Стоит ли читать «Шум времени» Джулиана Барнса?
Все за 5 минут
Стоит ли читать «Шум времени» Джулиана Барнса?
Игорь Кириенков
2 сентября 2016 01:27
В издательстве «Азбука» выходит «Шум времени» — новый роман выдающегося британского прозаика Джулиана Барнса, посвященный Дмитрию Шостаковичу. «Афиша Daily» рассказывает об авторе и его книге и объясняет, заслуживает ли она вашего внимания.
Кто это написал
Обладатель некогда довольно легкомысленной — франкофил, кулинар, стилист-пересмешник — литературной репутации, Барнс-2016 — один из самых респектабельных англоязычных писателей в мире: при нем и «Букер», и премия Коста. «Шум времени» — его первый роман после пятилетнего перерыва. Впрочем, паузу, взятую автором после «Предчувствия конца», едва ли можно назвать холостой: за это время вышли сложноустроенный триптих «Уровни жизни» и сборник искусствоведческих эссе «Keeping an Eye Open» — принятые с неизменным восторгом.
О чем книга
Формально — прихотливо, на манер соркинского «Стива Джобса» (сходство, безусловно, случайное), организованная биография великого советского композитора Дмитрия Шостаковича: его труды и дни, спрессованные в три обширных внутренних монолога.
По сути — антитоталитарный роман-опера, где авторские соображения об искусстве и свободе одолжены заведомо негероической фигуре. Шостакович Барнса менее всего напоминает борца с деспотией или, напротив, коллаборациониста с выпирающим из кармана кукишем: слегка смещая акценты, он мог бы повторить за Пастернаком слова о том, что «цель творчества — самоотдача» и только потом — политика, полемика, пикировка.
Зачем это читать
Затем, что это по-настоящему большая, грациозно ступающая литература. Лавируя между общими местами о советской эпохе и культуре, Барнс сочинил книгу, которая кажется невесомой и веской разом: темы и мотивы располагаются внутри текста почти впритирку (тронешь — повалятся), но при первом чтении это почти незаметно; флоберовская, словом, выучка. Баланс между синтактикой и семантикой, формой и содержанием, стилем и смыслом — сложнейшая, может быть, составляющая писательского ремесла — с годами дается автору все легче, точно между этими понятиями нет никакой разницы.
К тому же русское издание «Шума времени» снабжено впечатляющим реальным комментарием переводчицы Елены Петровой: по нему видно, что Барнс опирался не только на волковское «Свидетельство».
На что это похоже
«Защита Лужина» Владимира Набокова
В отличие от романа о Шостаковиче чистый фикшн, лишь по касательной задевающий обстоятельства жизни гениального шахматиста Алехина: первое в подлинном смысле набоковское произведение — структурно, тематически, метафизически. «Защита Лужина» напоминает «Шум времени» скорее скромным объемом, чем обилием пиротехники: и о художниках Барнс пишет, избегая сколь-нибудь ярких — в тетрадку не выпишешь — тропов.
Скачать
Литрес
Читать
Bookmate
«Доктор Фаустус» Томаса Манна
Итоговая вещь немецкого модернизма — и самая резкая ему отповедь. Главный герой романа — композитор Адриан Леверкюн (частично списанный с Шенберга), как и его литературный предшественник, заключает сделку с дьяволом — с той разницей, что в этот раз жертвой договора стала ни много ни мало европейская цивилизация.
Недвусмысленно увязывая фаустианский дух и фашизм, Манн тоже пытается обнаружить соотношение между искусством и властью — и чудовищные последствия их возможного симбиоза.
Скачать
Литрес
Читать
Bookmate
«Аномалия Камлаева» Сергея Самсонова
Вот уж действительно — аномалия: вторая книга 27-летнего выпускника Литинститута — и сразу претензия на общую полку с «Лужиным» с «Фаустусом». В момент выхода «Камлаева», пожалуй, перехвалили, но вместе с тем это едва ли не самая убедительная беллетристика о творце и музыке, вышедшая на русском языке за последние десять лет.
Читать
Bookmate
Издательство
«Азбука», «Азбука-Аттикус», 2016, Петербург, пер. Е.Петровой
Читать
Bookmate
расскажите друзьям
теги
романы про РоссиюАзбукаШум времени
люди
Стив ДжобсВладимир НабоковСергей СамсоновТомас МаннДмитрий ШостаковичДжулиан БарнсЕлена Петрова
«ШУМ» И «МУЗЫКА» В РОМАНЕ ДЖ.
БАРНСА «ШУМ ВРЕМЕНИ» | ТеличкоГлавная > Том 2, № 4 (2017) > Теличко
«ШУМ» И «МУЗЫКА» В РОМАНЕ ДЖ. БАРНСА «ШУМ ВРЕМЕНИ»
Татьяна Георгиевна Теличко
Аннотация
Аннотация. В статье исследуются особенности функционирования ключевой метафоры романа Дж. Барнса «Шум времени», вынесенной в заглавие и отсылающей к одноименному произведению О. Мандельштама. Интертекстуальный анализ романа позволяет выявить линии схождения и расхождения «шума времени» Барнса со «звуковым» образом эпохи в творчестве Мандельштама. Одно из различий связано с характером оппозиции «шум – музыка», снятой у Мандельштама и отчетливо обозначенной у Барнса. Основной конфликт в романе («художник – власть») реализуется через противопоставление «шуму времени» музыки, понимаемой автором в рафинированном, «освобожденном» от жизни виде, что в немалой степени обусловлено национальной ментальностью английского писателя. Эстетическая доминанта, рационализм, общий иронический тон повествования закономерно связывают роман Барнса с английским национальным характером и одновременно обеспечивают специфику рецепции России как «другого».
Ключевые слова: Джулиан Барнс, современная английская литература, метафора «шум времени», оппозиция «шум – музыка», английскость, национальная ментальность, интертекстуальность.
DOI 10.23683/2415-8852-2017-4-94-105
Цитировать:
Теличко Т.Г. «Шум» и «музыка» в романе Дж. Барнса «Шум времени» // Практики и интерпретации: журнал филологических, образовательных и культурных исследований. 2017. Т. 2, № 4. С. 94‒105.
Полный текст:
PDFЛитература
Апухтин, А.Н. Мухи // Русская поэзия XIX – начала XX в. М.: Худож. лит., 1987.
Барнс, Дж. Шум времени: роман / Джулиан Барнс; пер. с англ. Е. Петровой. М.: Иностранка, Азбука-Аттикус, 2017.
Красавченко, Т.Н. Джулиан Барнс к своему семидесятилетию: роман о Дмитрии Шостаковиче (реферативный обзор) // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Серия 7: Литературоведение. Реферативный журнал.
М.: Институт научной информации по общественным наукам (РАН), 2016. № 3. С.194–204.
Мандельштам, О.Э. Собр. соч. В 4 тт. Т. 2. М.: ТЕРРА, 1991.
Межиров, А. Музыка [Электронный ресурс] / А. Межиров. URL: http://rupoem.ru/ mezhirov (дата обращения: 20.11.2017).
Попова-Бондаренко, И.А. Концепты «Шостакович» и «страна» в стихотворении А. Межирова «Музыка» (методический аспект) // Музыка и искусство: сб. науч. статей. Донецк: Донецкая государственная музыкальная академия имени С.С. Прокофьева, 2017. Вып. 16. С. 96–103.
Теличко, Т.Г. «Фантазии на русские темы» в английской литературе начала XX века // Россия в литературе Запада: Коллективная монография / Отв. ред. В.П. Трыков. М.: МПГУ, 2017. С. 148–163.
Barnes, J. (2016). The noise of time. London: Penguin Random House.
References
Apukhtin, A.N. (1987). Mukhi [Flies]. In Russkaya poeziya XIX – nachala XX v. [Russian poetry of XIX – early XX century]. Moscow: Khudozhestvennaya literatura.
Barnes, J.
(2016). The noise of time. London: Penguin Random House.
Barnes, J. (2017). Shum vremeni [The Noise of time] (Trans. E. Petrova). Moscow: Inostranka, Azbuka-Attikus.
Krasavchenko, T.N. (2016). Dzhulian Barns k svoyemu semidesyatiletiyu: roman o Dmitrii Shostakoviche (referativnyy obzor) [Julian Barnes to his seventieth birthday: the novel about Dmitri Shostakovich (abstracts review)]. Sotsial’nyye i gumanitarnyye nauki. Otechestvennaya i zarubezhnaya literatura. Seriya 7: Literaturovedeniye. Referativnyy zhurnal [Social Studies and Humanities. Russian and Foreign Literature. 7. Literary Studies]. Moscow: Institut nauchnoy informatsii po obshchestvennym naukam (RAN), 3, 194–204.
Mandel’shtam, O.E. (1991). Sobraniye sochineniy v chetyrekh tomakh [Collected works in 4 volumes] (Vol. 2). Moscow: TERRA.
Mezhirov, A. Muzyka [Music] Retrieved from: http://rupoem.ru/mezhirov (date of access: 20.11.2017).
Popova-Bondarenko, I.A. (2017). Kontsepty «Shostakovich» i «strana» v stikhotvorenii A.
Mezhirova «Muzyka» (metodicheskiy aspekt) [Concepts Shostakovich and country in A. Mezhirov’s poem Music (methodical aspect)]. In Muzyka i iskusstvo: sbornik nauchnykh statey [Music and art: collection of articles]. Donetsk: Donetskaya gosudarstvennaya muzykal’naya akademiya imeni S.S. Prokof’yeva [Donetsk State Music Academy named after S.S. Prokofyev], 16, 96–103.
Telichko, T.G. (2017). «Fantazii na russkiye temy» v angliyskoy literature nachala XX veka [«Fantasies in the Russian manner» in English literature of the early XX century]. In V.P. Trykov (Ed.), Rossiya v literature Zapada: Kollektivnaya monografiya [Russia in Western literature: multi-authored monograph]. Moscow: MPGU, 148–163.
Ссылки
- На текущий момент ссылки отсутствуют.
(c) 2018 Татьяна Георгиевна Теличко
ISSN 2415-8852
Свидетельство о регистрации СМИ Эл № ФС77-62683 от 10 августа 2015 г.
Регистрирующий орган: Федеральная служба по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)
УЧРЕДИТЕЛЬ: ФГАОУ ВО «Южный федеральный университет».
344006, г. Ростов-на-Дону, ул. Большая Садовая, 105/42,
тел. +7 (863) 218-40-00 E-mail: [email protected]
Адрес редакции: 344006, г. Ростов-на-Дону, пер. Университетский, 93, к. 8, тел. +7(903) 43-12-321
e-mail: [email protected]
Произведения доступны по лицензии
Creative Commons «Attribution» («Атрибуция») 4.0 Всемирная.
Обзор «Шума времени» — шедевр Джулиана Барнса | Джулиан Барнс
Последний роман Джулиана Барнса, получивший Букеровскую премию Чувство конца (2011), ведет тонкий и продолжительный диалог с книгой, чье название было украдено, блестящей работой Фрэнка Кермода 1967 года по теории нарратива, также называемой Ощущение конца . Последняя книга Барнса, Шум времени , заимствовала свое название из мемуаров Осипа Мандельштама, и снова более ранняя работа проливает интересный свет на проект Барнса. Мандлештам был одним из самых откровенных критиков Сталина, его судьба была решена словами его 1933 Сталинская эпиграмма.
Он был сослан во время Большого террора и умер в пересыльном лагере во Владивостоке в 1938 году. Сюжет Шум во времени — не храбрый, обреченный Мандельштам, а более редкий гений, чье искусство продолжало процветать, несмотря на гнетущие внимание советской власти: Дмитрий Шостакович.
Шум Времени первоначально кажется последним дополнением к гибридной литературной форме, с которой мы все более знакомы – вымышленной биографии. Недавние примеры варьируются от 9 Колма Тойбина.0003 Мастер (которая представила подавленного и несчастного Генри Джеймса) к прекрасной мисс Эмили Нуалы О’Коннор (которая подарила нам своенравную и измученную Эмили Дикинсон). Однако, как и во всех великих романах — и не заблуждайтесь, это великий роман, шедевр Барнса, — частные и интимные подробности рассматриваемой жизни порождают вопросы универсального значения: действие силы на искусство, пределы мужества и выносливость, иногда невыносимые требования личной неприкосновенности и совести.
Этот роман, как и его предшественник, дает нам всю широту жизни на страницах тонкой книги, написанной в интимно близком третьем лице. Читатель посещает композитора в течение трех критических моментов его жизни, десятилетия между ними пропущены с необычайным щегольством, бравурным исполнением максимы Итало Кальвино о том, что «время не занимает времени в истории». Впервые мы встречаем Шостаковича как «человека, стоящего у лифта, у его ног небольшой портсигар с сигаретами, бельем и зубным порошком; стоит там и ждет, чтобы его увезли». Проклятый 9В редакционной статье «Правды » № 0003, написанной, вероятно, Сталиным, « Леди Макбет Мценского уезда № » композитора осудили как «аполитичную и запутанную», потому что она «раздражала извращенный вкус буржуазии своей суетливой, невротической музыкой». Шостакович ждет своего первого «Разговора с властью» — допроса в НКВД — и, предположительно, ссылки или того хуже.
Читатель посещает композитора в течение трех критических моментов его жизни, десятилетия между которыми пропущены с щегольством
Наша следующая встреча с Шостаковичем произошла после войны, во время пропагандистского турне по США.
Его визит вызван его вторым «Разговором с властью», на этот раз телефонным звонком самого Сталина, который напоминает аналогичный звонок в « жизни и судьбе » Василия Гроссмана (роман, перекликающийся с «Шум времени »). Восстановленный в хороших книгах партии успехом его патриотической «Ленинградской» симфонии, Шостакович произносит серию речей, осуждающих его собственное творчество и, в частности, Стравинского, которого он любит и которым восхищается. Он читает свою речь «монотонным бормотанием», надеясь, что слова будут восприняты за то, что они есть, — за диктовку государства. Однако в аудитории присутствует Николай Набоков (двоюродный брат Владимира, находящийся на содержании ЦРУ), который вынуждает Шостаковича подтвердить свою поддержку взглядов Жданова, человека, «преследовавшего его с 1936, который запрещал его, высмеивал и угрожал ему, который сравнивал его музыку с музыкой дорожной дрели и передвижной газовой камеры». Это момент унизительного, мучительного унижения для композитора.
Третья часть романа дает нам пожилого Шостаковича, сидящего на заднем сиденье машины с шофером, ожесточенного неиссякаемыми требованиями партии, даже теперь, когда сталинские терроры уступили место царствованию «Никиты Великого». Кукурузный початок». Шостакович характеризует себя как горбатого, «морально, духовно», человека сломленного телом и духом: «Он не мог жить с самим собой. Это была просто фраза, но точная. Под давлением Силы «я» трескается и расщепляется». Мы являемся свидетелями его «последнего, самого разорительного Разговора с Властью», когда маслянистый чиновник Поспелов заставляет его вступить в партию и занять вполне лояльное место, как председатель Союза композиторов Российской Федерации. Шостакович лаконично определяет свою самую большую ошибку: «Он слишком долго жил».
Примерно в середине романа есть отрывок, работающий как некое обращение к читателю, а также утверждение о том, что это за книга: «Были те, кто понимали немного лучше, кто поддерживал вас, и все же в то же время были разочарованы в вас.
Кто не понял одного простого факта о Советском Союзе: здесь нельзя было говорить правду и жить. Кто вообразил, что они знают, как действует Сила, и хотят, чтобы вы боролись с ней так, как, по их мнению, они поступили бы на вашем месте. Другими словами, они хотели твоей крови. Здесь мы чувствуем призрак Осипа Мандельштама, дающий героическое видение того, что могло бы быть для Шостаковича – ранней смертью, восхваляемой некоторыми, но забытой большинством. Вместо этого мы получаем старика, штампующего напыщенную, высокопарную музыку для публики и сочиняющего свои шедевры — свои поздние струнные квартеты — в частном порядке, при этом зная, что «музыка не похожа на китайские яйца: она не улучшается, если ее держать в подполье в течение годы и годы».
На протяжении Шум времени я продолжал думать о Дж. М. Кутзи (не о писателе, с которым я раньше связывал бы Барнса). Наиболее явно недооцененная Кутзее вымышленная биография Достоевского, Хозяин Петербурга , но чаще и интереснее Позор . В этом романе герою Давиду Лурье в начале книги предлагается легкий выход из безвкусной ловушки; вместо этого, движимый упрямым чувством личной целостности, он подвергает себя невыразимым лишениям до экстраординарного, квазирелигиозного финала романа.
Шостакович, как и Лурье, понимает, что его терзания имеют древние корни: «Он хорошо знал свою Библию. Итак, он был знаком с понятием греха; также с его общественным механизмом. Обида, решение священника по этому поводу, акт раскаяния, прощение. Хотя бывали случаи, когда грех был слишком велик, и даже священник не мог его простить». Каждое утро вместо молитвы он читает про себя стихотворение Евтушенко: «Но время имеет способ показать / Самые упрямые — самые умные… Поэтому я буду продолжать свою карьеру / Стараясь не заниматься ею».
Болезнь композитора, увядание его духа, его надежда на то, что «смерть освободит его музыку… от его жизни» – Барнс представляет последнюю нисходящую спираль Шостаковича с какой-то безжалостной неизбежностью (а неизбежность есть, как отмечает Сьюзен Снайдер говорит, сигнальная нота трагедии). Алексей Толстой писал в «Правде » Пятой симфонии Шостаковича: «Здесь личность погружается в великую эпоху, которая ее окружает, и начинает резонировать с эпохой». Барнс совершил аналогичный подвиг с периодом истории и местом, которые, несмотря на их удаленность, представлены в изысканных, интимных деталях. Он дал нам сильно трогательный роман, сжатый шедевр, в котором прослеживается пожизненная битва совести одного человека, искусства одного человека с невыносимыми потребностями тоталитаризма.
«Шум времени» опубликован Джонатаном Кейпом (14,99 фунтов стерлингов). Нажмите здесь, чтобы купить за 11,99 фунтов стерлингов. Джулиан Барнс выступит на мероприятии Guardian Live в Islington Assembly Hall в Лондоне 16 марта; посетите Guardian Members для получения дополнительной информации.
«Шум времени» Джулиана Барнса : NPR
, и оплакивает потери, когда тираны пытаются контролировать искусство. Обзор
Отзывы о книге
Какую роль должно играть искусство в обществе и кто об этом скажет? Это всего лишь два вопроса, над которыми Джулиан Барнс размышляет в своем тонком, но отнюдь не легком новом романе, в котором рассказывается о невзгодах русского композитора Дмитрия Шостаковича в течение десятилетий его пребывания под гнетом Сталина и Хрущева. Как и его лауреат Букеровской премии The Sense of An End
(2011), The Noise of Time — еще один блестящий провокатор, исследующий цену компромисса и то, сколько конфронтации и уступок может выдержать человек и его совесть. Барнс, которого называют «хамелеоном британской литературы» за необычайную универсальность его произведений, направляет мысли невротического, встревоженного Шостаковича через внутреннюю точку зрения от третьего лица. Его повествование, столь же элегантно построенное, как концерт в трех частях, дополненный звучной увертюрой и кодой, улавливает напряжение прирожденного русского пессимиста, вынужденного следовать советскому оптимистическому курсу как в своей музыке, так и в публичных заявлениях, которые он был вынужден подписывать как свою собственный. В значительной степени симпатичный портрет романа подрывает критику капитуляции композитора перед властью, показывая человека, чье самоуничижение было более резким, чем у его недоброжелателей. Но в свою защиту он также напоминает наивным западникам «один простой факт о Советском Союзе: здесь нельзя было говорить правду и жить».
Медитации Шостаковича подчеркивают смехотворный идиотизм тиранов и их приспешников, устроивших «огромный список маленьких фарсов, составивших огромную трагедию». После его оперы «Леди Макбет Мценского уезда » в 1936 году на первой полосе «Правды » было разоблачено как «Сумбур вместо музыки» и он был объявлен «врагом народа» — фактически смертный приговор во время Большого террора — Композитор каждую ночь ждал полностью одетый, с упакованными сумками, у лифта своего дома, чтобы, если его увезет НКВД, его жена и маленькая дочь не побеспокоились. Это сцена, пропитанная одновременно ужасом и абсурдом.
«Шум времени» — еще один блестящий провокатор для размышлений, исследующий цену компромисса и то, сколько конфронтации и уступок может выдержать человек и его совесть.
Когда «говорить правду» невозможно, отмечает осажденный композитор, «ирония становится защитой себя и души, она позволяет дышать повседневностью». Барнс, не чуждый богатым возможностям иронии, неоднократно восхваляет ее, как музыкальный рефрен. «В еврейской народной музыке отчаяние маскируется под танец. Итак, маскировкой правды была ирония. Потому что ухо тирана редко настраивается на нее», — пишет он. Шостакович использовал «кричащую иронию», чтобы написать музыку, которую он хотел, между плохой музыкой к фильмам, которую он был вынужден продюсировать. Заключительные части его Пятой и Седьмой симфоний были задуманы как «издевательство над триумфом»; к счастью, власть имущие «слышали только само торжество».
Но у иронии есть свои пределы. Вынужденный вступить в Коммунистическую партию и публично осудить художников, которыми он восхищался, включая Стравинского и Солженицына, «Вы проснулись однажды утром и больше не знали, был ли ваш язык за щекой». Барнс незабываемо комментирует: «Если вы отвернетесь от иронии, она превратится в сарказм. И что в этом хорошего тогда? Сарказм был иронией, потерявшей свою душу».
Like The Sense of An End, эта книга наполнена множеством таких проницательных, цитируемых строк. Когда Шостакович напрягает указ, чтобы он был душевным и «сразу понятным и приятным для масс», он задается вопросом: «Что же было художнику, как не человеческая душа? богатых и могущественных».
Позже, чтобы проверить своих учеников на марксистско-ленинскую идеологию, Шостакович отреагировал на ленинское изречение — «Искусство принадлежит народу», — красующееся на знамени консерватории. Он ругает: «Искусство принадлежит всем и никому. Искусство принадлежит всему времени и не принадлежит времени.