кроме язвительных замечаний по адресу всех остальных по очереди, которые он время от времени вставлял в разговор. |
|||||||
|
Том подумал, что различает признаки начинающейся враждебности между хозяином и Сен-Клу, потому что Драйсдейл воинственно настораживался, стоило лишь тому заговорить, и не упускал случая сказать в ответ грубость. И он был недалёк от истины; дело в том, что весь первый триместр Драйсдейла тот жил за его счёт – пил его вино, курил его сигары, ездил в его двуколке и выигрывал его деньги. Всё это Драйсдейл, который был самым беззаботным и добродушным человеком в Оксфорде, вынес бы не моргнув глазом; но Сен-Клу добавлял ко всем этим маленьким одолжениям свою полупокровительственную, полупрезрительную манеру поведения, которую с успехом применял к некоторым другим джентльмен-коммонерам, считавшим это признаком аристократического воспитания, и что так оно и следует. Но Драйсдейл, который знакомство с Сен-Клу и в медный грош не ставил, мириться с этим не собирался. |
|||||||
|
Однако дальше небольшой перепалки дело не пошло. Посуду убрали со стола, оставив только кружки, и компания расположилась с сигарами в креслах. Джек вышел из своего угла и был вознаграждён кое-какими остатками из рук любящего хозяина, а затем свернулся на диване, на котором тот развалился. |
|||||||
|
— Ты что собираешься сегодня делать, Драйсдейл? – спросил один из гостей. – Я велел отправить выносную* на ту сторону реки и собираюсь прокатиться туда в двуколке и отобедать в Абингдоне**. Поедешь с нами? |
|||||||
|
* выносная - лошадь, припряжённая впереди коренника в упряжке цугом. ** Абингдон (Abingdon) – город в 13 км к югу от Оксфорда на правом берегу Темзы.
|
|||||||
|
— А ещё кто поедет? – спросил Драйсдейл. |
|||||||
|
— Да вот только Сен-Клу и Фарли. Ещё полно места для четвёртого. |
|||||||
|
— Нет, спасибо. Ездить цугом на заднем сиденье неинтересно. К тому же я почти пообещал грести сегодня в лодке. |
|||||||
|
— В лодке! — закричал другой. – Ты же не хочешь сказать, что собрался заняться греблей? |
|||||||
|
— Ещё не знаю; пожалуй, займусь. Править упряжкой, фланировать по Хай-Стрит, целыми днями играть в карты и бильярд, — я сыт всем этим по горло, а наша лодка, по всей вероятности, будет первой на реке. |
|||||||
|
— Боже милостивый! Ты бы ещё учёбой занялся или пошёл на университетскую проповедь*, — вставил Сен-Клу. |
|||||||
|
* университетская проповедь (University Sermon) – читается дважды в триместр в университетской церкви Св. Марии (The University Church of St Mary the Virgin) Это официальная церковная служба, на которой присутствует вице-канцлер (глава университета) и прочие высшие должностные лица, которые церемониально входят в собор в полном облачении и садятся на свои похожие на троны места.
|
|||||||
|
— И вообще, все эти лодочники, — продолжал Фарли, - видал ты когда-нибудь подобную шайку, Сен-Клу? Вечно они в этих фланелевых брюках и вязаных свитерах, а стригутся коротко, как профессиональные боксёры. |
|||||||
|
— Спорим на гинею, что ни у одного из них нет больше 200 фунтов годового дохода, — вставил Чентер, отец которого едва мог написать своё имя и сейчас сколачивал колоссальное состояние, поставляя скверные рельсы новым железнодорожным компаниям. |
|||||||
|
— Чёрт побери, да какое мне дело? — перебил Драйсдейл. – Зато с ними намного интересней, чем с вами, вы ведь вообще не умеете делать ничего, что не стоит бешеных денег! |
|||||||
|
— Да мы ударились в экономию! – насмешливо улыбнулся Сен-Клу. |
|||||||
|
— Ну, я не вижу удовольствия в том, чтобы надрываться и натирать волдыри на руках ради того, чтобы эта маленькая скотина Миллер, рулевой, ещё и орал на тебя, — сказал Фарли. |
|||||||
|
— Да ты потом месяц не сможешь прямо сидеть на стуле, - сказал Чентер, — а капитан будет заставлять тебя обедать в час и каждый вечер в одиннадцать часов вытаскивать из комнат кого угодно, знаком он с ними или нет, чёрт бы побрал его наглость. |
|||||||
|
— Две сигары в день и полторы пинты жидкости, — сказал Фарли, засовывая свою щучью физиономию в кружку, — представляю себе Драйсдейла на спортивной диете! |
|||||||
|
Тут вошёл ещё один гость в мантии бакалавра, и Драйсдейл тепло поздоровался с ним, назвав Сандерсом. Они с Сен-Клу обменялись самым холодным из всех возможных кивков, а двое остальных, подражая своему ментору, уставились на него сквозь сигарный дым, помолчали минуты две и, полушёпотом отпустив между собой несколько грубых замечаний, отправились играть на бильярде в пирамиду до ланча. Сандерс взял сигару, которую предложил ему Драйсдейл, и начал задавать ему вопросы об их общих знакомых дома и о том, что он делал на каникулах. |
|||||||
|
Они явно были старыми друзьями, хотя Тому показалось, что сначала Драйсдейл чувствовал себя несколько скованно, и это его удивило, потому что Сандерс ему сразу понравился. Однако пробило одиннадцать, и Тому нужно было идти на лекцию. Мы за ним туда не последуем, а останемся с Драйсдейлом и Сандерсом, которые очень приятно поболтали минут двадцать, пока не раздался стук в дверь. Стук повторился трижды, пока, наконец, Драйсдейл не закричал «Войдите!», передёрнув плечами и раздражённо лягнув ногой диванную подушку, как будто бы предстоящий визит его совсем не радовал. |
|||||||
|
Читатель! Случалось ли вам иметь друга на несколько лет старше вас, доброе мнение которого вы желали бы сохранить во что бы то ни стало? Человека teres atque rotundus*, который всё, за что ни возьмётся, умеет делать лучше, чем вы, начиная с переводов Платона и игры в теннис и заканчивая пением шуточных песен и метанием колец? И если да, то не получалось ли всегда так, что он оказывался в ваших комнатах или в вашем обществе именно тогда, когда происходило нечто такое, что выставляло напоказ ваши слабые места? Во всяком случае, Сандерс занимал это положение по отношению к нашему молодому другу Драйсдейлу, и этот последний, как ни было ему приятно общество Сандерса, предпочёл бы наслаждаться им в любое другое время, но только не в ничем не занятое утро в начале триместра, когда джентльмены торгового сословия, которые рассматривают студентов вообще и джентльмен-коммонеров в особенности в качестве своей законной добычи, имеют обыкновение толпой приходить с визитами. |
|||||||
|
* teres atque rotundus (лат.) — гладкий и круглый. Цитата из сатиры Горация «О мудрости» («Сатиры», II, 7, 85). Гораций так характеризует настоящего мудреца: «in se ipso totus: teres atque rotundus», т. е. «в себе самом находит удовлетворение: как шар круглый и гладкий».
|
|||||||
|
Новоприбывший оказался высоким краснолицым человеком с наполовину раболепной, наполовину наглой манерой держаться и иностранным акцентом; одет он был в роскошный костюм с сюртуком с бархатными отворотами и вычурным плюшевым жилетом. Под мышкой у него был большой свёрток, который он тут же распаковал и положил на диван его содержимое: пару сюртуков, три или четыре жилета и брюки. Он поприветствовал Сандерса в высшей степени подобострастным поклоном, с беспокойством посмотрел на Джека, который открыл один глаз и, выглядывая между ногами хозяина, зарычал, а затем, повернувшись к Драйсдейлу, осведомился, не будет ли ему оказана честь присутствовать при примерке? |
|||||||
|
— Нет; я не хочу сейчас возиться с примеркой, — сказал Драйсдейл. – Оставьте их тут. |
|||||||
|
Мистеру Шлоссу очень хотелось бы, чтобы по своём возвращении в город через день-два он смог уверить своё начальство в том, что заказ мистера Драйсдейла выполнен к полному его удовлетворению. Кроме того, у него с собой несколько прекрасных новых образцов, которые он хотел бы предложить вниманию мистера Драйсдейла; и он без дальнейших разговоров начал разворачивать образцы ошеломляющих плюшей и прочих тканей. |
|||||||
|
Драйсдейл сначала бросил взгляд на образцы, а потом на Сандерса, который сидел, попыхивая своей сигарой, и смотрел на манипуляции Шлосса взглядом, весьма напоминающим взгляд Джека, когда к его хозяину приближался кто-нибудь, кого он не одобрял. |
|||||||
|
— Будь прокляты ваши образцы, Шлосс, — сказал Драйсдейл. – Говорю вам, одежды у меня уже больше, чем нужно. |
|||||||
|
— Широкую полоску, такую, как вот эта, сейчас очень берут на брюки в Лондоне, — продолжал Шлосс, раскладывая образцы на столе и не обращая внимания на отказ. |
|||||||
|
— К чёрту брюки, — ответил Драйсдейл, — вы, кажется, думаете, Шлосс, что у меня десять пар ног. |
|||||||
|
— Месье изволит шутить, — улыбнулся Шлосс, — но чтобы не отстать от моды, джентльменам требуется разнообразие. |
|||||||
|
— Сейчас я ничего заказывать не буду, это окончательно, — сказал Драйсдейл. |
|||||||
|
— Месье поступит так, как ему будет угодно, но просто невозможно, чтобы он не заказал себе плюшевых жилетов; эта материя только появилась, она производит сенсацию. |
|||||||
|
— Послушайте, Шлосс, вы уйдёте, если я закажу жилет? |
|||||||
|
— Месье очень добр, он видит, с каким хорошим вкусом подобраны эти новые расцветки. |
|||||||
|
— Да я и на петушиные бои такое не надену. Они же пёстрые, как мушка на лосося, — сказал Драйсдейл, ощупывая образец, который протягивал ему подобострастный Шлосс. – Хотя материя, вроде, хороша, - продолжал он, — я бы не прочь получить из неё пару жилетов вот такой расцветки, — и он швырнул Шлоссу тёмный жилет в клетку, который лежал рядом. – У вас есть эта материя такой расцветки? |
|||||||
|
— Ах, нет, — сказал Шлосс, подбирая жилет, — но она не замедлит появиться. Мы немедленно закажем, и её изготовят для месье в Париже. |
|||||||
|
— Да хоть у чёрта на куличках, если хотите, — сказал Драйсдейл, — а теперь убирайтесь! |
|||||||
|
— Позвольте вас спросить, мистер Шлосс, — вмешался Сандерс, — во сколько обойдётся заказ этой ткани? |
|||||||
|
— Ах, самые пустяки, фунтов двенадцать или четырнадцать, — Сандерс издал смешок и продолжал попыхивать своей сигарой. |
|||||||
|
— Боже милостивый! – воскликнул Драйсдейл, рывком садясь и потревожив при этом Джека, который потрусил по комнате обнюхивать ноги Шлосса, — вы что же, хотите сказать, Шлосс, что собираетесь шить мне жилеты по четырнадцать фунтов штука? |
|||||||
|
— Только с согласия месье. Ах! Большой пёс недружелюбен к незнакомцам; я зайду позднее, когда у месье будет больше свободного времени. |
|||||||
|
И Шлосс собрал свои образцы и поспешно удалился, провожаемый Джеком. Бросая полные бешенства взгляды на Сандерса, он выскользнул за дверь. |
|||||||
|
— Молодец, Джек, старина! – сказал Сандерс, поглаживая его, — ну и перепугался же этот тип. В это прекрасное утро ты сэкономил хозяину не меньше двадцати пяти фунтов. Полезная у тебя собачка, Драйсдейл. |
|||||||
|
— Чёрт бы побрал этого типа, — ответил Драйсдейл, - после него остаётся скверный привкус во рту. |
|||||||
|
И он подошёл к столу и отпил из кружки, а потом снова развалился на диване, а Джек вскочил туда же и свернулся у ног хозяина, не спуская с него одного приоткрытого глаза и время от времени повиливая кончиком своего заострённого хвоста. |
|||||||
|
Сандерс поднялся и начал рассматривать принесённые вещи. Сначала он взял в руки пару ярко-синих брюк в красную полоску. Драйсдейл наблюдал за ним с дивана. |
|||||||
|
— Послушай, Драйсдейл, ты же не хочешь сказать, что действительно заказывал эти штуковины расцветки «гром и молния»? |
|||||||
|
— А Бог его знает, — отвечал Драйсдейл, — наверное, заказывал. Иногда я готов заказать себе хоть целый костюм из бабушкиного кринолина, лишь бы только этот проклятый Шлосс ушёл. |
|||||||
|
— Ты же не сможешь их носить; даже здесь, в Оксфорде, мальчишки будут бежать за тобой толпой. Почему ты не спустишь его с лестницы? – предложил Сандерс, выпуская из рук брюки и поворачиваясь к Драйсдейлу. |
|||||||
|
— Пару раз я был на грани этого. Ну, не знаю… я человек покладистый… кроме того, я не хочу рвать с этой скотиной окончательно – он шьёт лучшие брюки в Англии. |
|||||||
|
— А эти жилеты, — продолжал Сандерс, — ну-ка, посмотрим; три светлых шёлковых жилета – персиковый, цвета лани и цвета лаванды*. Ну, их ты, конечно, сможешь надеть только на свадьбу. В первый раз ты можешь жениться в персиковом или цвета лани, а потом, если тебе повезёт вскоре похоронить первую жену, можно жениться на №2 в лавандовом, — тут тебе и полутраур, и изысканная любезность. И всё же остаётся вопрос выбора между персиковым и цвета лани… |
|||||||
|
* цвет лани – желтовато-коричневый. Цвет лаванды – бледно-лиловый.
|
|||||||
|
Здесь его речь перебил новый стук в дверь, и вошёл рассыльный от модного табачника с Ориэл-лейн, которому было приказано доставлять Драйсдейлу его законную долю всего самого лучшего, что только есть по части сигар. Он поставил на стол двухфунтовую коробку сигар по три гинеи за фунт и молча удалился. |
|||||||
|
Затем явился сапожник с новой парой высоких сапог с отворотами, которые Драйсдейл заказал в ноябре и на следующий же день забыл об этом. Этот мастер своего дела, мудро рассудив, что у его молодого клиента таких сапог хватит на весь охотничий сезон (он сам поставил ему три пары ещё в октябре), придержал эту пару, чтобы выставить её у себя в витрине, ведь каждый знает, что сапоги носятся гораздо лучше, если их некоторое время выдержать перед ноской. Теперь, однако, охотничий сезон заканчивался, и в витрине требовалось место для весеннего ассортимента, поэтому он благоразумно решил доставить их владельцу, накинув всего-навсего полсоверена в качестве процента за издержки с момента заказа. Также он любезно оставил на столе пару больших подходящих к ним позолоченных шпор. |
|||||||
|
Беда не приходит одна. Сандерс сидел и курил в многозначительном молчании, в то время как то и дело раздавался стук в дверь, и торговцы следовали один за другим. Каждый из них приносил какой-либо предмет, который был заказан, или который они думали, что был заказан, или который, по их мнению, должен был заказать несчастный Драйсдейл. Новые шляпы и галстуки, перчатки и булавки, неролиевый* бальзам и патентованное мыло для бритья, писчая бумага с модным узором и одеколон громоздились на всех столах. Затем последовали подряд два визита от владельцев платных конюшен, у каждого из которых было по несколько новых лошадей, годных ходить выносными в упряжке, и они сгорали от желания, чтобы мистер Драйсдейл попробовал их как можно скорее. Драйсдейл брюзжал и ворчал и желал про себя, чтобы все они или Сандерс оказались на дне морском; однако он утешал себя мыслью, что худшее уже позади, и больше не осталось ни одного удовлетворителя студенческих потребностей, который мог бы ещё заявиться. |
|||||||
|
* неролиевый – т.е. с эфирным маслом горького померанца (флёрдоранжевым маслом), известным как масло нероли по имени герцогини Флавии Орсини, принцессы Нероли (местность недалеко от Рима), которая ввела в моду духи этого запаха.
|
|||||||
|
Но нет, через минуту в дверь тихонько постучали. Джек насторожил уши и завилял хвостом, Драйсдейл беспечно крикнул «Войдите!», дверь медленно приоткрылась дюймов на восемнадцать, и в комнате появилась голова с копной спутанных волос, из-под которой, поблёскивая, шарил по всем углам единственный глаз-буравчик. Второй глаз был закрыт; не то это было постоянным подмигиванием в знак неусыпной бдительности его владельца, не то он и вправду потерял его в одной из своих многочисленных стычек с людьми и прочими тварями, — этого, насколько мне известно, никому так и не удалось выяснить. |
|||||||
|
— Ах, мистер Драйсдейл, сэр! – начала голова и тут же быстро ретировалась за дверь, чтобы избежать столкновения со шпорой, которой (так как она оказалась ближайшим метательным снарядом) незамедлительно запустил в неё Драйсдейл. Когда шпора упала на пол, голова снова появилась в комнате, чтобы так же быстро исчезнуть опять, из уважения ко второй шпоре, охотничьим сапогам, щётке для волос с ручкой из слоновой кости и Еврипиду в переводе, которыми последовательно поприветствовали дальнейшие появления вышеупомянутой головы, а её ухмылка с каждым появлением делалась всё шире. |
|||||||
|
Тогда Драйсдейл, не имея больше в пределах досягаемости ни одного подходящего для швыряния предмета, громко расхохотался, причём к нему от всего сердца присоединились Сандерс и голова, и закричал: |
|||||||
|
— Входи, Джо, старый дурень! И перестань мельтешить туда-сюда своей старой уродливой рожей, будто чёртик из табакерки! |
|||||||
|
И вот голова вошла, а за ней вошло и тело и закрыло за собой дверь; и тело это было странное с виду, корявое, жилистое, сутулое, лет пятидесяти, одетое в старый фланелевый сюртук, вельветовые бриджи и гетры, - земное вместилище души Джо Магглза, собачника с улицы Сент-Олдейт. |
|||||||
|
— Как тебе, чёрт побери, удалось пробраться мимо привратника, Джо? – осведомился Драйсдейл. Надо сказать, что Джо запретили появляться на территории колледжа после того, как он притащил мешок крыс во второй внутренний двор, на дёрне которого проходило состязание по крысоубийству между терьерами двух джентльмен-коммонеров. Это незначительное событие могло бы пройти незамеченным, если бы не Драйсдейл, который купил у Джо дюжину убитых крыс и прибил их гвоздями к дверям четырёх наставников колледжа, по три штуки на каждую, после чего произошло разбирательство, и Джо был объявлен вне закона. |
|||||||
|
— С вашего позволения, мистер Драйсдейл, сэр, я тут увидел, что старший привратник пошёл в кладовую за завтраком, сэр… ну, я мигнул его помощнику (он мне приятель, сэр, помощник привратника) и бегом сюда наверх. |
|||||||
|
— Ну, если тебя поймают, посадят в кутузку! Так чего же ты хочешь? |
|||||||
|
— Видите ли, мистер Драйсдейл, сэр, — сказал Джо самым вкрадчивым своим тоном, — тут у напарника моего есть старый барсук, сэр, он раздобыл его на хейтропской псарне, так вот, сэр, Достопочтенный Вернхэм с улицы Нью-Инн-Холл, сэр, сегодня приходил к нам на двор с одним боксёром из Лондона, так вот, мистер Драйсдейл, он тоже собачник и с собой привёз трёх собак, а остановился он у Молочного Билла*. Вот он и говорит, мистер Драйсдейл, говорит он, что одна его собака затравит барсука три раза за то же самое время, за которое любая наша оксфордская собака затравит его два раза, и Достопочтенный Вернхэм говорит, что поставит на это пять фунтов, — тут Джо остановился, чтобы погладить Джека, который ластился к нему, как будто понимал каждое слово. |
|||||||
|
*Молочный Билл (Milky Bill) – прозвище ещё одного оксфордского собачника того времени. Из-за чего его прозвали Молочным, об этом история умалчивает.
|
|||||||
|
— Ну, Джо, а дальше что? – спросил Драйсдейл. |
|||||||
|
— Так видите ли, мистер Драйсдейл, сэр, — продолжал Джо, лаская морду Джека, — мой напарник говорит, не родилась ещё та лондонская собака, которая может затравить барсука лучше вашего Джека; а мистер Драйсдейл, говорит он, не позволит, чтобы два бедных парня потеряли своё честное имя из-за какого-то там типа из Лондона, и пять фунтов для него значат не больше, чем для Достопочтенного Вернхэма, — вот что говорит мой напарник. |
|||||||
|
— Так я должен одолжить тебе для этого Джека и поставить на него деньги? |
|||||||
|
— Вообще-то, мистер Драйсдейл, сэр, мой напарник так и говорил… |
|||||||
|
— Нахальства вам не занимать, и тебе, и твоему напарнику, — сказал Драйсдейл, — на вот, выпей и убирайся, я об этом подумаю. |
|||||||
|
Драйсдейл был теперь настроен вызывающе и решил дать Сандерсу понять, что его присутствие не сможет удержать его ни от какого безрассудства, раз уж оно пришло ему в голову. |
|||||||
|
Джо выпил предложенное угощение, и тут как раз с лекций пришли несколько студентов и отвлекли внимание Драйсдейла от Джека, который потихоньку вышел из комнаты следом за Джо, когда этот достойный человек отправился восвояси. Драйсдейл только засмеялся, когда обнаружил это, и в тот же день после обеда отправился на двор к Джо, чтобы посмотреть матч между лондонской собакой и своим любимцем. |
|||||||
|
«Каким же образом можно удержать юнцов с неограниченным кредитом, кучей наличных и фешенебельными вкусами от того, чтобы они не делали здесь из себя дураков и подлецов?» — думал Сандерс, шагая к своему колледжу. Кроме него, этот вопрос занимал и другие умы, и, пожалуй, до его решения всё ещё далеко. |
|||||||
|
|
|||||||
|
|
|||||||
|
Предыдущая |
Следующая |
||||||
Обратный словарь русского языка — Зайдельман Я., Кноп К. Обратный словарь русского языка
Зайдельман Я., Кноп К. Обратный словарь русского языкаДоступные файлы (1):
n1.doc
Обратный словарь русского языка(около 99430 слов)
Получено «обращением» грамматического словаря Зализняка (из программы Star4Win v. 1.00) и списка существительных из «Орфографического словаря» (106000 слов, 28-е издание, 1990 г.), набранного в 1996-98 годах игроками команды «Пузляры» (http://puzzle.ezakaz.ru): Константином Кнопом, Яковом Зайдельманом, Валерием Тимониным, Виктором Кабановым, Дмитрием Филимоненковым. Сохранены слова с дефисом. Не расставлена буква «ё».
а
ба
аба
кааба
баба
бой-баба
кульбаба
даба
жаба
раба
штраба
амеба
полнеба
треба
потреба
учеба
политучеба
партучеба
божба
ворожба
служба
пресс-служба
разведслужба
метеослужба
авиаметеослужба
гидрометеослужба
радиослужба
ветслужба
спецслужба
дружба
тяжба
изба
триба
диатриба
лайба
шайба
планшайба
ройба
надолба
колба
полба
амба
дамба
самба
маримба
бомба
авиабомба
катакомба
пломба
гекатомба
клумба
румба
тумба
блямба
оба
жадоба
сдоба
худоба
стыдоба
скоба
жалоба
злоба
зазноба
роба
вороба
хвороба
проба
утроба
особа
чащоба
чищоба
трущоба
арба
верба
дерба
торба
губа
пагуба
палуба
голуба
йоруба
труба
стереотруба
мачтотруба
туба
шуба
алчба
волшба
дыба
глыба
улыба
рыба
игла-рыба
пила-рыба
луна-рыба
лапша-рыба
еж-рыба
молот-рыба
меч-рыба
ремень-рыба
свадьба
усадьба
городьба
ходьба
судьба
резьба
похвальба
пальба
стрельба
мольба
гульба
гоньба
бороньба
борьба
гурьба
журьба
косьба
просьба
татьба
селитьба
женитьба
молотьба
электромолотьба
пастьба
голытьба
люба
ююба
деряба
забава
агава
держава
лава
шалава
облава
глава
туфолава
слава
булава
пахлава
канава
пава
купава
дубрава
орава
переправа
приправа
оправа
справа
расправа
управа
трава
разрыв-трава
любим-трава
сон-трава
плакун-трава
трын-трава
ключ-трава
притрава
отрава
потрава
протрава
растрава
мурава
октава
контроктава
отава
застава
погранзастава
подстава
гуава
билингва
два
едва
едва-едва
мордва
дева
полудева
кружева
зева
королева
плева
слева
синева
понева
чернева
рева
бечева
втридешева
кошева
язва
ива
альмавива
дива
нажива
разжива
пожива
дефензива
подлива
олива
полива
слива
тернослива
нива
жнива
крапива
грива
прерогатива
инициатива
альтернатива
тетива
инвектива
ретроспектива
перспектива
директива
конъюнктива
расшива
айва
мойва
кваква
саква
антиква
локва
смоква
буква
тыква
клюква
брюква
кряква
халва
косхалва
молва
канва
вдова
ендова
подкова
голова
сорвиголова
оторвиголова
полова
полслова
обнова
сызнова
снова
основа
подоснова
первооснова
дуброва
дрова
корова
сова
татарва
сперва
стерва
черва
прорва
курва
лярва
дресва
жатва
братва
дратва
жратва
детва
битва
ловитва
молитва
бритва
электробритва
ботва
плотва
жертва
паства
средства
плавсредства
листва
сызмальства
яства
клятва
лихва
ночва
почва
подпочва
пришва
ошва
подошва
прошва
мальва
мольва
эва
раззява
гуайява
холява
га
ага
вага
навага
отвага
гага
малага
салага
влага
баклага
бедолага
кулага
сулага
бумага
фотобумага
мульчбумага
колымага
донага
шпага
альпага
брага
драга
крага
курага
сага
ватага
чага
молодчага
мочага
корчага
полшага
бега
телега
коллега
слега
омега
нега
заберега
стега
мезга
розга
лузга
мелюзга
брюзга
свербига
жига
прожига
выжига
визига
лига
калига
чилига
кулига
книга
рига
коврига
квадрига
верига
интрига
расстрига
фига
шишига
сайга
тайга
волга
таволга
иволга
недолга
булга
мга
тамга
семга
чомга
фаланга
пинанга
туранга
яранга
штанга
борштанга
цанга
селенга
меренга
шеренга
стренга
цинга
юнга
тревога
синагога
изжога
йога
облога
эклога
берлога
подмога
нога
тренога
разнога
минога
рога
дрога
пирога
дорога
путь-дорога
втридорога
судорога
сорога
недотрога
острога
тога
кабарга
карга
перга
кочерга
каторга
пурга
дуга
падуга
радуга
куга
калуга
белуга
слуга
заслуга
прислуга
услуга
выслуга
фрамуга
нуга
хапуга
руга
задруга
подруга
полкруга
округа
подпруга
супруга
заструга
приструга
яруга
натуга
потуга
фуга
центрифуга
ультрацентрифуга
лачуга
пичуга
пьянчуга
кольчуга
шуга
забулдыга
лодыга
сквалыга
мамалыга
прощелыга
булыга
шаромыга
чапыга
торопыга
кочерыга
ярыга
мотыга
киркомотыга
пустельга
фольга
шаньга
деньга
кеньга
стеньга
брам-стеньга
бом-брам-стеньга
фор-стеньга
синьга
серьга
жадюга
холодюга
бельдюга
развалюга
подлюга
стелюга
фелюга
шелюга
жаднюга
парнюга
тварюга
севрюга
зверюга
дерюга
ворюга
хитрюга
вьюга
яга
баба-яга
здоровяга
бодяга
бродяга
побродяга
доходяга
скупердяга
сердяга
трудяга
деляга
миляга
стиляга
чиляга
фляга
сермяга
бедняга
коняга
парняга
дворняга
сотняга
кочевряга
передряга
скряга
коряга
супряга
хитряга
присяга
лжеприсяга
тяга
симпатяга
летяга
работяга
электротяга
чертяга
сутяга
да
бравада
левада
привада
бригада
агитбригада
алидада
ореада
спартакиада
иеремиада
альпиниада
олимпиада
дриада
мириада
триада
эксцентриада
универсиада
эстакада
декада
баррикада
цикада
блокада
деблокада
рокада
эстокада
аркада
кавалькада
лада
эскалада
анфилада
баллада
смлада
акколада
услада
рулада
прохлада
тамада
помада
громада
армада
эспланада
менада
серенада
арлекинада
колоннада
гонада
робинзонада
монада
хламидомонада
канонада
тампонада
каронада
фанфаронада
бастонада
буффонада
клоунада
эскапада
лампада
рампада
эспада
рада
фарада
шарада
брада
награда
преграда
ограда
тирада
ретирада
альборада
отрада
страда
автострада
эстрада
балюстрада
засада
надсада
подсада
лансада
осада
досада
рассада
глиссада
пощада
лямбда
правда
неправда
кривда
всегда
завсегда
навсегда
когда
кое-когда
кой-когда
некогда
никогда
иногда
тогда
еда
беда
лебеда
победа
ябеда
веда
резеда
меледа
надоеда
ногтоеда
костоеда
торпеда
скареда
привереда
середа
череда
среда
чреда
беседа
политбеседа
непоседа
жажда
вражда
вежда
невежда
надежда
одежда
прозодежда
спецодежда
нужда
бразда
езда
звезда
квазизвезда
радиозвезда
кинозвезда
протозвезда
сверхзвезда
мзда
борозда
узда
обида
энергида
эгида
нереида
хризалида
пеламида
хламида
пирамида
анкилостомида
планида
гнида
эвменида
кардиоида
циклоида
эпициклоида
гипоциклоида
астроида
тангенсоида
синусоида
клотоида
конхоида
трохоида
эпитрохоида
акарида
аскарида
смарида
кантарида
ставрида
эфемерида
геомерида
коррида
касида
апсида
кариатида
пластида
сильфида
ехида
панихида
айда
лайда
сайда
пройда
балда
кувалда
фалда
халда
щеколда
дылда
банда
сарабанда
контрабанда
лаванда
пропаганда
агропропаганда
техпропаганда
баланда
шаланда
гланда
аллеманда
команда
радиокоманда
панда
веранда
танцверанда
дуранда
легенда
адденда
бленда
шленда
аренда
субаренда
соаренда
энкомьенда
инда
анаконда
блонда
жиронда
фронда
ротонда
секунда
люмен-секунда
ампер-секунда
ватт-секунда
вольт-секунда
мунда
ерунда
штунда
рында
дурында
гирлянда
ода
свобода
несвобода
слобода
вода
подвода
воевода
комвзвода
пагода
невзгода
полгода
погода
непогода
угода
выгода
невыгода
ягода
жеода
кода
шкода
колода
мода
мини-мода
макси-мода
природа
борода
сковорода
загорода
полгорода
скорода
сморода
порода
сода
крем-сода
трематода
метода
кустода
хода
барда
алебарда
бомбарда
бакенбарда
гарда
карда
кокарда
мансарда
петарда
чехарда
белиберда
скерда
скирда
орда
реборда
корда
морда
держиморда
хорда
бурда
мурда
хурда-мурда
хурда
уда
дуда
зуда
иуда
куда
кое-куда
кой-куда
некуда
никуда
докуда
покуда
прокуда
паскуда
откуда
неоткуда
ниоткуда
луда
полуда
нуда
зануда
руда
груда
запруда
подпруда
посуда
ссуда
семссуда
туда
амплитуда
альтитуда
дотуда
остуда
простуда
оттуда
причуда
касыда
тильда
мульда
слюда
сюда
туда-сюда
досюда
отсюда
наяда
плеяда
коляда
ряда
гряда
продажа
выставка-продажа
купля-продажа
запродажа
перепродажа
распродажа
поклажа
пропажа
кража
покража
стража
сажа
обжа
раджа
магараджа
саджа
паранджа
ходжа
ежа
вежа
невежа
дежа
надежа
одежа
лежа
полулежа
межа
мережа
мрежа
сежа
вожжа
жижа
кумжа
ханжа
лонжа
ронжа
рогожа
кожа
ложа
аванложа
вельможа
госпожа
рожа
огорожа
сторожа
ржа
баржа
маржа
спаржа
саржа
биржа
суржа
лужа
стужа
лыжа
грыжа
пряжа
предпряжа
за
из-за
по-за
база
авиабаза
плавбаза
нефтебаза
реобаза
изобаза
зообаза
агробаза
автобаза
китобаза
пионербаза
торбаза
турбаза
ваза
пероксидаза
проказа
глаза
вполглаза
подлаза
амилаза
карбоксилаза
пролаза
аргиназа
энтерокиназа
липаза
зараза
сахараза
зраза
фраза
парафраза
метафраза
перифраза
стаза
диастаза
такадиастаза
фаза
анафаза
эмфаза
телофаза
профаза
сабза
кобза
экзегеза
железа
каллеза
слеза
левулеза
трапеза
греза
береза
дереза
диереза
фреза
катахреза
теза
метатеза
антитеза
эпентеза
гипотеза
митральеза
марсельеза
пьеза
гектопьеза
виза
девиза
маркиза
вализа
зализа
подлиза
взлиза
антеклиза
ремиза
чумиза
риза
микориза
реприза
антреприза
экспертиза
ветсанэкспертиза
апофиза
пайза
пемза
шлакопемза
грымза
фанза
линза
бонза
бронза
брынза
стервоза
егоза
ругоза
доза
скабиоза
Сколько лет правил георг 4. Георг IV, король Англии
3. Общественно-политическое движение конца 1820-х – начала 1830-х гг 3.1. Основные организации. «Общество любомудрия» (1823 – начало 30-х гг.) – литературно-философский кружок, возникший в Москве. В него в разные периоды входили В. Ф. Одоевский, А. И. Кошелев, И. В. Киреевский, Н. М.
автора Минкина Ольга ЮрьевнаПроекты рубежа 1820–1830-х гг. Крещеный еврей из Пруссии Карл Фоделло был полуофициальным консультантом по еврейским делам при Четвертом еврейском комитете. Члены комитета даже признали его записки «по их верности и подробности полезными для своих соображений о мерах к
ГЕОРГ IV, король Великобритании
Король Великобритании и Ганновера из династии Ганноверов, правивший в 1820-1830 гг. Сын Георга III и Шарлоты Мекленбург-Стрелицкой Ж.: с 1795 г. Каролина, дочь герцога Брауншвейг-Вольфенбюттельского Карла Вильгельма Фердинанда (род. 1768 г., ум. 1821 г.). Род. 12 авг. 1762 г., ум. 26 июня 1830 г.
Георг IV приобрел славу самого несимпатичного из всех представителей Ганноверской династии. Его сластолюбие, немыслимое мотовство и распутство много лет скандализировали английское общество. Впрочем, его младшие братья имели едва ли лучшую репутацию. Георгу III вообще не повезло с детьми: все шесть его взрослых сыновей вели распутный и разгульный образ жизни, ославили себя неразборчивыми любовными связями и непослушанием. Что тому было виной — порочные наклонности или дурное воспитание — трудно сказать определенно, но факт остается фактом: едва выйдя из юношеского возраста, все принцы старались бежать из-под родительского крова и затем очень неохотно возвращались обратно. Правда и то, что искать им там было особенно нечего. Едва ли у них оставались нежные воспоминания о детских годах. В семействе короля считалось в порядке вещей, чтобы дети не садились в присутствии взрослых, не читали развлекательных книг, питались очень скромно, рано вставали и рано ложились спать. Король с детских лет старался приучать своих сыновей к труду: каждый из принцев должен был работать в саду на своем участке, убирать урожай овощей и фруктов. Наследнику, кроме того, вменялась в обязанность выпечка хлебцев на второй завтрак. Восемь часов в день отводилось на учебу. Георг получил в детстве хорошее образование. Он отличался большими способностями к языкам, легко изучил французский, немецкий, итальянский, прекрасно играл на виолончели, обладал красивым голосом и сам был очень недурен собой.
До семи-восьмилетнего возраста у родителей не было оснований беспокоиться о старшем сыне. Мальчик рос смышленым, подвижным, бойким. Однако скучная, добродетельная жизнь родителей рано приелась ему. Он чувствовал влечение совсем к другому. Подобно Карлу II, Георг соединял с умом и дарованиями, изящным салонным образованием и любезным обхождением непреодолимое влечение к чувственным наслаждениям и расточительности, к любовным похождениям и кутежам. Первой его любовницей стала горничная матери Гарриета Верной. Связь их вскоре раскрылась, и девушку с позором прогнали из дворда. Но принц уже вступил на скользкую дорожку, с которой не сходил до самой смерти. В декабре 1779 г. он увлекся актрисой Мэри Робинсон, которую впервые увидел в роли Пердиты на представлении «Зимней сказки» Шекспира. Чтобы добиться ее любви, принц выложил 20 тысяч фунтов. Не меньшие деньги были истрачены на подарки. Затем последовала другая громкая связь — с графиней Харденбург., Пресса узнала об этом увлечении и раструбила о нем на весь свет. Королю пришлось вмешаться, чтобы замять скандал. Но принц не извлек никаких уроков из этой истории и по-прежнему жадно искал наслаждений. Умеренность никогда не была ему присуща. Огромные долги наследника вскоре смутили короля. Он попробовал образумить его, но все было бесполезно — принц негодовал на родительскую опеку, считал, что на его содержание отпускаются ничтожные средства, и требовал у отца денег. Между старшим и младшим Георгом то и дело происходили крупные ссоры. Однажды на охоте, чем-то обозленный на отца, принц умчался в его карете, заставив короля искать другой экипаж.
В 1783 г. Георг наконец добился независимости — король предоставил ему собственную резиденцию — Карлтон-хауз и годовое содержание в 50 тысяч фунтов. Этих денег Георгу никогда не хватало. Только на одну косметику он тратил 20 тысяч. А кроме забот о своей внешности он имел множество других дорогостоящих увлечений: коллекционирование живописи и китайского фарфора, породистые лошади и хорошенькие женщины. Он одевался у самых дорогих портных, обожал изысканные деликатесы и дорогие вина. Все это требовало огромных средств. Парламенту то и дело приходилось решать вопрос об оплате долгов наследника. Нужные суммы в конце концов выдавались, но дебаты по этому поводу вызывали сильное раздражение налогоплательщиков. Впрочем, нельзя сказать, что все чувства Георга были легковесны и что он искал в жизни только удовольствий. В марте 1784 г. он не на шутку увлекся молодой вдовой Мэри Энн Фицгерберт. Страсть его была так велика, что он не мог думать ни о чем другом и в декабре 1785 г. вступил с Мэри в тайный брак. Влияние этой женщины было на него благотворно. На некоторое время он оставил разгульный образ жизни и сильно сократил свои расходы. Но остепениться окончательно он так и не смог. В конце 80-х Георг вновь связался со своими дружками. После попоек они бродили по ночному городу и горланили непристойные песни. С этим еще до некоторой степени можно было мириться, но потом начались измены. В 1794 г. принц потерял голову из-за нового увлечения, леди Джерси. Она была старше его на девять лет и уже имела внука. Тем не менее она сумела внушить наследнику такое влечение, что он разорвал свои отношения с Мэри. Были и другие причины к этому: за наследником числились огромные долги, а король наотрез отказался платить по ним до тех пор, пока Георг не женится. Принц должен был согласиться на эти условия, и отец вскоре устроил его брак с принцессой Брауншвейгской Каролиной. Союз этот не мог быть счастливым. Жених и невеста впервые увиделись только накануне свадьбы. Едва ли их впечатления друг о друге были благоприятными. Распутная жизнь наложила отпечаток на внешность Георга. Из стройного юноши он превратился в располневшего мужчину с сизыми дряблыми щеками. Каролина тоже не принадлежала к тому типу женщин, которые нравились Георгу: она была слишком проста, непосредственна, полновата и не очень чистоплотна (этот недостаток принц, обладавший очень острым обонянием, никогда не прощал женщинам). Чтобы заглушить свою тоску, Георг явился на свадебную церемонию основательно нагрузившись бренди, а всю брачную ночь проспал мертвецким сном. Добившись уплаты долгов, он не считал нужным соблюдать даже внешние приличия брака. В 1796 г. Каролина родила дочь -принцессу Шарлоту. Сразу после этого между супругами произошел разрыв. В 1798 г. Каролина оставила Карлтон-хауз и переселилась в особняк Монтегю-хауз. Конфликт между принцем и принцессой Уэльскими сделался общественным достоянием и обсуждался в прессе. Все симпатии «англичан были на стороне Каролины. Популярность Георга упала до критически низкого уровня. В это время он уже расстался с леди Джерси и в 1800 г. вновь воссоединился с Мэри. Несколько лет они прожили очень хорошо, но в 1806 г. наступило новое охлаждение. У Георга опять появились увлечения на стороне. Мэри терпеливо сносила их до тех пор, пока Георг не завел серьезную связь с леди Хертфорд. В декабре 1809 г. она навсегда ушла от него.
В 1811 г., в связи с полным умопомешательством отца, Георг был объявлен регентом, а в начале 1820 г., после смерти отца, взошел на престол. Он сделался королем уже на исходе своих сил, имея расшатанное здоровье и безнадежно загубленную репутацию. Впрочем, время его правления, по сравнению с бурным царствованием Георга III, было достаточно спокойным. Первым делом он возбудил в палате лордов дело по обвинению своей жены в прелюбодеянии. Разразился неслыханный скандал. Сочувствие народа опять оказалось на стороне королевы Вынесение окончательного вердикта было отложено, а в 1821 г. Каролина умерла. Ее похороны сопровождались антиправительственными выступлениями. Все сходились во мнении, что худшего короля, чем Георг, не может быть. Он мало изменил свои привычки, по-прежнему кутил и злоупотреблял алкоголем, но предаваться любовным приключениям ему уже не позволяло здоровье. Последние дни, мучимый подагрой, Георг доживал в Виндзоре в обществе леди Конинггам.
Все монархи мира. — Академик . 2009 .
Смотреть что такое «ГЕОРГ IV, король Великобритании» в других словарях:
Георг V George V … Википедия
В Википедии есть статьи о других людях с именем Георг. Георг III George III … Википедия
Король Великобритании из династии Ганноверов, правивший в 1760 1820 гг. Король Ганновера в 1815 1820 гг. Ж.: с 8 сент. 1761 г. София Шарлота, дочь герцога Мекленбург Стрелицкого Карла Людвига (род. 1744 г., ум. 1818 г.). Род. 1738 г., ум. 29 янв … Все монархи мира
Зима в 1795 году выдалась морозной. Туманным февральским днем Джеймс Харрис, лорд Мальмсбери, посланник Его Величества, всемилостивейшего короля Англии Георга III при Брауншвейгском дворе и один из самых блестящих дипломатов своего времени, покидал Лондон. Корабль медленно шел вниз по Темзе. Лорд Мальмсбери совершенно искренне думал о том, что его настоящая миссия, если быть честным, – дело пропащее. Разве справедливо вознаграждать его за бесконечную череду немалых услуг, оказанных им английской короне, посылая заключить брак, из-за которого ему придется поссориться со всем светом, исключая, разумеется, самого короля… Но король, увы, безумен!
Вот уже в течение нескольких лет дела в Англии шли из рук вон плохо. С того времени, когда в 1788 году у короля Георга III, до тех пор очень храброго, мудрого, бережливого, серьезного и живущего в соответствии со всеми правилами человека, стали появляться первые признаки душевной болезни. Он страдал галлюцинациями, требовал, чтобы его одевали только в белое, проводил целые сутки за клавесином, играя Генделя до тех пор, пока не немели пальцы. Естественно, августейшего больного заботливо и весьма энергично лечили от черной меланхолии всеми средствами, какими располагали в то время самые просвещенные медики. Средства были простые и суровые даже для монархов, его запирали, связывали по рукам и по ногам, били и лишали пищи. Все эти меры радовали только одного человека: нежнейшего сына этого несчастного отца, Георга, принца Уэльского, который видел во всем происходящем признаки близкой смерти отца, а значит, и своего восхождения на трон.
Странным человеком был этот принц! Если выразиться точнее, он был человеком гнусным… Обремененный огромными долгами, жирный и циничный распутник, игрок и дебошир, любящий только себя одного и корону, о которой он страстно мечтал. Говорят, у него совсем не было сердца. Ради того, чтобы позабавить своих друзей-собутыльников, он, словно обезьяна, передразнивал жесты своего несчастного отца, свойственные тому во время периодов безумия.
Даже любовь его была эгоистична. Страсть, которую он испытывал десятью годами раньше к одной из самых красивых лондонских женщин – к Марии Фиц-Герберт, – не принесла бедняжке счастья. Прибегая к шантажу, играя на самых чувствительных струнах ее сердца, он убедил ее тайно вступить с ним в морганатический брак. Скрывая свою женитьбу ото всех, он был ревнив и нетерпим по отношению к Марии. Таинственность объяснялась очень просто: Мария была католичкой. Принц прекрасно знал, что ему не простят женитьбы на «папистке». Такое двойственное положение мало-помалу подтачивало силы несчастной женщины.
Несмотря ни на что, королю Георгу III удалось выйти из черной полосы жизни, по крайней мере настолько, чтобы в полной мере оценить непотребную жизнь, которую ведет его сын, и астрономические долги, которые он бесстыдно накапливал в течение долгих лет. Он пришел в негодование. Единственное, что ускользнуло от внимания отца, – тайная женитьба беспутного сына. И вот в один прекрасный день Георг III предложил своему «Джорджи» сделку: либо он женится на принцессе, достойной его ранга, и тогда его долги будут оплачены, либо его отдадут в руки кредиторов, людей достаточно могущественных и готовых препроводить принца Уэльского в долговую тюрьму на Флит-стрит и оставить его гнить там на сырой соломе. Парламент присоединил свои настоятельные просьбы к требованиям короля: он уладит дело со всеми долговыми обязательствами «Джорджи», если пресловутый «Джорджи» положит конец своему распутству и женится. А поскольку именно парламент определял, когда можно, а когда нельзя залезать в королевскую казну, ссориться с ним явно не стоило. И «Джорджи» капитулировал.
В качестве кандидатки ему предложили его родственницу, Каролину Брауншвейгскую. Он немедленно согласился, даже не пожелав взглянуть на ее портрет. Эта женитьба была всего лишь неприятной обязанностью в ряду других таких же. С ней, как со всяким неприятным делом, надо было поскорее покончить, чтобы с облегчением и радостью вернуться к своим постоянным спутникам в мире наслаждений: лорду Муара, Орландо Бриджману, а главное – к сердечному другу, несравненному Бруммелю, признанному законодателю лондонской моды.
Вот почему на пути к Северному морю посланник Мальмсбери не испытывал никакой радости: успех сватовства, которым ему предстояло заняться, ни для кого не был желателен, кроме несчастного короля и парламента. Какой бы ни оказалась принцесса, вряд ли она понравится столь мало расположенному к женитьбе принцу. С другой стороны, можно было держать пари, что приличную девушку вряд ли удовлетворит подобный жених.
Однако принцесса, с которой Мальмсбери встретился в Брауншвейге, старинном городке, столице герцогства, расположенного между равнинами Люнебурга и горами Гарца, неожиданно оказалась сговорчивой. Воспитанную в суровых правилах маленького германского двора, Каролину, которой только что исполнилось двадцать семь лет, одолевала жестокая тоска. Ее родители не слишком ладили между собой, и вокруг этой недружной семьи процветали интриги. Каролина страдала и чахла в удушающей атмосфере. Это была не очень красивая, но умная, немного странная и своенравная девушка. Родители не переусердствовали с ее образованием и воспитанием. Может быть, поэтому ее очень любило простонародье, общение принцессы с которым порой было чересчур фамильярным, что не слишком нравилось окружающим.
Эта странная помесь сорванца с вековухой привела лорда Мальмсбери в уныние. Возложенная на него королем миссия стала еще больше угнетать его. Девушка оказалась полной противоположностью тому, что могло бы подойти «Джорджи». Здесь требовалась женщина холодная, равнодушная, поведением напоминающая монашку, а видом – статую. В сущности, она была нужна лишь для того, чтобы носить корону. И вот все складывалось совершенно не так. Каролина не обладала ни одним из вышеупомянутых достоинств, да еще и простодушно радовалась самой идее превращения в принцессу Уэльскую.
– После здешней жизни, – сказала она однажды посланнику, мягко пытавшемуся намекнуть ей на то, что в Сент-Джеймсе ей вряд ли улыбнется судьба, – ах, после такой жизни даже ад мне покажется раем!
– Но ведь Вашему Высочеству понадобится постоянно быть очень сдержанной и осмотрительной. Нельзя будет высказать собственное мнение о чем бы то ни было, во всяком случае, хотя бы полгода после свадьбы. Придется постоянно прислушиваться к себе, чтобы, не дай бог, не вылетело какое-то неподходящее слово!
– То есть как? Господин Мальмсбери, я вас не совсем понимаю? Ничего не говорить, произносить всякое слово с оглядкой? Мне предлагают стать принцессой Уэльской или тайным агентом?
– Скажем, что Вашему Высочеству предстоит быть самой сдержанной из всех принцесс. Ваше Высочество поймет, что я имею в виду, когда познакомится со своим будущим супругом.
Но как, в самом деле, объяснить несчастной девушке, что человек, который ей предназначен судьбой, принял твердое и безоговорочное решение: не сделать, даже случайно, ничего, чтобы ей понравиться? Мальмсбери приложил все возможные и невозможные усилия, стараясь наилучшим образом подготовить Каролину к тому, что ее ждет. Он нарисовал настолько верный портрет Георга, какой только позволяла дипломатия… Но он не решился признаться будущей принцессе Уэльской в том, что узнал из последней пришедшей из Англии почты: одной из придворных дам Каролины станет искусная интриганка леди Джерси, нынешняя любовница принца.
Этой женщине удалось довольно быстро занять в сердце «Джорджи» место Марии Фиц-Герберт. Ей очень хотелось добиться достаточного влияния на королевского сына, чтобы, когда придет время, оказаться единственной владычицей как самого принца, так и… всей Англии. Чтобы было именно так, а не иначе, она принялась подталкивать любовника к пристойной женитьбе и добилась своего. «Джорджи» дал согласие на брак с Каролиной Брауншвейгской. Мария получила от него недвусмысленное письмо. Вероломный возлюбленный не желал ее больше видеть. Мария Фиц-Герберт уехала на континент.
Ну, это дело было улажено. Леди Джерси еще больше утвердилась в намерении взять на себя полное руководство жизнью новой семьи и отодвинуть на задний план законную супругу принца. Впрочем, может быть, та и не захочет входить в государственные дела. Это предстояло выяснить. Теперь понятно, почему лорд Мальмсбери так огорчался при выполнении своей более чем щекотливой миссии.
Все произошло еще хуже, чем он мог себе представить.
Прежде всего леди Джерси, которая раньше принцессы прибыла в Дувр, приняла ряд мер, и вышло так, что ожидавшийся в королевском дворце кортеж Каролины прибыл очень поздно. Невеста чуть было не осталась ночевать у запертых на все замки дверей. Весьма элегантная и изысканная любовница принца сообразила, что для нее нет ничего отрадней, чем скромный и немного архаичный облик Каролины. Ловкая интриганка получила особое удовольствие, предложив растерявшейся невесте принца наряд, как можно меньше ей подходивший. Когда несчастная переступила порог зала в Сент-Джеймском дворце, где ее ожидал весь английский двор, она столкнулась с ехидными улыбочками и ядовитыми замечаниями.
«Джорджи» вроде бы был довольно любезен. Он поприветствовал свою невесту, помог ей подняться из глубокого реверанса и поцеловал ее. Лорд Мальмсбери, который сопровождал принцессу, наконец позволил себе расслабиться: все, вопреки его ожиданиям, прошло не так уж плохо…
Но в следующую же минуту он чуть не задохнулся от ужаса: «Джорджи» сначала подверг свою невесту унизительному осмотру, потом, внезапно отвернувшись от нее, обратился к посланнику:
– Дайте мне коньяка, Мальмсбери! Пить хочу!
– Но… Ваше Высочество… Может быть, подать Вашему Высочеству стакан воды?
– Вы с ума сошли? Мне нужен коньяк!
Он залпом выпил порядочное количество крепкого напитка, затем, даже не поглядев в сторону невесты, удалился, бросив через плечо:
– Спокойной ночи, господа! Я иду к королеве!
– Господи! – воскликнула ошеломленная Каролина. – Скажите, он всегда такой… неприятный?
– Н-нет, Ваше Высочество, конечно же, нет! – заторопился Мальмсбери. – Принц сейчас страшно озабочен… нездоровьем королевы, его матери… Не нужно на него за это сердиться!
– В любом случае он кажется мне слишком жирным! – решительно объявила девушка. – Он вовсе не похож на все портреты, которые мне присылали! Он совершенно ужасен!
Расстроенный чуть ли не до слез, слишком чувствительный Мальмсбери не без ностальгии вспоминал о дорогом его сердцу посольстве в Санкт-Петербурге. Хорошо бы туда вернуться еще до свадьбы… Русских, конечно, почти не коснулась цивилизация, но они просто ангелы по сравнению с английской королевской фамилией…
Бракосочетание, состоявшееся три дня спустя в часовне Сент-Джеймса, было еще более скандальным. Каролина, в великолепном свадебном наряде, увешанная бриллиантами, явилась во всем блеске, показывая, насколько серьезен и ответственен для нее этот торжественный момент. «Джорджи» предстал перед алтарем с застывшим одурманенным взглядом, да и походка его оставляла желать лучшего, ибо он явно пошатывался.
Отъезжая от своей личной резиденции в Карлтон Хаузе, он поведал сопровождавшему его в карете другу, лорду Муара:
– Ничего не могу поделать, Муара! Никогда я не полюблю ни одну женщину так, как люблю эту Фиц-Герберт! И вот теперь я потерял ее!
– Не стоит так расстраиваться, Ваше Высочество! Мария Фиц-Герберт вернулась в Англию. Она скрывается в своем брайтонском доме, но… вы можете повидать ее, когда захотите…
– Ты думаешь?
– Да я в этом абсолютно уверен!
«Джорджи» залил хорошую новость солидным количеством виски. Бутылка на всякий случай всегда имелась в одной из стоявших в карете дорожных сумок. Потому лицо его и приобрело к моменту религиозной церемонии то рассеянное выражение, которое с огромным удивлением отметил про себя каждый из собравшихся. Бедная Каролина со слезами на глазах смотрела, как этот захмелевший толстяк рядом с ней то встает на колени, то поднимается, будто не до конца ожившая статуя. Он с трудом, да и то только после того, как его хорошенько встряхнули, произнес традиционные для обряда слова. Во взгляде ее ужас смешивался с глубокой печалью.
Первая брачная ночь доказала, что жизнь этой семьи будет адом. Мало того, что «Джорджи» явился к новобрачной пьяным в стельку, так еще и сама новобрачная чувствовала себя одной ногой на том свете. Услужливая придворная дама леди Джерси напоила ее каким-то зельем, якобы для того, чтобы придать ей мужества, а на самом деле отнявшим последние силы. К утру принц Уэльский продолжал испытывать по отношению к молодой жене все такое же отвращение, а она по отношению к нему – все тот же ужас. И отныне жизнь принцессы превратилась в истинный кошмар.
«Джорджи» не менял своих привычек. Он продолжал собирать друзей на ужины, еще больше, чем всегда, напоминавшие оргии, и заставлял жену присутствовать на этих сборищах. Ей приходилось с напускным безразличием наблюдать, как ее муж пьет из одного стакана с леди Джерси, какие вольности позволяет себе ее супруг с этой придворной дамой, как охотно он дарит своей любовнице драгоценности, принадлежащие жене. Леди Джерси не стеснялась вскрывать приходившие принцессе или написанные принцессой письма, особенно те, что она адресовала своим родственникам, и относить их своему любовнику, который открыто насмехался над ними в компании собутыльников.
Вскоре принцесса позабыла о мудром совете многоопытного лорда Мальмсбери помалкивать. Существуют же все-таки границы терпения! А у Каролины был довольно злой язык, и она не преминула этим воспользоваться, находя с редкой ловкостью и завидным постоянством выражения, в наибольшей степени выводящие из себя ее мужа. К леди Джерси она тоже стала относиться именно так, как заслуживала наглая выскочка. Особое удовольствие Каролине доставляло позлословить с Марией Фиц-Герберт насчет любовниц своего мужа и поднять их вместе с нею на смех. Саму Марию она между тем называла не иначе как «жирной белобрысой теткой за сорок»… Семейная жизнь складывалась хуже некуда!
Какими бы невероятными ни казались интимные отношения между супругами, принцесса Уэльская оказалась беременной. Она возлагала большие надежды на появление ребенка, думая, что его присутствие, может быть, заставит отца перейти к более умеренной, а то и вполне почтенной жизни. К несчастью, «Джорджи» имел по этому поводу совершенно другое мнение. И когда 7 января 1796 года Каролина произвела на свет божий девочку, которую назвали Шарлоттой, любящий супруг решил, что на этом все его обязанности по отношению к жене выполнены. Принц Георг медленно выздоравливал от тяжелой болезни, которой был обязан в равной степени как собственной невоздержанности, так и бурной наследственности. Он очень опасался, что не переживет очередного приступа, – настолько, что даже составил завещание, в котором официально признавал свою женитьбу на Марии Фиц-Герберт.
«Я оставляю все свое имущество моей дорогой Марии Фиц-Герберт, моей возлюбленной супруге. Несмотря на то, что законы моей страны не позволяют ей официально носить мое имя, она стала моей женой перед богом и всегда будет в моих собственных глазах единственной законной супругой.
Я прошу также похоронить меня настолько скромно, насколько возможно. Я желаю, чтобы портрет моей возлюбленной супруги Марии Фиц-Герберт и после моей смерти покоился на моей груди. Я носил его – близ сердца – в течение всей моей жизни. Я также прошу мою возлюбленную Марию, чтобы мой гроб впоследствии был упокоен рядом с ее гробом.
Подходя к концу этого бренного существования, я не вижу для себя иного долга, как послать последнее „прости“ той, которая в течение всего долгого времени, пока длился наш союз, была для меня единственной радостью. Следовательно, я говорю это последнее „прости“ моей Марии, моей жене, моей душе, всей моей жизни…»
Это душераздирающее прощальное письмо было переписано в трех экземплярах. Георг сохранил у себя оригинал, одну копию отослал королю в запечатанном конверте с надписью «открыть после моей смерти», а другую отдал лорду Муара. Затем, успокоившись насчет того, что с его кончиной все улажено, и твердо решив еще какое-то время пробыть на этой грешной земле, он написал Каролине. Он объявлял жене, что в будущем намерен рассматривать их союз не иначе как «спокойное и приятное знакомство, в котором… каждый остается при своих интересах». Все это означало полный разрыв всяческих отношений.
Принцесса с большим достоинством ответила мужу, что она передала его письмо королю – «как своему государю и своему отцу». «Джорджи» повелел, чтобы Каролина покинула Карлтон Хауз и переехала в подаренное ей государем поместье в Блекхите.
Ей было приказано также оставить дочь при отце. Это стало причиной великого горя матери, обожавшей девочку. Каролина вообще чрезвычайно любила детей, может быть, даже излишне. Эта склонность в дальнейшем обернулась против нее самой. Но с полной уверенностью можно сказать, что разлука с Шарлоттой нанесла бедной женщине тяжелую травму. За ней сохранялось право видеться с дочерью лишь в какие-то определенные минуты.
Тем временем принц Уэльский преследовал Марию Фиц-Герберт мольбами снова начать жить вместе. Он так настойчиво повторял, что не может обходиться без нее, что в конце концов Мария обратилась в Рим с просьбой разъяснить ей, считать ли законным ее брак? Ей казалось весьма сомнительной возможность поселиться вместе с мужчиной, обвенчанным с другой женщиной и к тому же имеющим от той, другой, ребенка. В качестве посланца она выбрала одного из своих друзей – священника. Тот съездил к папе и, вернувшись, совершенно успокоил Марию: их брак с «Джорджи» признан законным. Она с полным правом может считать себя его женой. Георг собрался даже опубликовать выданное им когда-то свидетельство о бракосочетании. В конце концов Мария уступила.
Но если «Джорджи» повезло в обретении семейного счастья со своей первой супругой, то этого нельзя сказать о его делах вообще. Король в высшей степени неодобрительно отнесся к его разрыву с Каролиной, а население Англии восприняло весть об этом еще хуже. Принцессу Уэльскую везде встречали толпы народа почестями и бурными овациями. Принц Георг и Мария шагу не могли ступить, чтобы не нарваться на очередное оскорбление, на шиканье и свист, переходящие всякие границы приличия.
Естественно (по крайней мере для такого характера, каким отличался принц), гнев «Джорджи» по этому поводу в первую очередь обрушился на Каролину. Он не только запретил ей видеться с дочерью, но и отдал приказ, чтобы девочку воспитывали в ненависти и презрении к матери. Но здесь он потерпел поражение. Подрастая, Шарлотта все сильнее ненавидела отца, который не просто лишил ее матери, но еще и осмелился жить в открытую с другой женщиной.
Народ, исполнявший роль греческого хора во всех королевских трагедиях, очень поддерживал нежные чувства девочки к матери. Когда Шарлотта с гувернанткой выходила из кареты, прохожие кричали ей:
– Любите как следует свою маму, малышка!
И, наоборот, если из экипажа появлялся принц, те же прохожие орали ему вслед:
– Георг! Где ваша жена?
Можно себе представить, каково было отношение принца Уэльского к женщине, из-за которой он приобрел подобную непопулярность. Мария Фиц-Герберт разделяла с ним его участь. Кроме того, что она осмелилась жить с Георгом, народ ставил ей в вину и то, что она была католичкой. И в то время, когда вся Англия думала о том, как бы получше подготовиться к борьбе с самым грозным из своих врагов – императором Наполеоном, «Джорджи» мечтал только о двух вещах: как бы поскорее избавиться от престарелого отца, у которого возобновились нервные припадки, и как бы отправить ко всем чертям свою жену…
А несчастная Каролина, у которой практически отняли дочь, распространила свою нерастраченную материнскую любовь на других детей. В конце концов, она усыновила мальчика из простой семьи, и злые языки в Сент-Джеймсе не преминули заговорить на всех перекрестках о том, что на самом деле это не кто иной, как внебрачный сын принцессы.
За Каролиной постоянно шпионили, и это было невыносимо. Всегда отличавшаяся оригинальным характером, Каролина теперь несколько перегнула палку, ударившись в эксцентричность. Туалеты ее стали просто ошеломляющими. Георг постоянно был настороже, пытаясь использовать новые привычки жены как оружие против нее же самой. Он платил слугам принцессы, чтобы те снабжали его свежими сплетнями. Безразличие Каролины к принятым в обществе условностям, ее болтливость, ее любимые развлечения, ее чрезмерная любовь к детям – обо всем этом сообщалось Георгу. Все это копилось и перевиралось. В конце концов, потеряв всякий стыд, принц Уэльский отдал приказ заняться слежкой за личной жизнью принцессы. Была создана специальная комиссия, представители которой не без стыдливости объявили, что порученное им дело является «делом деликатного свойства».
Каролина, разумеется, яростно защищалась, и, как думают многие, расследование обернулось исключительно в ее пользу. Но королевская семья оказалась после него в еще более унизительном положении. Популярность принца Георга в народе стремительно падала.
Тем временем резко усилилась душевная болезнь Георга III. Старый король в развевающихся белых одеждах, как никогда, похожий на короля Лира, без устали бродил по пустынным залам дворца Сент-Джеймс или до полного изнеможения играл на клавесине.
В 1810 году, используя в своих целях сложившуюся ситуацию, Георг присвоил себе титул регента при короле Англии. Каролина теряла своего главного защитника. Отныне некому было противостоять ненависти Георга к своей жене.
Казалось, принцем Уэльским полностью завладела мания величия. Его опьянял новый титул регента. Его эгоизм перерастал почти в безумие. Человек, обретший власть, становился порождением дьявола. И самой первой жертвой, вопреки всем ожиданиям, стала женщина его жизни – Мария Фиц-Герберт. Та, кого он поклялся обожать больше, чем самого господа на небесах. Мария, естественно, старела. Она приближалась к шестидесятилетию, светлые волосы стали серебряными, но она сохранила свою грацию, миловидность и свое очарование. Наверное, слишком сдержанное и чересчур привычное для мужчины, который с некоторых пор, словно с цепи сорвавшись, метался от одного приключения к другому, без передышки меняя знатную даму на актрисульку, публичную девку на герцогиню…
Милейшему «Джорджи» пришла в голову прекрасная идея: если он окончательно порвет со своей супругой-«паписткой», это, возможно, прибавит ему популярности. Движимый непомерным честолюбием, совершенно ослепленный блеском нового титула, он искренне полагал, что только принадлежность Марии к ненавистной религии закрыла перед ним сердца его народа.
И вот вечером 11 января 1811 года, когда, празднуя назначение себя регентом, он устроил в Сент-Джеймском дворце грандиозный бал с ужином, разразился скандал. Принц тщательно скрывал от Марии точную дату этого мероприятия. И когда бедная женщина все же явилась к столу и простодушно спросила, куда же ей сесть, где ее место, регент сухо ответил:
– Вы отлично понимаете, мадам, что для вас здесь нет места!
Мария побледнела, но сдержалась. Значит, всему пришел конец… Впрочем, она давно этого ожидала… Присев в глубоком реверансе, она удовольствовалась тем, что ответила:
– О да, милорд! Мне положено только то, что вам угодно для меня назначить. В таком случае позвольте мне удалиться, ведь именно это соответствует вашему желанию!
Она вышла и в тот же вечер покинула Карлтон Хауз, чтобы уже никогда туда не вернуться. На следующий день она переправилась на континент вместе с девочкой по имени Минни Сеймур, которую она, по примеру Каролины, удочерила. Никогда в жизни больше «Джорджи» не увиделся со своей «обожаемой женой».
Когда происходили все эти события, принцесса Каролина, прекрасно понимая, что безумие старого короля ставит ее в весьма опасное положение, жила затворницей у себя в Блекхите. Она старалась, чтобы о ней совершенно позабыли. Но увы! Присутствовала она при дворе или отсутствовала там, «Джорджи» был верен своей ненависти к ней. Это превратилось в навязчивую идею. Он забыл, что по ту сторону Па-де-Кале царствует Наполеон и что его всемогущество представляет для Англии все возрастающую опасность. Но что такое Наполеон по сравнению с ненавистной женщиной?
Этим и объясняется восклицание, вырвавшееся у Георга однажды при докладе министра Веллингтона.
– Да к чертям твои планы! Единственное, что я хотел бы, – это избавиться наконец от проклятой принцессы Уэльской!
Естественно, министр считал себя ни при чем в подобном деле. Веллингтон никогда не простил своего государя, которого, впрочем, довольно сильно презирал и без этого. При дворе была еще одна особа, с которой регент был на ножах: его собственная дочь Шарлотта. В течение долгих лет Георг старался вызвать у нее ненависть к Каролине, но ничуть не преуспел в этом гнусном деле.
Юная принцесса (тогда ей было пятнадцать лет) не только обожала свою мать, но и делала все от нее зависящее, чтобы пробить брешь в отцовском авторитете. Именно поэтому она наотрез отказалась выйти замуж за принца Оранского, которого Георг выбрал ей в женихи.
– Я ни за что не выйду за этого принца! – заявила решительно девушка. – И прошу вас не настаивать на этом!
– Разве принц вам не нравится?
– Конечно же, нет. Для того чтобы вызвать у меня отвращение, ему достаточно было понравиться вам. А кроме того, если бы я стала его женой, мне пришлось бы уехать в Нидерланды. Это меня тоже совершенно не устраивает.
– Почему, скажите, пожалуйста?
Юная принцесса устремила взгляд своих прекрасных черных глаз прямо в глаза отца и ответила холодно:
– Вы отлично знаете, почему! Я не желаю быть окончательно оторванной от моей матери. В глубине души вам хочется именно этого: разлучить меня с женщиной, которая произвела меня на свет и которую я очень люблю!
– А вот это мы посмотрим! Я сумею заставить вас слушаться, Шарлотта!
В надежде подчинить себе дочь Георг посадил ее под домашний арест на восемнадцать месяцев, что, разумеется, не принесло ему желаемых результатов. Шарлотта была пламенно влюблена в своего кузена Леопольда, младшего сына герцога Саксен-Кобург-Заальфельдского, который в то время сражался с Наполеоном в рядах английской армии. Девушка постоянно переписывалась с возлюбленным, и письма их были в высшей степени нежными. Шарлотта не говорила об этом даже матери, опасаясь, что та ненароком предаст огласке драгоценную тайну.
Падение Наполеона в 1814 году укрепило позиции Англии и открыло для нее наконец порты Европы, так долго остававшиеся запретным плодом. Каролина, устав жить в четырех стенах, ограничиваясь прогулками в саду своего поместья, почувствовала страстное желание путешествовать и попросила разрешения покинуть остров. Разрешение, как и следовало ожидать, было с радостью дано в самом скором времени.
В августе 1814 года она выехала из Лондона с десятком придворных в свите и с юным Вилли Остином, которого когда-то усыновила. Прежде всего в Германию, в Брауншвейг! Ведь Каролина так давно не видела родной земли!
Ее радостно встретил отец, герцог Вильгельм-Фридрих, совсем недавно вновь водворившийся на троне после потрясений, связанных с наполеоновскими войнами. Пышные празднества гремели тогда в принадлежавших Генриху-Льву владениях, да и по всей Европе: кошмарного корсиканца изгнали на остров Эльба, и наконец-то все те, над кем он так долго властвовал, вздохнули свободно. Каролина с наслаждением принимала участие во всех праздниках, которые напоминали ей о счастливых временах ее молодости. Но радость душевного раскрепощения, которую переживала Каролина, выражалась у нее в таких формах и с такой чрезмерностью, что это заставило растеряться окружавших ее людей. Они даже опасались, не сошла ли она с ума. Но нет, Каролина вовсе не обезумела. Свобода, подобно чересчур крепкому вину после длительного воздержания, ударила ей в голову, и голова эта чуть-чуть закружилась.
Герцог Вильгельм-Фридрих по прошествии недолгого времени скончался, уступив место на троне своему старшему сыну. Брауншвейгский двор отличался довольно суровыми взглядами, и вызывающие туалеты Каролины, всегда чересчур пышные и окрашенные в кричащие цвета, сначала вызывали у придворных только улыбку, но очень скоро эти улыбки сменились возмущением, способным привести к скандалу. А она неустанно изобретала всевозможные импровизированные праздники, давала балы, устраивала концерты, смущая и сбивая с толку своих соотечественников и – в не меньшей степени – англичан из своей свиты. Нередко глубокой ночью принцесса приказывала разбудить своих придворных, немедленно пригласить музыкантов и повелевала всем танцевать до самого утра. Хотели они того или не хотели, но камергеры и придворные дамы вынуждены были вставать с постелей и, полусонные, плясать, изображая неуемное веселье.
Иногда Каролине вдруг приходила в голову идея приодеть свою свиту. Так, однажды, обнаружив, что на мужчинах надеты скромные, мрачноватые, на ее взгляд, шляпы, она заказала для них совершенно невероятные головные уборы с огромными разноцветными перьями. Несчастным приходилось носить, к собственному отчаянию… но к великой радости местных жителей.
Каролина затеяла путешествие по всем только что восстановленным германским дворам. Это был своеобразный марафон, в течение которого ее свита мало-помалу сокращалась: обессилевшие от поездок верхом, сменявшихся балами, которые в свою очередь сменялись неожиданными переездами в разных направлениях, придворные принцессы постепенно испарялись, исчезая один за другим. Когда от свиты осталось всего три или четыре человека, Каролина решила, что хватит с нее Германии, пора отправиться в Швейцарию, чтобы навестить императрицу Марию-Луизу. Супруга изгнанного Наполеона пребывала там в компании одноглазого, но тем не менее весьма привлекательного гусарского генерала Нипперга. Казалось, она жила припеваючи и совершенно не страдала от своего соломенного вдовства. Но при встрече с принцессой Уэльской, которая, по слухам, бродяжничала по Европе со все уменьшающейся свитой, Мария-Луиза притворилась святошей и совсем не понравилась Каролине, назвавшей ее «лицемерной и до ужаса глупой»!
Впрочем, и сама Женева тоже оказалась городом, абсолютно не подходящим для Каролины. Эта Мекка протестантов в ее глазах была слишком суровой и скучной. Она отправилась в Италию.
В Милане тогда распоряжались австрийцы. Принимать принцессу Уэльскую поручили генералу Пино. Тому совершенно не хотелось взваливать на себя заботы об этой взбалмошной женщине. Он попросту навязал ей великолепную виллу на озере и предоставил в качестве курьера некоего Пергами, бывшего офицера итальянской армии, красивого бездельника, не имевшего никакой профессии, но наделенного незаурядным обаянием и обладавшего парой изумительных черных глаз.
Пергами принадлежал к огромному сообществу никчемных, морально опустившихся людей. Принцесса мгновенно увлеклась им и тут же ввела в свое окружение всю его семью. Получилось какое-то подобие двора, столь же странного, сколь и неожиданного. Сестра Пергами, некая графиня Ольди, стала ее придворной дамой. С ней была девочка, дочь Пергами. Ребенку было всего шесть лет, дитя оказалось совершенно очаровательное, и Каролина, верная своей восторженной любви к детям, тотчас же прониклась страстной привязанностью к новой «дочке».
В свите состояли и братья Пергами, и его мать, которую Каролина приняла со своей обычной доверчивостью и простодушием. Принцесса воображала, что, если она проявит доброту и щедрость к людям, они непременно ответят на это искренней привязанностью… Однако именно среди них Георг, регент при королеве Англии, чья враждебность постоянно преследовала Каролину, искал и находил для себя шпионов.
Весь этот нелепый карнавальный двор ряженых принцессы Уэльской отправился с ней в Неаполь. Здесь Каролине понравилось. Бури, сотрясавшие всю Европу, отнюдь не сказались на жизнерадостности неаполитанцев. Разнообразные празднества по-прежнему составляли большую и лучшую часть их времяпрепровождения. Семейство Мюрата, который устоял против шквалов и штормов ценой отказа от каких-либо сношений с опальным Наполеоном, радостно принимало у себя странную принцессу Уэльскую, которая, как она сама признавалась, всегда мечтала жить «не хуже царицы Савской».
Королевская чета, немного нуждавшаяся в деньгах, заняла у «царицы Савской» приличную сумму, а в благодарность подарила ей экипаж, который отличался – даже для Неаполя – весьма сомнительным вкусом. Это было нечто вроде гигантской позолоченной ракушки, украшенной перламутром и снабженной шитыми серебром голубыми шелковыми подушками для сидения.
Каролина была в полном восторге. Ее часто можно было видеть в этом экипаже на улицах Неаполя. Разряженная еще пышнее и крикливее обычного и декольтированная до последних пределов приличия, она чувствовала себя неотразимой. Напротив нее в «ракушке» восседал мальчик, наряженный амуром: в трико телесного цвета, усеянном сверкавшими на солнце блестками. По обе стороны невероятного экипажа, больше напоминавшего карнавальную колесницу, чем приличествующую принцессе Уэльской карету, гарцевали два выездных лакея в ливреях английского двора. Бедная женщина восполняла этим шутовским великолепием отсутствие радостей в своей прежней жизни.
Но пребывание в Неаполе оказалось недолгим. Опять помешал Наполеон! Император, покинув остров Эльба, вновь воцарился на троне. Мюратам пришлось намекнуть принцессе Уэльской, что ей было бы лучше оставить город, где становилось опасно. Впрочем, ее это вполне устраивало. Она уже начала уставать от приступов смеха, которые неизменно нападали на окружающих при ее появлении. Каролина с удовольствием уехала из Неаполя на свою восхитительную виллу под Миланом.
Но что делать дальше? Отправиться в Англию? Навсегда поселиться здесь? Вообще-то она уже прониклась нежностью к этой сказочной стране, природа которой вечно таила колдовское очарование, да и Пергами чувствовали себя здесь лучше всего. Но ей очень хотелось повидаться с дочерью…
Между тем в Англии росло недовольство регентом. Его открыто упрекали в том, что он незаконно лишает дочь свободы. Чтобы заставить всех замолчать, Георг согласился наконец на то, чтобы Шарлотта вышла замуж за Леопольда Саксен-Кобургского.
Принцесса Уэльская, находившаяся в своем благоуханном и пестром изгнании, почти одновременно узнала об окончательном разгроме Наполеона при Ватерлоо и о помолвке своей дочери. Она очень обрадовалась, тем более что благодаря этой помолвке она получила новое доказательство дочерней любви. Шарлотта, соглашаясь выйти замуж за человека, которого давно и всем сердцем любила, тем не менее поставила перед ним условие: чтобы Леопольд пообещал ей всегда «защищать и любить» ее матушку. И Леопольд, конечно, пообещал.
– У меня самая лучшая дочь из всех, каких только можно себе представить в этом мире! – со вздохом сказала Каролина своей «придворной даме». – Как дорого бы я дала за то, чтобы хотя бы только поехать и поцеловать ее!
– Как? Ваше Высочество собирается отправиться в Англию? – взволнованно спросила графиня Ольди, сильно обеспокоенная тем, что от семьи может ускользнуть ее добрый гений.
– Нет, – еще тяжелее вздохнула принцесса. – Я отдала бы жизнь, чтобы оказаться рядом с ней в день ее свадьбы, но регент все равно мне этого не позволит. Опять будет грандиозный скандал… Только на этот раз от него пострадает она, моя Шарлотта… Сейчас она счастлива и больше не нуждается во мне!
Успокоившись за будущее дочери, Каролина, охваченная новым приступом своей мании бродячей жизни, теперь решила предпринять большое путешествие на Восток. Все еще окруженная своим «войском», главарю которого только что был пожалован чин камергера и – совершенно неожиданно – сан рыцаря Мальтийского ордена, она вошла на борт английского фрегата «Клоринда» и направилась в сторону Туниса. Оттуда она перебралась в Афины, затем в Константинополь, где абсолютно ошеломила своей экстравагантностью английского посланника Стрэтфорда Каннинга. Она наделала там столько шума, что посланник потихоньку попросил принцессу Уэльскую как можно скорее продолжить путешествие, не задерживаясь на долгий срок на оттоманских берегах. Просьба, разумеется, была выражена с поистине дипломатической деликатностью. Но пестрой компании пришлось уехать.
На этот раз целью путешествия стала Святая Земля. В Иерусалиме принцесса, охваченная мистическим пылом, решила основать рыцарский орден, «Орден Святой Каролины». Для протестантки намерение неслыханное. Но она довершила дело, увенчав Пергами титулом Великого Магистра и назначив юного Вилли Остина «Рыцарем Гроба Господня».
Слухи обо всех безумствах, о поражающих умы крайностях в поведении принцессы, разумеется, долетели до Англии. Это было дополнительное оправдание постоянно дремлющего в сердце «Джорджи» гнева. Его жена, потому что она ведь оставалась его женой, хотел он того или не хотел, буквально выставляла его на посмешище. И он не мог не увидеть в ее поступках заранее обдуманного мщения. И в самом деле, где бы ни оказывалась Каролина, она, не колеблясь, действовала весьма рискованно. В Базеле, куда она отправилась немного времени спустя, чтобы подкрепить подорванное в путешествиях на знойный Восток здоровье, однажды летним вечером ее увидели в открытом экипаже, с головой, накрытой… половинкой тыквы! Она утверждала, что это единственный головной убор, способный спасти ее от палящего солнца… Если бы только регент осмелился, он охотно послал бы по следам Каролины наемных убийц, чтобы наконец освободиться окончательно от этой надоевшей ему женщины, которая обращала его титул и его имя в объекты для всеобщих насмешек.
Но вскоре этот трагический фарс закончился сам собой. В один прекрасный день безумства принцессы прекратились. Она не просто успокоилась и стала вести себя с подобающим ее положению достоинством, но впала в прострацию. Комедия была отыграна. Ее сценарий позволял предположить, что Каролина и впрямь действовала с определенным умыслом: опорочить своего мужа, бросая тень на собственную репутацию. Теперь начиналась драма. В ноябре 1817 года в замке Ричмонд во время родов скончалась дочь Каролины. Новорожденную девочку тоже не удалось спасти. К тому времени Шарлотта была замужем меньше года.
Горе ее супруга не описать словами. В течение всей своей жизни Леопольд хранил воспоминание об очаровательной принцессе, которую он так сильно любил. Даже тогда, когда много лет спустя он стал королем Бельгии и супругом кроткой Луизы Орлеанской, он тосковал о первой жене. Не меньшим было и горе матери. Тем, кто пытался выразить ей свои соболезнования, она отвечала:
– Если бы мое сердце уже не было разбито, оно бы разбилось сейчас.
Это было признание. Признание в двойной жизни, которую она вела, признание в проглоченных обидах и унижениях, признание в том, что за карнавальной маской в течение долгих лет она скрывала перенесенные ею страдания. И больше в доме женщины, ставшей теперь только скорбящей матерью, не слышались ни песни, ни радостный смех.
Она так страдала, что никто не решился сказать ей о новом оскорблении, которое нанес несчастной ее супруг: из официального уведомления о внезапной смерти принцессы Шарлотты было вычеркнуто имя Каролины, имя матери!..
Впрочем, в то время, как вся Англия вместе с принцем Леопольдом оплакивала молодую принцессу Шарлотту, регент был озабочен совершенно другими делами. Его не оставляла мысль о том, как бы поскорее избавиться от жены. Ни всенародное горе, ни политические события не могли отвлечь его от этой навязчивой идеи. Стремясь к ее осуществлению, он поручил своему послу в Милане собрать возможно большее количество доказательств неверности своей законной супруги, чтобы начать процедуру развода. В распоряжение дипломата, перед которым была поставлена столь благородная цель, Георг предоставил сумму в тридцать тысяч фунтов стерлингов!
Все было организовано наилучшим образом: в посольстве сразу же принялись искать осведомителей среди ближайшего окружения принцессы. Естественно, в первых рядах таких добровольных информаторов должно было оказаться семейство Пергами. Так и случилось. Из дома Каролины потекли потоки грязных кухонных сплетен и гнусной клеветы. Всю информацию тщательно складывали в зеленый мешок. Такие обычно использовались для судебных процессов. Когда попадалась благоприятная для Каролины информация и собранные свидетельства говорили о том, что принцесса не виновна в «преступлениях», которые ей инкриминировали, доклад клали в сторонку… как можно дальше от пресловутого зеленого мешка!
Спустя два года после смерти принцессы Шарлотты старый король Георг III, в 1820 году, отдал Создателю свою безумную и столь поглощенную музыкой душу. Из регента «Джорджи» превратился в короля Англии Георга IV.
– Теперь я королева! – заявила Каролина консулу Англии в Ливорно, который принес ей извеcтие. – Мне пора возвращаться в Лондон…
– Не знаю, – пробормотал консул, явно пришедший в замешательство от столь энергичного заявления. – Не знаю, будет ли возвращение… Вашего Величества (он с трудом произнес эти простые слова) вполне уместно…
– Хотите сказать, что оно нежелательно для моего супруга? Но, дорогой мой консул, это для меня не новость! Черт побери, я прекрасно знаю, что муж не хочет меня видеть! Но это место отныне принадлежит мне по праву!
– Но… Но ведь король приказал уже вычеркнуть имя Вашего Величества из текста молитв, обычно произносящихся при богослужениях, совершаемых в честь королевской семьи, мадам, – вздохнул консул, – я умоляю Ваше Величество подумать! Одному господу известно, на какие крайности может пойти король, если он узнает…
– Хватит об этом, сударь! – не дала ему договорить Каролина, поглядев на консула сверху вниз. – Все ваши доводы нелепы. Пусть даже мне потом отрубят голову, но я вернусь в Лондон! Я – королева Англии!
Но одного только намерения, пусть даже такого решительного, было мало. Требовалось разрешение на въезд. Естественно, Георг IV немедленно отдал приказ не выдавать английской королеве разрешения под любым предлогом. Консул попытался обойти препятствие, выдав пресловутый документ на имя «королевы Каролины», а не «Каролины, королевы Англии».
Таким образом, все было улажено, и Каролина могла начать сборы в дорогу. Она уезжала, оставляя семейство Пергами в Италии. Она проехала через Францию, направляясь к Кале, но в Дижоне ее нагнал посланец Георга IV. Сообщение о том, что жена выехала в Лондон, повергло короля в уныние, как всегда, обильно приправленное гневом. Он был готов на любые соглашения, лишь бы она не приезжала. Человек, настигший королеву в Бургундии, предложил ей пенсион в 75 000 фунтов стерлингов по поручению короля в обмен на отказ от прав на трон. Принято было это предложение именно так, как и следовало ожидать.
– Что скажет народ Англии, если его королева позволит купить себя, как публичную девку? – возмутилась королева. – Передайте вашему хозяину, что я намерена вернуться домой!
В Кале, разумеется, не оказалось никакого военного корабля, на котором бы, в соответствии с протоколом, должна была бы путешествовать королева. Но Каролина никогда не обращала внимания на подобные мелочи. Она без колебаний поднялась на борт почтового корабля регулярной линии под названием «Принц Леопольд». Ей было особенно приятно взойти на судно, чье название напоминало о любимой дочери и о человеке, который когда-то поклялся «любить и защищать» ее.
В Лондоне тем временем заключались пари на то, удачно ли завершится путешествие королевы. Георг запретил готовить для нее хоть какую-то резиденцию. Но когда все узнали о том, что произошло в Дувре, когда корабль пришвартовался, Каролине поспешно отвели Бранденбург Хауз.
Действительно, едва она ступила на английскую землю, к ней отнеслись, как к настоящей государыне. В порту выстроились войска, отдававшие ей положенные почести. Толпа выпрягла лошадей из кареты, и люди сами повезли свою королеву к ее особняку. Когда Каролина прибыла в Лондон, ее встретили с искренним восторгом. Встреча превратились в настоящий триумф королевы. Отзвуки радостных возгласов толпы донеслись и до ушей короля, запершегося в своем дворце.
Впервые за столько лет по-настоящему счастливая, Каролина стала устраиваться в новом жилище. Она даже не пыталась покуситься на запертые двери Сен-Джеймса, хотя это было вполне возможно. Все, чего ей хотелось, – это быть торжественно принятой в качестве королевы Англии и короноваться в одно время с Георгом. Она чувствовала, как растут ее силы благодаря той любви, которая так внезапно обрушилась на нее…
Однако довольно скоро ей довелось испытать разочарование. Ее зять, принц Леопольд, не желая ссориться с весьма беспокойным тестем, не выказал никакой приязни к той, любить и защищать которую когда-то поклялся. Более того, Леопольд посоветовал теще отказаться от своих претензий, принять предложенный королем пенсион и вернуться на континент. Там она сможет жить, как ей заблагорассудится. Она наотрез отказалась.
– Я королева и останусь королевой!
Коронация стала для нее такой же навязчивой идеей, как стремление освободиться от жены для Георга. Не удовлетворенный заверениями своих специалистов по протоколу, утверждавших, что королеве вовсе не обязательно короноваться одновременно с королем, он подумал, что лучшей гарантией отсутствия жены в Вестминстере было бы вообще избавиться от нее. Он вспомнил о существовании пресловутого зеленого мешка, где копилась информация о неверности королевы, и приказал передать его в Палату лордов. Там был создан специальный комитет по делу об измене Каролины.
4 июня 1820 года вышеупомянутый комитет решил, что «документов, свидетельствующих о действиях Ее Величества, недостойных ни ранга, ни положения королевы Англии и носящих в высшей степени непристойный характер, вполне достаточно, чтобы приступить к официальному расследованию, о необходимости которого Палата лордов крайне сожалеет». Назавтра лорд Ливерпуль, хорошенько подготовленный, как и прочие его собратья, предложил на рассмотрение палаты проект закона, целью которого было «лишить Ее Величество Каролину-Амалию-Елизавету всех титулов, прав, привилегий и льгот, полагающихся королеве, и возбудить дело о расторжении брака Его Величества (имелся в виду, естественно, Георг IV) и вышеупомянутой Каролины-Амалии-Елизаветы».
Хорошенький вышел скандальчик! Объявление о начале процесса и об обвинении в адюльтере, которое Георг осмелился выдвинуть против жены, привело к настоящему мятежу. По-прежнему сидя взаперти во дворце, король слышал крики возбужденной толпы:
– Клеветник и развратник!
А Каролина в это время принимала от своего народа слова одобрения, сочувствия и утешения. На нее было жалко смотреть. Ей исполнилось тогда пятьдесят три года, выглядела она потрепанной старухой. Невыносимые боли в желудке совершенно ее замучили, она успокаивала их громадными дозами магнезии, которые никак не влияли на причину болезни. Она проезжала по Лондону, сидя в глубине старенькой кареты (ее практически лишили средств к существованию), одетая во все черное, с крашенными в черный цвет волосами, которые только подчеркивали нездоровый цвет ее лица. Румянами она продолжала пользоваться излишне щедро, но это выглядело страшновато. Несмотря ни на что, она осталась верна огромным шляпам, украшенным перьями, которые всегда так любила. Возле нее часто можно было увидеть лорда Бругейма, который стал ее защитником и поэтому снискал большую популярность.
Наконец, в странной атмосфере, которая наводила на мысль, что здесь собираются судить, скорее, Его Королевское Величество, чем недостойную жену короля, начался этот гнусный процесс. Появилась королева, одетая в черное, но украшенная, как всегда, огромной шляпой с перьями. Она адресовала встречавшему ее у входа в зал дворянину печальную, но насмешливую улыбку.
– Ну, скажите, сэр Томас, – спросила она, – почему король преследует меня? Неужели только за то, что я вышла замуж за мужчину, твердо зная, что его первая жена жива и здорова?
Старый дворянин вздрогнул. Если адвокатам королевы удалось откопать знаменитый протокол, в котором подтверждался факт женитьбы Георга на Марии Фиц-Герберт, – а приближенные к трону отлично знали, что такая бумага существует, – этот идиотский процесс вполне мог закончиться полным и бесповоротным бесчестием для английской короны.
Не ожидая ответа, Каролина прошла в зал. Она присела в глубоком реверансе перед пустым троном, потом перед пэрами Англии и быстро подошла к отведенному ей месту. Ее принимали как королеву: целый полк гвардейцев воздал ей почести, фанфары протрубили национальный гимн. Улицы, по которым она ехала, были полны народа, который встречал ее приветственными возгласами и овациями.
Она очень нуждалась в этой поддержке – хотя бы для того, чтобы вынести все, что ей предстояло. Ведь никогда еще судебный процесс не был таким скандальным, таким омерзительным по существу и таким недостойным по форме. Перед важными господами в париках и горностаевых мантиях, лордами, представлявшими здесь, на процессе, всю английскую знать, выворачивали наизнанку, обнажая самые интимные моменты, жизнь путешествующей женщины. Содержимое знаменитого зеленого мешка было представлено собравшимся в самом что ни на есть неприглядном виде. Гнусное собрание слухов и сплетен, доклады шпионов, подслушивавших под дверью и подглядывавших в замочные скважины. Свидетели, которых вызывали на очную ставку, вполне соответствовали этим грязным бумажонкам: люди, главным образом по-королевски устраненные Каролиной из своего окружения, но оказавшиеся еще более жадными до наживы, чем она когда-либо могла себе представить. Не были позабыты и проворовавшиеся и доказавшие свою безнравственность слуги, попросту вышвырнутые за дверь. Теперь они выступали самыми рьяными обвинителями.
Королева стоически выносила все эти потоки грязи, выливавшиеся на ее голову. Изумление и печаль возобладали в ней над гневом. И все-таки она с достоинством вышла из зала, когда вызвали в качестве свидетеля одного из ее бывших лакеев – итальянца, невероятно грязного типа, чье свидетельство оказалось самым скандальным из всего, что только доводилось когда-либо выслушать судьям. Этот подонок осмелился даже утверждать, будто королева оказывала ему особые милости. Якобы никаких подробностей он рассказывать не хотел, но затем выложил такие детали и в таком количестве, что это чуть не поколебало ледяное спокойствие защитников королевы.
Впрочем, все они, в особенности лорд Бругейм, выслушали показания, не выказывая ни малейших эмоций. Они, казалось, смотрели на все происходящее свысока, глубоко презирая этот сонм ничтожеств, заполнявших древний и благородный зал Палаты лордов потоками грязи. Но допрос свидетелей защитниками превратился в настоящее «избиение младенцев». Прямые, точные, безжалостные вопросы лорда Бругейма уничтожали их, прямо на глазах они сморщивались и опадали, как воздушные шары, когда погашена горелка и горячий воздух больше не наполняет их. В конце концов растерянные мерзавцы принимались твердить, что очень плохо помнят, как на самом деле все было, что их свидетельства не так уж и точны, потому что прошло слишком много времени. Негодяя-лакея арестовали прямо у выхода из зала: выведенный из себя Бругейм, после того, как изобличил его в бесстыдной лжи и совершенно раздавил в своей речи, потребовал немедленного ареста лжесвидетеля за оскорбление Ее Величества. Впрочем, это было лучшее, что могло его ожидать. Толпы, осаждавшие дворец, угрожали расправой всем свидетелям, большинство из которых, по правде говоря, были уроженцами Италии, а значит, от их показаний не страдало, по крайней мере, самолюбие нации.
В Лондоне одна за другой проходили многолюдные манифестации. Моряки Королевского флота, тысячами выходившие на улицы, приветствовали свою государыню. Корабли на Темзе расцвечивались в ее честь разноцветными флагами. Легко представить, какие чувства испытывал король, абсолютно беспомощный, несмотря на сильную полицию, перед подобной бурей народного гнева. Он сильно опасался, как бы не выплыл пресловутый протокол о его тайном бракосочетании с Марией Фиц-Герберт. Тогда разъяренная толпа могла бы ринуться в Сент-Джеймс, вытащить его из дворца и повесить на ближайшем дереве. И тем не менее король стоял на своем. Ненависть к Каролине оказывалась сильнее страха.
А страх… Теперь наступила очередь Палаты лордов испытывать страх. Когда лорд Бругейм провозгласил:
– Теперь, милорды, как бы ни были велики сожаления, которые я ощущаю, мне требуется отделить долг патриота от обязанностей защитника и проявить отвагу, лицом к лицу встречаясь с последствиями нашего процесса, которые способны вызвать беспорядки в моей стране…
…Лорды почувствовали, как ветер грядущего мятежа врывается в строгие стены судилища. Заседание было закрыто. О его результатах поспешно доложили королю.
Но Георг не желал ничего слушать. Ему надо было любой ценой добиться проекта закона, лишающего королеву ее сана. Лорды – боясь королевского гнева – проголосовали за такой проект, но преимущество оказалось незначительным: «за» – 108 голосов, «против» – 99. Этого было явно недостаточно. Для того чтобы закон был принят, он должен был еще пройти через Палату общин, которая вся целиком была на стороне королевы.
Не зная больше, какому святому молиться, чтобы отвести грозу, и будучи неспособной осудить женщину, которую глас народа полностью оправдывал и, выражая горячее сочувствие, признавал абсолютно невиновной, Палата лордов приняла соломоново решение. Слушание перенесли на шесть месяцев. Это было все равно что объявить дело похороненным. Георг был разбит на собственной территории, и Каролина, покидая в последний раз зал, где слушалось дело, раздавила его одной только фразой:
– А теперь я должна вам сказать и присягнуть в этом для спасения своей души: я никогда не совершала прелюбодеяния ни с кем, кроме мужа госпожи Фиц-Герберт!..
Лондон ликовал.
Разбитый наголову Георг IV постарался на время забыть о жене, думая лишь о назначенной на 19 июля 1821 года коронации. Это ему плохо удавалось, и он не без тревоги представлял себе, как пройдет церемония, потому что знал: королева непременно захочет хотя бы просто присутствовать там в том ранге, который принадлежит ей по праву.
А Каролину в это время мучил тяжелый приступ. Она чувствовала, что обречена. Процесс причинил ей страдания куда более сильные, чем она могла предположить. Она перенесла все с вызывавшей всеобщее восхищение гордостью, но дни ее были сочтены. Последней радостью, которую она надеялась пережить на этой земле, прежде чем воссоединиться с дочерью, должно было стать ее присутствие в Вестминстерском аббатстве в день коронации.
Чтобы избежать этого, Георг прежде всего попросту запретил королеве там появляться. Для большей уверенности он приказал изготовить специальные пригласительные билеты, без которых стражники никого не должны были пропускать в храм. Распределение таких билетов сурово контролировалось. Королева никакого приглашения не получила.
В один прекрасный июньский день у короля вроде бы вспыхнула надежда на благополучный исход, но все оказалось досадной ошибкой. Дело было так. Король председательствовал на заседании Совета министров. Вдруг вошел один из камергеров, на вид чрезвычайно взволнованный.
– Сир! – воскликнул он. – Заклятый враг Вашего Величества только что умер!
Лицо Георга расплылось в улыбке.
– Ах! – вскричал он. – А от чего же умерла королева?
– Королева?! Но, Ваше Величество, я говорил о Бонапарте!
Наполеон, действительно, только что скончался на острове Святой Елены. Но насколько же страшное разочарование испытывал король! Его ненависть к Каролине была несравнима с ненавистью к императору: этот человек, в течение многих лет заставлявший содрогаться всю Англию, был для него в тысячу раз предпочтительнее собственной жены!
В день коронации королева приказала запрячь свою карету шестеркой лошадей и прибыла к аббатству почти одновременно с кортежем Георга IV. Войска, которые стояли по обе стороны проезда, почтительно приветствовали Каролину.
Когда карета остановилась перед главным порталом, лорд Гуд поспешил к государыне и предложил ей руку, чтобы помочь выйти из кареты. Но в тот же миг подошли привратники и, низко поклонившись королеве и всем своим видом выражая почтение к ней, тем не менее потребовали предъявить пригласительный билет на церемонию с подписью герцога Веллингтона.
– А что – королеве тоже требуется приглашение? – спросила она.
– Я очень сожалею, Ваше Величество… Но – да… Это обязательно.
Каролина побледнела. Ей стало нехорошо, рука, опиравшаяся на руку лорда Гуда, судорожно сжалась. Казалось, она вот-вот упадет без чувств. Благородный дворянин протянул ей собственный билет.
– Вот вам мое приглашение, мадам… Но Вашему Величеству придется пройти в церковь в одиночестве.
Каролина посмотрела на жалкую картонку. Были слышны пение хора, звуки органа… Здесь, за пределами храма, обстановка была еще более торжественной, здесь в еще большей степени ощущалось благословение господне, чем там, где коленопреклоненный негодяй ожидал миропомазания… Каролина знала, что ей недолго осталось ждать того времени, когда она предстанет перед самим господом. И она легонько оттолкнула картонку. Все суета сует.
– Нет, лорд Гуд! Я благодарю вас, но… но я никогда не позволю себе приступом брать двери дома господня! А главное – я не хочу скандала…
Она с большим достоинством подошла к своей карете и поднялась по ступенькам. Приехала домой. И тут же легла, чтобы больше уже не встать никогда. Она прожила еще пять недель в чудовищных страданиях, окруженная несколькими верными друзьями. 7 августа над Лондоном разразился ураган, такой страшный, что внезапно распахнулись все окна комнаты, где Каролина металась в агонии. Словно дождавшись своего часа, она испустила последний вздох точно в тот момент, когда буря ворвалась в ее спальню.
Можно было надеяться, что величие смерти супруги подтолкнет наконец Георга к поступку, исполненному простой вежливости. Но нет! Жирный венценосец ухитрился даже здесь проявить редкую низость. Он постарался укрыть от людских глаз траурный кортеж, целью которого был берег Темзы. Здесь останки королевы должны были быть погружены на корабль и доставлены на родину, в Брауншвейг. Король отдал приказ, согласно которому печальный эскорт, включавший в себя тринадцать карет, кавалерийские подразделения, пажей и герольдмейстера Англии, должен был проследовать окольной дорогой, далеко огибавшей центр города.
Но в этой грустной церемонии последнее слово осталось за населением английской столицы. В течение всей ночи на пути, предписанном Георгом, воздвигались баррикады. Хорошо зная своего короля, лондонцы бдительно охраняли эти сооружения. На рассвете, обезумев от злости, король послал войска, приказав кавалерии атаковать их. Но народ держался стойко. И когда появился катафалк с буквами «C.R.» (Carolina Regina) и гербом Англии, народ вставал на колени вдоль всего положенного по закону для покойной королевы пути по центру Лондона. Звонили колокола всех церквей, прозвучали пушечные выстрелы.
На гроб была прикреплена серебряная пластинка, на которой были выгравированы следующие слова: «Каролина, оскорбленная королева Англии».
Пушки эскадры приняли эстафету, когда корабль стал медленно спускаться по Темзе, проплывая мимо больших судов с приспущенными в знак траура флагами. В конце путешествия прах Каролины ожидала родная земля, которую несчастная женщина покинула ради одних страданий. Такое признание народа Англии стоило куда больше, чем ничтожная церемония в Вестминстерском аббатстве.
Девять лет спустя, в 1830 году, умер Георг IV. Но его похороны были лишены того трагического величия, каким отличался траурный церемониал Каролины. Лондонцы только что не ликовали. В толпе распространялось множество сатирических книжек, в которых рассказывалось о недостойной жизни и скандальных любовных похождениях покойного монарха. Сочинили для него и эпитафию, которая в полной мере раскрывала ту «нежность», которую проявляли по отношению к королю его подданные.
Коронация принца — регента Георга Четвертого и смерть его супруги Каролины Брауншвейгской
Георг IV — старший сын Георга III, возглавлял английский престол с 1811 года, с тех самых пор как его отец Георг III был объявлен недееспособным в связи с психическим заболеванием —
Годы 1811-1821 вошли в историю как эпоха Регентства.
19 июля 1821 года жители Лондона стали свидетелями самой пышной церемонии, которая когда-либо проходила в Англии – коронации Георга IV.
Чуть позже вы сможете подкорректировать свой ответ, а пока читаем дальше.
Туго зашнурованный, чтобы по возможности не выставлять напоказ свое огромное тело, новый король тяжело шел по проходу Вестминстерского Аббатства, лицо его покраснело и покрылось капельками пота. За ним медленно ползла его темно-красная мантия, украшенная золотыми звездами общей стоимостью 24 тысячи английских фунтов стерлингов.
Дойдя до алтаря, Георг принял долгожданную корону Чарльза II, блестевшую двенадцатью тысячами алмазов. В тот же момент музыка рассыпавшись по всем уголкам собора, пробудила к жизни сладкоголосый хор. Король тяжело вздохнул. Двадцать лет он ждал этого события и вот оно свершилось. Довольная улыбка заиграла на его лице: несомненно размах этого мероприятия превзошел по своей помпезности даже коронацию Наполеона. Не шутка ли 250.000 фунтов стерлингов обошлась она казне, зато платье французского императора было скопировано с точностью до мельчайших деталей.
Снаружи были слышны крики: «Да здравствует король!». Георг не мог сосредоточиться, казалось он забыл, что является главным виновником торжества и вел себя несколько неприлично кивая, подмигивая и строя глазки одной из придворных дам. Ужимки его королевского высочества, согнувшегося под грузом своего пышного одеяния и своих 60 лет, были неуместны и отвратительны. Король медленно двинулся в обратный путь мимо своих склоненных подданных и, наконец, показался в дверях собора. Собравшаяся толпа ахнула. Прошло несколько минут и, придя в себя от всей этой неслыханной роскоши, люди разразились приветственными возгласами. Как давно они не видели вживую своего короля.
Король Георг III, отец и предшественник короля Георга IV, был объявлен безумным и находился в заточении в одной из комнат Виндзорского дворца в течение долгих 7 лет.
Одно омрачало мысли короля, он все еще был женат. Никак не получалось у него избавиться от ненавистной Каролины. Интриги, сплетни, судебный процесс — и все напрасно. Свидетельства о ее измене были признаны недостаточными, однако только до тех пор пока она находится за пределами Англии. Однако не дай бог, ей вернуться на английскую землю и уж тем более начать претендовать на английский престол. Однако Каролина не привыкла отступать и узнав о кончине старого короля было намерена вернуться в Англию.
Со времен Вильгельма Завоевателя не было такого переполоха на британской земле. Странная унылая фигура в чужеземном черном парике, высадившись на берег, уже двигалась к Лондону и, видимо, была намерена взять его штурмом. На что надеялась Каролина? На поддержку своих сторонников, которые приветствовали ее на улицах городов возгласами «Да здравствует королева»? На непопулярность Георга IV? Известная писательница Джейн Остин выразила мнение многих, когда сказала: «Я буду поддерживать ее пока смогу, потому что она Женщина и потому что я ненавижу ее мужа.»
«I shall support her as long as I can because she is a Woman, and because I hate her husband.»
Жена Короля Георга IV Каролина Брауншвейгская считалась многострадальной жертвой, тем более что народ боготворил ее умершую дочь Шарлотту.
Король Георг IV был самым непопулярным монархом Британии. Он — большой гурман, эстет, денди… Казалось бы почему? Ведь в годы его правления Британии одержала победу над Наполеоновской Францией. Экономика страны успешно развивалась. Неужели виной были его личные качества и личные проблемы: невероятное обжорство, наличие большого числа любовниц, разрыв с законной женой Каролиной Брауншвейгской, смерть его единственной законной дочери Шарлотты. Судить не нам…
Король начал принимать меры. 5 июля 1820 года по его указу был подготовлен указ, который расторгал брак между Георгом IV и Каролиной Браунгшвейгской в связи с ее изменой и, таким образом, лишал королеву права на английский престол. Однако законопроект, не получил большинство голосов в палате Общин. Королю пришлось смириться, что он не получит развод.
Да, Каролина все еще надеялась быть коронованной. Однако, согласно одному из указов, король это не должно было противоречить желанию короля. На что она надеялась, когда готовилась к коронации, заказывая себе дорогие наряды и покупая украшения. Прибыв в назначенное утро к дверям Вестминстерского Аббатства, она попыталась войти со словами: «Позвольте мне пройти, я ваша королева, я королева Британии». Однако, получив строгий приказ со стороны короля, стража преградила ее путь. Еще несколько мгновений и двери собора захлопнулись. Униженная и оскорбленная королева отправилась домой. Ее дух был сломлен. 7 августа Каролина Браунгшвейгская умерла в ужасных муках. Что явилось причиной ее смерти история умалчивает. В своем завещании она просила сделать надпись на своем гробу: «Здесь лежит Каролина Браунгшвейгская, оскорбленная английская королева». Однако ее было отказано в этом последнем слове.
з всех монархов Ганноверской династии Георг IV был, пожалуй, самым малосимпатичным и непопулярным из-за своего пьянства, распутства и мотовства. и София воспитывали своих детей в чрезвычайной строгости. Им запрещалось сидеть в присутствии взрослых, читать развлекательные книги, их приучали к труду, кормили скромно и рано укладывали спать. Неудивительно, что, едва выйдя из юношеского возраста, Георг пустился во все тяжкие. На каждую из новых любовниц он тратил по нескольку десятков тысяч фунтов. Истории о его похождениях, попав в газеты, вызвали скандал, который удалось замять лишь благодаря вмешательству отца.
В 1783 году Георг наконец избавился от родительской опеки, получив собственную резиденцию Карлтон-Хауз и 50 тысяч фунтов в год на расходы. Георг тратил их на дорогие вина, изысканные деликатесы, породистых лошадей, хорошеньких женщин, на коллекцию живописи и китайского фарфора. На одной из своих любовниц, Мэри Энн Фицгерберт он даже тайно женился в 1785 году, однако юридической силы их брак не имел, поскольку был совершён без согласия короля. Выделяемых денег Георгу постоянно не хватало, и он не вылезал из долгов, расплачиваться за которые приходилось отцу. Наконец корою это надоело, и он отказался выплачивать за сына очередной долг, если тот не женится.
Как часто бывало в королевских семьях, жених и невеста впервые увиделись незадолго до свадьбы. Каролина была чересчур проста, полновата и не очень чистоплотна. Георг к этому времени заметно располнел и обрюзг. Словом, ни один из супругов не вызывал у другого ни капли симпатии. Георг явился на церемонию бракосочетания изрядно пьяным, а первую брачную ночь проспал мертвецким сном. Этот брак вообще считается одним из самых скандальных в истории. Георг открыто менял любовниц, Каролина вроде тоже не отставала. Но благодаря браку Георгу удалось добиться от парламента увеличения ежегодно выделяемых ему средств на 65 тысяч фунтов в год. Говорят, за всё время брака супруги были близки всего один раз. Но этого хватило, чтобы Каролина забеременела и родила дочь Шарлотту. Вильгельм открыто покинул жену в 1796 году.
Королевский имбирный ликер
Изделие из: Соединенное Королевство
King’s Ginger изготовлен из дистиллята мацерированного корня имбиря и цедры лимона. Впервые он был выпущен в 1930-х годах, но был подвергнут обновлению упаковки и был повторно запущен в 2010 году, а затем снова в 2020 году.
История бренда этого ликера вращается вокруг короля Эдуарда VII, который правил с 1901 по 1910 год и, как говорят, был очень общительным парнем, который, помимо прочего, любил водить безлошадный экипаж Daimler. Легенда бренда гласит, что его врач беспокоился о здоровье Эдварда, так как он подвергался воздействию элементов в своем новом автомобиле. Таким образом, он поручил Berry Bros. & Rudd, торговцам королевским вином и спиртными напитками, разработать ликер, чтобы согреть Его Величество.В 1903 году король Эдуард VII предоставил Berry Bros. свой первый Королевский ордер.
История Berry Bros. & Rudd восходит к 1698 году, когда вдова Борн открыла свой магазин напротив Сент-Джеймсского дворца. Berry Bros. & Rudd уже более 300 лет торгует в одном помещении на улице Сент-Джеймс, 3 и является старейшим торговцем вином и спиртными напитками в Великобритании и, возможно, в мире. Компания остается семейной и управляется.
В период с 2010 по 2019 год ликер King’s Ginger содержал 41% алк./ т. и был сделан Де Кайпер в Нидерландах. Ситуация изменилась с перезапуском в 2020 году, когда крепость алкоголя снизилась до 29,9%, а производство вернулось в Великобританию.
Обзор и дегустация
Дата выборки 25.06.2021
Внешний вид:
Новый розлив: Прозрачный, очень бледно-соломенно-желтый. [Старое: Прозрачный золотистый янтарь.]
Аромат:
Новый розлив: острый кристаллизованный имбирь и свежий корень имбиря с пикантным лимоном. [Старое: кристаллизованный имбирь, имбирный пряник, пикантный лайм и мармелад из горького апельсина — возможно, немного более цитрусовый, чем имбирь.]
Вкус:
Новый розлив: Напористая тепловая атака имбиря — больше пряностей, чем вкуса, с преобладанием ноток лимона. [Старое: Сиропный, огненно-острый имбирь, гвоздика и крепкая специя черного перца, только частично прирученная путем разглаживания акациевого меда с гарниром из пикантного лайма и апельсина.]
Послевкусие:
Новый розлив: очень долгое и мощное тепло имбиря — достаточно, чтобы согреть королевские моллюски! [Старый: очень продолжительное тепло и долго цукаты из имбиря.]
Всего:
Сироповидная сладость была противопоставлена 41% -ному алкоголю, огненному имбирю и пикантным цитрусовым в старинном ликере King’s Ginger. Он обладает мощным имбирным жаром, но с ароматом и балансом.Он был немного чрезмерно алкогольным, и снижение до 30% кажется разумным, но спиртосодержащий спирт был заменен огненным имбирем с округлыми медовыми нотами прежнего розлива в бутылки, к сожалению, утерянного. Тем не менее, новая бутылка очень привлекательна, как старинный драгоценный камень, обнаруженный при рытье участка. Осторожно, стакан желтый, но ликер внутри почти кристально чистый. Бывший розлив был отмечен 5+ знаком качества Difford’s Guide из пяти.
Присоединяйтесь к обсуждению
… комментарий (ы) к King’s Ginger Liqueur
Самый последний
Вы сообщаете о следующем комментарии:
Причина сообщения:
Отчет Отмена
часто задаваемых вопросов — The King’s Ginger
Почему был создан The King’s Ginger?
Король Эдуард VII будет бесконечно водить свой любимый Даймлер в любую погоду.В 1903 году королевский врач забеспокоился о здоровье монарха.
Итак, он обратился к братьям Берри и Радду за решением — ликером, который согреет и оживит Его Величество. Созданный из имбиря (веками славившегося своими лечебными свойствами), родился Королевский имбирь.
Всегда ли рецепт оставался неизменным с самого начала?
Нет. Мы постоянно стремимся улучшать продукты, которые мы предлагаем нашим клиентам, по мере того, как мы и наши поставщики улучшаем качество нашей продукции и ноу-хау.Итак, в то время как King’s Ginger всегда был ликером с ярко выраженным вкусом имбиря, реальный рецепт менялся с 1903 года. Владелец рецепта — Berry Bros & Rudd Ltd.
Где производится жидкость King’s Ginger?
Королевский имбирь на протяжении многих лет производился в разных местах, например Франция в 1930-е годы и до недавнего времени в Голландии. King’s Ginger — это типично английский продукт с богатой английской историей, поэтому мы недавно вернули производство жидких продуктов в Великобританию.
Изменилась ли формула жидкости с новой бутылкой?
Да, хотя это остается ликером, приправленным имбирем и лимоном. Мы вернули производство в Великобританию из Голландии, как это было впервые в 1903 году. Однако в рецепте было повышено содержание имбиря, чтобы получить больше того, что лучше всего делает King’s Ginger. Это усиливает свежесть и лучше дополняет вкус имбиря. Отзывы как потребителей, так и торговых представителей говорят о том, что это универсально одобренное усовершенствование, недавно получившее золотую медаль 2021 года на конкурсе San Francisco World Spirits Competition.
Какие вкусовые качества у Королевского имбиря?
Цвет: Сено и солома, насыщенный золотистый сироп.
Нос: это, несомненно, имбирь — облако свежего натурального имбиря со слабой аурой пикантного лимона быстро соблазняет первый глоток.
Вкус: Начальный поток сладости имбирного сиропа мягко прерывается оттенком свежего имбиря и легким и нежным подъемом лимона и цитрусовых. Теплый, сытный и большой длины.
Могу ли я приобрести 41% версию?
В настоящее время не планируется производить версию жидкости крепостью 41%.
Можно ли перерабатывать бутылку?
Да. King’s Ginger — это бренд, уходящий корнями в наследие, и величайшее наследие, которое мы должны передать поколениям, — это устойчивое будущее. Мы вносим свой вклад, начиная с производства полностью перерабатываемых бутылок.
Королевский имбирный ликер от Berry Brothers & Rudd
Вы обязаны оплатить все применимые тарифы и налог с продаж при получении.
Фьючерсные заявки
- Необходимая минимальная покупка — 6 бутылок на единицу.
- Вы не будете платить, пока ваш заказ не будет подтвержден. Пожалуйста, подождите один рабочий день для подтверждения.
- После подтверждения вы платите за вино и все применимые местные налоги на алкоголь.
- Вы несете ответственность за уплату тарифов, пошлин и / или налогов с продаж, действующих на момент выдачи вам вина.
- Заказ фьючерсов вместе с доступными в настоящее время элементами приведет к 2 отдельным заказам и 2 отдельным платежам с вашей кредитной карты.
Фьючерсная политика
Вы платите за вина по фьючерсному заказу, плюс любые местные налоги на алкоголь, во время подтверждения заказа.Во время получения вы несете ответственность за любые расходы, выставленные Binny’s Beverage Depot, которые превышают предоплаченную цену вина и могут включать в себя тарифы, пошлины, налоги с продаж и / или расходы на доставку и страхование.
Минимальный заказ на Wine Futures — 6 бутылок на единицу. Вы получите уведомление по электронной почте о том, что мы получили ваш запрос на заказ. На следующий рабочий день вы получите электронное письмо с подтверждением наличия количества по вашему запросу.
Мы оставляем за собой право ограничивать количество вина, заказываемого по запросу на фьючерс.
Когда ваше вино прибудет, мы свяжемся с вами, чтобы договориться о доставке или доставке. Если мы не сможем связаться с вами в течение 90 дней с момента получения вашего вина, мы оставляем за собой право утилизировать вино и возместить первоначальную цену, которую вы заплатили, за вычетом 20% платы за обслуживание.
В связи с редкостью этих вин мы просим застраховать отгруженные заказы. Доставка включает страховку до 100 долларов. Текущие страховые ставки после первых 100 долларов составляют 80 центов за 100 долларов стоимости. Обязательные тарифы, пошлины, налоги с продаж, а также сборы за доставку и страхование оцениваются по применимым ставкам на момент отправки вина вам.Вина отправляются в устойчивой к повреждениям таре, предназначенной для транспортировки винных бутылок. Если вы хотите получить оригинальные деревянные ящики, их можно отправить отдельно через ИБП за дополнительную плату.
Политика отмены фьючерсных ордеров
Комиссия не взимается, если оплаченный заказ отменяется в течение 30 дней. Если заказ на винный фьючерс отменен более чем через 30 дней после оплаты, из вашего возмещения будет вычтена плата за обслуживание в размере 20%.
Королевский имбирный ликер: Купить
Сделанный специально для короля Эдуарда VII, этот ликер получил 94 балла от журнала Tasting Panel Magazine .
Летом 1903 года короля Эдуарда VII часто можно было встретить в поездке по английской сельской местности в его безлошадном экипаже — Daimler без верха. В то время король только недавно взошел на престол. Его мать, королева Виктория, правила Соединенным Королевством более 63 лет — дольше, чем любой британский монарх, кроме нынешней королевы, и второе по продолжительности правление среди женщин-монархов в истории.К тому времени, когда Эдвард взошел на трон, ему было 62 года, и его врач опасался воздействия холодного и влажного воздуха на Его Величество во время его утренних поездок.В результате его врач посетил Berry Bros. and Rudd, старейшего и самого престижного британского торговца вином и спиртными напитками (он был основан в 1698 году). Вместе с братьями Берри доктор начал экспериментировать с духами, которыми король мог наслаждаться во время вождения, чтобы согреть его и побудить. В конце концов, Королевский доктор и братья Берри остановились на рецепте Королевского имбиря.
«Когда это только началось, это было исключительно для знати», — говорит Дэвид Кинг, директор по маркетингу и стратегии Berry Bros.Сегодня рецепт Королевского имбиря требует мацерированных корней имбиря и лимонного масла, которые вместе с зернами перегоняют в кастрюле. После дистилляции в ликер добавляют односолодовый шотландский виски, чтобы сбалансировать вкус цитрусовых и имбиря.
Ликер «Королевский имбирь» обладает согревающим ароматом имбиря, лимона и кленового сиропа. На языке имбирь более изысканный, чем указывает аромат, и немного мягче, чем резкий. Имбирь медленно сменяется нотками цитрусовых и меда и возвращается в долгом, стойком послевкусии.
The King’s Ginger получил 94 балла от журнала Tasting Panel Magazine и золотую медаль на конкурсе Института дегустации напитков в 2011 году. Возьмите бутылку и попробуйте коктейль сегодня!
| Проба | 82 Проба (крепость 41%) |
|---|---|
| Название дистиллятора / разливщика | Berry Bros. |
| Размер | 750 мл |
Аромат цитрусовых и имбиря на носу.Начальный вкус имеет мягкий, нежный имбирный привкус — более мягкий, чем ожидалось. Имбирь постепенно тускнеет до оттенков цитрусовых и меда и возвращается в долгом, стойком послевкусии.
Этот продукт доступен в: AZ, CA, CO, CT, DC, FL, IL, IN, KS, KY, LA, ME, MO, NV, NJ, NM, NY, NC, RI, SC, TX
К сожалению, мы не можем отправить товар на почтовые ящики и адреса APO.
Примечание: Этот товар не подходит для подарочной упаковки.
Примечание: Не подлежит возврату
Рынок заката и ликеры
- (619) 422-2001
- Sunsetnmrm @ Gmail.ком
- 985 Broadway, Chula Vista, CA 91911
- Дом
Магазин Все
Вино
По стилю
Красный
Белый
Розе и румяна
Шампанское и игристое
Десерт и портвейн
Вина прочие
от Varietal
Каберне Совиньон
Шардоне
Совиньон Блан
Красные смеси
Пино Нуар
Пино Гриджио
Роза
По стране
Франция
Италия
Испания
Германия
Аргентина
США
Новая Зеландия
По регионам
Бордо
Тоскана
Риоха
Бордовый
Долина Напа
Исследуйте
Новинки
Выбор персонала
В продаже
Все вино
По типу
Водка
Виски
Саке
Текила
Ром
Джин
Бренди
Ликер
По стране
США
Франция
Ирландия
Япония
Италия
Мексика
Исследуйте
Новинки
Выбор персонала
В продаже
Все духи
По типу
ИПА
Хард Зельцер
Эль
Светлое пиво
Пилснер
Стаут
Исследуйте
Новинки
Выбор персонала
В продаже
Все пиво
Информация о магазине
Расположение и часы работы
Уведомления
Моя учетная запись
История заказов
- Дом
Магазин Все
Вино
По стилю
Красный
Белый
Розе и румяна
Шампанское и игристое
Десерт и портвейн
Вина прочие
от Varietal
Каберне Совиньон
Шардоне
Совиньон Блан
Красные смеси
Пино Нуар
Пино Гриджио
Роза
По странам
Франция
Италия
Испания
Германия
Аргентина
США
Новая Зеландия
По регионам
Бордо
Тоскана
Риоха
Бордовый
Долина Напа
Исследуйте
Новинки
Выбор персонала
В продаже
Все вино
По типу
Водка
Виски
Саке
Текила
Ром
Джин
Бренди
Ликер
По странам
США
Франция
Ирландия
Япония
Италия
Мексика
Исследуйте
Новинки
Выбор персонала
В продаже
Все духи
По типу
ИПА
Хард Зельцер
Эль
Светлое пиво
Пилснер
Стаут
Исследуйте
Новинки
Выбор персонала
В продаже
Все пиво
Информация о магазине
Расположение и часы работы
Уведомления
Моя учетная запись
История заказов
Загрузите наше приложение
Свяжитесь с нами
- (619) 422-2001
- Sunsetnmrm @ Gmail.ком
- 985 Broadway, Chula Vista, CA 91911
Обзоры
Карта сайта Доступность Условия и положения Политика конфиденциальности Политика возврата и возврата На платформе City HiveКоролевский имбирный ликер
Королевский имбирный ликер `50 мл | 29.Крепость 9% | Нидерланды
Впервые созданный Berry Bros. & Rudd для короля Эдуарда VII в 1903 году, King’s Ginger имеет золотой цвет и восхитительно крепкий аромат. Это бодрящий и согревающий дух, объединяющий людей.
В аромате безошибочно чувствуется свежий имбирь и пикантный лимон.По вкусу, первоначальная сладость имбирного сиропа прерывается легким и нежным оттенком цитрусовых лимона. Подавать с яблочным соком или с пенициллином.
Королевский имбирь изготовлен на основе зернового спирта, лимона, имбиря, сахарного сиропа и воды. Рецепт был изменен, когда бутылка была переделана в эту красоту, хотя она осталась ликером с подчеркнуто приправленным имбирем и лимоном.
О продукте
В аромате безошибочно чувствуется свежий имбирь и пикантный лимон. По вкусу, первоначальная сладость имбирного сиропа прерывается легким и нежным оттенком цитрусовых лимона. Подавать с яблочным соком или с пенициллином.
Королевский имбирь изготовлен на основе зернового спирта, лимона, имбиря, сахарного сиропа и воды. Рецепт был изменен, когда бутылка была переделана в эту красоту, хотя она осталась ликером с подчеркнуто приправленным имбирем и лимоном.
Королевский имбирь на протяжении многих лет производился в разных местах (Франция в 1930-е годы, винокурня Dekuyper в Голландии).Владельцы Berry Bros решили вернуть производство в Великобританию, воспользовавшись помощью ликеро-водочного завода Thames.
«Королевский» датируется 1903 годом, когда королевский врач забеспокоился о здоровье монарха. Легенда гласит, что он обратился к Berry Bros за решением. Созданный из имбиря (известного своими лечебными свойствами) родился Королевский имбирь.
Возможно вам понравится
Ликер Bitter Truth Crème de Violette
Фиолетовый ликер «Горькая правда» смиренно чтит свое имя.Его темно-пурпурный туман подчеркивает неповторимый аромат этого хрупкого цветка. Полезная бутылка для коктейльного шкафа!
Ликер из бузины Горькая правда
Ликер Bitter Truth из бузины сочетает в себе характеристики пряного аперитивного вина и натурального цветочного ликера. Наслаждайтесь им охлажденным во льду в качестве аперитива, с вином или шампанским, а также в качестве аперитива…
Виски Ликер Fireball Cinnamon
Fireball — знаменитый канадский виски-ликер, который придает сладость вкусу, за которым вскоре следует пикантная корица!
Подпишитесь на нашу рассылку новостей
и получите скидку 10% на первый заказ!
Максимальная скидка 25 фунтов стерлингов, одно использование на клиента
Ликер Kings Ginger
50 мл
Назван в честь короля Георга III, который жил быстро, и его здоровье начало ухудшаться.Berry Bros. и Rudd были вызваны для решения проблемы возрождения Majesty и придумали крепкий ликер из имбиря. Свежий имбирь измельчают на мелкие кусочки, прежде чем замачивать в воде. Затем его мацерируют в нейтральном спирте в течение четырех недель, затем добавляют дистиллят лимонного масла перед розливом в бутылки. Чтобы оценить его самостоятельно, коктейли или лонг-дринки.
Назван в честь короля Георга III, который жил быстро, и его здоровье начало ухудшаться.Berry Bros. и Rudd были вызваны для решения проблемы возрождения Majesty и придумали крепкий ликер из имбиря. Свежий имбирь измельчают на мелкие кусочки, прежде чем замачивать в воде. Затем его мацерируют в нейтральном спирте в течение четырех недель, затем добавляют дистиллят лимонного масла перед розливом в бутылки. Чтобы оценить его самостоятельно, коктейли или лонг-дринки.
| Дегустационные заметки производителя | |
| Ароматизаторы (без воды) | Мгновенно согревающий аромат имбиря, пикантного лимона, шербета и золотистого сиропа. |
| Вкус (без воды) | Начальная сладость, затем имбирно-лимонный пирог. Восхитительно сытное и согревающее ощущение во рту. |
| Информационный бюллетень | |
| Жидкость | 50cl |
| Спирт% | 41% |
Теги: Короли, Имбирь, Ликер, Имбирный ликер,
.